Герой Трафальгара. Судьба адмирала Нельсона

Тем временем в Неаполе произошел весьма откровенный разговор между королевой Марией Каролиной и Эммой Гамильтон. Предметом разговора был, разумеется, Нельсон. От проницательной королевы не укрылось больше чем дружеское отношение подруги к ставшему знаменитым контр-адмиралу.

— Догадываюсь, милая Эмма, что отъезд доблестного Нельсона сильно огорчил тебя! Однако не расстраивайся так сильно, ведь тебя ждет счастье новой встречи с ним! Ты лее, кажется, влюблена? — приободрила она опечаленную леди Гамильтон.

— О да! — призналась Эмма. — Теперь он повелитель моего сердца! Я, кажется, нашла главного героя своей жизни и никому его уже не отдам!

— Но ведь он женат, да и у тебя есть муж! — подняла бровь королева.

— Жену Нельсона я в расчет даже не беру. Пройдет еще немного времени, и он бросит ее ради меня! Уильям мне тоже не помеха. Он все знает о моих отношениях с Горацио и даже гордится ими! Он готов даже, чтобы мы жили втроем!

— О, как это мило с его стороны! — закивала королева, сама никогда не считавшая супружескую верность своей главной добродетелью. — Однако я хотела бы тебя предупредить: как только твой герой будет покидать тебя, его привязанность будет ослабевать, а любовь к жене, наоборот, возрождаться!

— Я знаю об этом! — согласилась Эмма. — Но я об этом уже подумала и приняла соответствующие меры!

«Соответствующими мерами» были письма, которыми Эмма забрасывала своего героя, чтобы тот не смел думать ни о ком, кроме нее: «Если бы Вы могли понять, как несчастны мы были эти несколько дней, но сейчас надежда на Ваше возвращение слегка привела нас в чувство. Пишите мне и возвращайтесь, Вас ждут при дворе. Все их головы, вместе взятые, не стоят одной Вашей. Навсегда, навсегда Ваша Эмма».

«Живите долго, долго, долго, на благо Вашей страны, Вашего короля, Вашей семьи, на благо всей Европы, Азии, Африки и Америки и ради погибели Франции. Но прежде всего — ради счастья сэра Уильяма и моего».

Нельсон ей отвечал: «Ваши письма так интересны; я безмерно Вам за них благодарен, а Ваше отношение ко мне настолько превосходит мои заслуги, что я не нахожу слов».

В конце октября Нельсон вернулся в Неаполь. Эмма Гамильтон встретила его собственноручно написанной восторженной одой:

Спешите, спешите героя встречать,Бейте барабаны, трубите трубы,Несите лавры, богатыри,Пойте песни триумфа, певцы.

Встречайте, доблестный Нельсон идет,Бейте барабаны, трубите трубы.Песни триумфа Эмма поет,Несите венки из мирта и роз,Венчайте божественное чело.

Но Нельсону было не до возвышенных стихов. Его сильно донимали приступы лихорадки и мучительный кашель. Преодолевая болезнь, контр-адмирал все же прибыл к королю Фердинанду и бросил к его ногам французский флаг с острова Гоццо.

— Я поздравляю ваше величество с приобретением шестнадцати тысяч подданных! — гордо объявил Нельсон, чем несказанно польстил недалекому королю.

Почему Нельсону понадобилось столь беззастенчиво врать о покорении Мальты, остается только догадываться. Ведь ни для кого не было особым секретом, что французский гарнизон Мальты по-прежнему уверенно держит оборону и все население острова находится под властью французской Директории. Скорее всего, Нельсон просто не удержался от желания предстать победителем перед леди Гамильтон и неаполитанским двором. Что касается короля обеих Сицилий Фердинанда IV, то ему никогда так и не придется властвовать над Мальтой.

Вскоре Нельсону стало совсем плохо, и Эмме снова пришлось его выхаживать. Всё повторилось: Нельсон болел, Эмма его лечила, и оба часами не сводили глаз друг с друга. При этом леди Гамильтон добровольно возложила на себя и обязанности личного секретаря контр-адмирала, писала под его диктовку письма, выступала посредником при переговорах с королевской семьей. Видя любовь Нельсона к своему приемному сыну, Эмма активно взялась за воспитание Джосаи. Чего на самом деле удалось добиться леди Гамильтон на педагогическом поприще, история умалчивает, однако Нельсона ее стремление образумить Джосаю привело в восторг.

Не понимая, что своими словами унижает жену, Нельсон пишет Фанни: «Что я могу сказать о доброте сэра Уильяма и его жены? Они практически самые близкие мне люди, за исключением тебя и дорогого отца В их доме я живу как сын сэра Уильяма, и моя слава им так же дорога, как собственная. Короче, я так обязан им, что могу отплатить только вечной благодарностью… Леди Гамильтон добилась изумительных успехов в воспитании Джосаи. Кажется, она единственный человек, с которым он считается. Она не замалчивает его промахи, но говорит о них шутливым тоном, и ему это нравится. Я, ты и он — мы все бесконечно обязаны ей в этом смысле».

Адмирал Джервис, до которого, конечно, доходили слухи о безумствах его друга и подчиненного, не без иронии говорил в тесном кругу: