Героини

Тут я спохватилась и снова замкнулась. Пегги тоже молчала. Чтобы не смотреть ей в глаза, я уставилась на плакат с радугой. Над радугой было написано яркими красками: «Мир исходит из сердца».

Пегги сощурилась и одарила меня сочувственным взглядом. Казалось, что она сейчас заплачет. Физиономия грустного клоуна! У нее было довольно красивое лицо — ровные зубы, голубые глаза, слегка вздернутый носик, — но все это тонуло в складках жира.

— Может, хочешь поговорить о воображаемых друзьях?

— Они у вас есть?

— Речь идет не обо мне, а о тебе, Пенни. Поэтому ты здесь и оказалась. И очень важно, чтобы ты сама поняла почему. Ответишь на этот вопрос — значит, сделаешь первый шаг к выздоровлению. К тому, — она усмехнулась и подняла большой палец, будто голосовала на дороге, — чтобы выпрыгнуть из «доджа»!

Годы хранения тайны привели к тому, что я стала считать: сказать правду означает совершить радикальное и освобождающее действие. Я боялась и одновременно жаждала высказаться. Хотя знала, что управляюсь с правдой не лучше, чем с автоматом Калашникова.

— Мама боится, что воображаемый парень нападет на меня.

— А, кельтский король…

— Конор. Конхобар МакНесса. — При одном лишь звуке его имени меня обдало теплом, точно нежной волной. Мне страшно нравилось это ощущение. Про себя я твердила: «Заткнись, дура, молчи!» — но почему-то не получалось. — Повелитель воинов Красной Ветви.

— А ты сама как считаешь, он может тебя обидеть?

— Нет. — Я понизила голос, заставляя тем самым Пегги придвинуться ко мне поближе.

Пегги так и сделала. Подалась всем телом вперед в кожано-металлическом кресле, заложила за ухо длинную прядь тусклых светлых волос.

— Я ему нужна, — сказала я.

— Нужна. — Она записала что-то в желтый блокнот. — Так ты считаешь, что между тобой и Конором существуют особые взаимоотношения? Ну, как между дочерью и отцом?..

— Нет, нечто большее.

— Как между парнем и девушкой?

— Стоит только очень захотеть, и ты ею станешь! — пропела я.

— Смешно! — Она улыбнулась и указала пальцем на плакат с балетными туфельками, что висел у нее за спиной. Затем снова подалась ко мне, навалившись грудью на стол. — Скажи, пожалуйста, а твой отец, случаем, не ирландец?

— Не знаю. Он тоже воображаемый герой.

— А что тебе известно о нем?

— Он умер, когда мама была еще совсем молодой. Он был футболист. — Говоря об отце, я позволила себе быть честной и откровенной до конца. — А бабушка хотела, чтоб мама отдала меня чужим людям на удочерение. Она считала, что мама не сможет воспитывать ребенка сама.

— Ну и как ты к этому относишься?

— Не знаю.

Все оставшееся время мы говорили о так называемой «реальности», перебрасываясь мнениями, как мячиком при игре в пинг-понг. В конце концов я замолчала и решила полностью сосредоточиться на телепатических призывах к Конору.

«Подумай обо мне сейчас же! Лови волну! Поймай и приди, я здесь!»

Пегги достала из ящика стола лист довольно плотной коричневой бумаги и маленькие ножницы с закругленными концами вроде тех, что используют в детском саду. Она велела мне вырезать такой же конус, как у других девочек. А потом вручила длиннющий список критериев хорошего поведения, призванный помочь мне получить как можно больше ложечек. Например, уметь слушать, быть ответственной, помогать другим, избегать конфликтов. В конце недели ложечки обменивались на привилегии.

— Тук-тук! — В дверях стояла Элис, скрестив ноги, и не сводила с нас глаз.

Пегги поднялась и подвела ее к стоящим у стены стульям, разрешив занять место посередине. Я уселась от нее как можно дальше, металлические перекладины неприятно холодили бедра. Кондиционеры здесь работали на полную мощность, видно, чтобы выморозить всех микробов. Комната постепенно заполнялась девочками, и Пегги познакомила меня с Марией (той самой, которая лапала оконное стекло) и с совсем юным созданием по имени Дженнифер, с которой я еще не встречалась. Ее лицо походило на череп — глаза обведены темными кругами, щеки запали. Затем явилась Джеки, непрерывно строя гримасы: то выпучивала глаза и смотрела удивленно, то щурилась и загадочно улыбалась. Складывалось впечатление, будто она стоит перед зеркалом и тренируется в изображении разных чувств. Вбежала Кристина — волосы распущены, блуза расстегнута, так что виден бюстгальтер. Обута в расшнурованные кеды, отчего язычки вывалились и хлопали по ногам. В довершение всего она умудрилась нацепить мини-юбку в мелкий цветочек. Я тут же уловила перемену в настроении новой подруги — разрушительная, деструктивная энергия выплеснулась на волю. Достаточно того, что она нарочно упомянула о Бланш и Офелии в присутствии Пегги.

Пегги выкатила кресло из-за стола и уселась перед нами, замкнув таким образом полукруг стульев, расположенных в форме подковы. В ее руках была связка пластиковых ложечек.

— Первым делом хочу сообщить, что каждая из вас получает ложечку за то, что пришла на занятия. Если будете вести себя хорошо и активно участвовать, то получите еще. Сегодня мы поговорим об ответственности. — И Пегги, видимо по привычке, оглядела каждую из нас в ожидании язвительных замечаний.