Герои смутного времени

Юра моментально оценил полезность предложения, и тут же согласился. Воробьев и компания перетащили миномет в указанное место, собрали туда все мины, которые оставались еще на старой позиции, и принесли два ящика из машины.

Попов сам настроил полупрямой наводкой миномет, и опробовал прицел. Мина перелетела крышу и разорвалась где-то там сзади. Понадобилось еще две мины, чтобы крыша оказалась точно пристрелянной.

— Вот на этих установках прицела и работайте, — веско предупредил расчет лейтенант. — Сами ничего не переустанавливайте! Никакой самодеятельности! По одной мине каждые полчаса.

Юра знал, что из-за постоянно меняющихся метеоусловий мины все равно будут падать в разных местах. Но это было даже и хорошо. Угадать, куда она упадет в следующий раз, было почти невозможно.

Трупы снесли в один из блиндажей. Раненых перенесли в другой. Логвиненко выделил двух легкораненых солдат, чтобы они смотрели за ними. Николаева Попов лично отвел на позиции, и добавил:

— Вот теперь сам посидишь под пулями, которые ты духам продал!

Сержант молчал, сцепив зубы. Встретили его пехотинцы угрюмо. Его проступок, на который они еще вчера бы не обратили никакого внимания, (а предоставься такая возможность, смотри, и сами бы сделали также), сегодня выглядел в их глазах уже как настоящее преступление. Николаев попросил их дать ему закурить, но никто даже и головы не повернул.

Минут через десять блокпост снова обстреляли. Но как-то не особо активно. Рота огрызнулась, явно экономя патроны, и духи куда-то отошли.

— Мы им пока не мешаем, — сказал Логвиненко Попову, — так, побеспокоят, и отойдут. Жаль, что мы тут сидим, как в клетке. И ничего не знаем… Наступление всегда лучше обороны. Ждать и догонять — хуже нет. Бездействие разлагает, а от постоянного напряжения может крышу сорвать… И очень хочется жрать…

Да, вдобавок ко всему, есть было нечего вообще. Сухпай добили еще вчера — никто же не рассчитывал на такое страшное развитие событий. По идее, сегодня уже должны были подвезти и горячую пищу, и свежую воду. Но теперь рассчитывать ни на то, ни на другое было невозможно.

Ладно, жратва. Без пищи человек может жить месяц, так что несколько дней продержаться можно. Но вот вода… Особенно доставалось раненым. Пить им хотелось постоянно, но командиры приказали «санитарам» экономить. И вообще, предупредили всех, чтобы воду экономили, потому что взять ее негде. У личного состава началось недоумение — это как? Почему? А где помощь?

Пришлось ротному и командиру батареи собрать в одном из блиндажей что-то вроде собрания, (раньше бы такое собрание наверняка назвали комсомольским).

— В общем, — прямо рубанул ротный, — у нас тут полная жопа! Помощи не будет. Пока. Там идут тяжелые бои, прорваться к нам не могут. Мы отсюда уйти тоже без техники не можем. Перебьют по дороге всех, как куропаток. Патроны надо беречь, воду беречь, жратвы не будет. Сколько дней придется сидеть в осаде, неизвестно.

— А курить? — кто-то робко спросил из притихшей солдатской массы, которую, казалось, откровение Логвиненко придавило как бетонной плитой.

— Что, курить? — переспросил ротный. — Нечего у меня курить для вас. Одна хорошая новость — заодно и курить бросите.

Никто не засмеялся. Лица были серые, унылые.

— Хватит дохнуть! — крикнул Логвиненко. — Будем сражаться, и отобьемся. Нам в атаку не ходить. Отсидимся. Только патроны экономьте — а то придется прикладами отбиваться. Все, давайте по местам. А то что-то давно никто в нас не стрелял!

Попов отправился вместе со своими бойцами, которые все, кроме Толтинова, были на собрании.

— Товарищ лейтенант, — неожиданно унылым голосом спросил обычно задорный Воробьев. — Это что происходит? Мы все погибнем?

Попов первоначально хотел ответить что-то в казарменно-бодром стиле, с юмором, перемешанном с сарказмом, но сразу в голову ничего не пришло, а потом пропало желание так грубо и пошло отвечать.

Юра ответил честно:

— Я не знаю. Если повезет, выкрутимся. Надо просто стараться делать то, что ты должен… Главное, в плен не попасть. У вас гранаты есть?

— Да, — закивали головами бойцы.

— Пользоваться умеете?

— Да, умеем.

— Вот для себя и оставьте, на всякий случай.

Но потом, увидев, как Рагулин совсем повесил голову, лейтенант решил все-таки его подбодрить:

— Но я думаю, до этого не дойдет. Должны к нам на выручку прийти. Мы же на связи все время с нашими. Они про нас помнят. Просто сейчас у них не получается добраться до нас… Но они обязательно доберутся!

Юра сказал это, и даже сам поверил в то, что сказал — настолько он был убедителен.

Следующие два дня прошли как один. Особого напора со стороны дудаевцев не было. В покое они, правда, не оставляли — постоянно обстреливали с разных сторон. Несколько минут интенсивной стрельбы — из снайперских винтовок, пулеметов, гранатометов, а потом противник уходил. Но через некоторое, не особо продолжительное время, появлялась новая группа.

Однако, стоит сказать, что с той стороны, где у блокпоста работал миномет, обстрелы почти прекратились.

— Жаль, что его по периметру нельзя таскать, — со вздохом сказал Логвиненко.