Героини

— Грета! Сюда! На помощь! — крикнула я, выбежала из-за стойки и присела рядом с незнакомкой. Осторожно приподняла ее голову и почувствовала, как в основании черепа набухает шишка. Глаза несчастной были закрыты, веки дрожали, точно ей снился кошмар. — Мама!

Вбежала Грета в желтых резиновых перчатках, с которых капала мыльная пена.

— Что за шум?.. О господи!

— По-моему, это Скарлетт О’Хара.

Швырнув перчатки на пол, Грета подсунула руки под тоненькую Скарлетт и подняла ее. Героиня была одета в кроличью шубку с кожаным поясом. Бегом, перескакивая через две ступеньки, Грета понесла Скарлетт наверх с такой легкостью, точно то была пушинка, а не женщина.

— Я принесу лед, надо положить ей на голову! — крикнула я.

— Лучше чайник поставь. Бедняжка промерзла до костей.

Я бросилась на кухню и столкнулась в дверях с мамой.

— Там наверху… Скарлетт О’Хара!..

Глаза мамы расширились, она поднесла ладонь ко рту, чтоб скрыть улыбку.

— Она в обмороке!

— Должно быть, война в самом разгаре, — пробормотала мама и бросилась наверх.

К тому времени, когда я приготовила чай и пакетик со льдом и принесла все это в спальню гостьи, Скарлетт уже очнулась. Она сидела на кровати с резной деревянной спинкой, обложенная подушками. В этой комнате имелись отдельная ванная и большой балкон, но сама спальня была невелика. Мы трое столпились возле постели, любуясь необыкновенным цветом ее глаз и благодаря судьбу за то, что в разгар зимы послала нам столь замечательную гостью.

— Пойду-ка сварю ей супчик, — сказала Грета.

— А я подберу теплую ночную рубашку и халат, — добавила мама.

— А я могу принести еще подушек, — вызвалась я.

Скарлетт приподняла руку, защищаясь от яркого верхнего света, и гневно сверкнула глазами.

— Лучше виски! Я говорила Порку, мне нужно виски, и немедленно! — В ее слабом голоске отчетливо слышался сочный южный акцент.

— Не думаю, что… — начала было мама.

— Она была на войне, — перебила Грета. — А потому виски в самый раз.

— Вы так добры, — сказала Скарлетт и снова откинулась на подушки.

Грета наклонилась и прошептала на ухо маме:

— Да она покруче будет, чем Кэтрин Эрншо.

Мама кивнула и опустила глаза. Достаточно было одного упоминания о Кэтрин Эрншо из романа «Грозовой перевал»,[15] и мама тут же съеживалась, как побитая собака. Я не припоминаю, чтобы мама с Гретой когда-нибудь обсуждали героинь, но всякий раз, когда речь заходила о Кэтрин Эрншо, я не понимала, что это за птица. А все попытки уговорить маму рассказать о ее визите терпели фиаско. Было очевидно, что и от Греты не многое узнаешь. Вообще она часто отмалчивалась, особенно когда речь заходила о войне. Поначалу я немного удивилась, что Грета знакома с историей Скарлетт, но позже узнала, что «Унесенные ветром» были в Германии настоящим бестселлером. Обычно Грета держалась от героинь подальше, но беженцы и эмигранты военных времен вызывали у нее глубочайшую симпатию и сострадание. Скарлетт казалась жалкой, худенькой и больной, но Грета понимала, что это выдающаяся личность и маме с ней в одиночку не справиться.

Первые часы пребывания героинь в «Усадьбе» — самые сложные. Никогда не знаешь, как они поведут себя. Офелия без конца расхаживала по комнатам; Фрэнни любила сидеть на подоконнике и смотреть на луга. Мы пока не определили, из какой части романа явилась Скарлетт (для мамы это было очень важно, так как могло подсказать, как себя вести и что делать дальше), но было очевидно, что бедняжке надо как следует выспаться. Я не отрывала глаз от этой женщины. Меня волновала ее хрупкая красота. Скарлетт была необыкновенно женственной. Кожа прозрачная, глаза под опущенными веками непрерывно двигались. Я тихонько отошла от кровати и выглянула на балкон. Туда намело снегу, который вздымался в углу пухлой белой шапкой, похожей на колпак гнома. Ветер надрывно завывал в ветвях вязов, где чудом уцелели несколько смерзшихся листьев. Я порадовалась, что Скарлетт сейчас в тепле и безопасности. Я очень надеялась, что и у Фрэнни все хорошо. Было бы здорово, если бы она и в самом деле вернулась в свою историю. Мама на цыпочках подошла к окну и опустила жалюзи, задернула тяжелые темно-бордовые шторы. Радиатор тихо пощелкивал, Скарлетт стонала во сне.

— Эшли!..

Мы с мамой переглянулись, затем она строго покачала головой, точно знала, что я готова броситься к постели и начать отговаривать Скарлетт любить его. Мама напрасно волновалась. Это случилось за несколько месяцев до прибытия Эммы Бовари, до того, как взыграли подростковые гормоны и я взбунтовалась. Я несколько раз смотрела фильм «Унесенные ветром» и прекрасно понимала: переубеждать Скарлетт не стоит и пытаться.

Вошла Грета, держа за горлышко бутылку виски «Джеймсон». Поставила на тумбочку стакан и плеснула в него весьма щедрую порцию. Потом потрясла Скарлетт за плечо:

— Просыпайтесь.

Скарлетт открыла глаза, покачала головой.

— Коровы еще не доены. А малыш Бью умирает от голода…

— Выпейте-ка! — Грета поднесла ей стакан.