Уже под утро мне приснилась Фиона. Я почти чувствую здесь ее присутствие, пытаюсь схватить руками ее обманчиво тело, которое приобретает какие-то невероятные, непостоянные демонические формы. Даже если бы она чудовищем, мне все равно очень хотелось бы трахнуть ее, прежде чем я окончательно проснусь ... Но ее эктоплазменные призрачные черты ускользают из моих объятий, как золотая рыбка в аквариуме ...
Я просыпаюсь и дрочу под сумеречное пение за окном.
После завтрака (каша, тосты и чай) я приступаю к привычному своему ритуалу тренировки, конечно, встречаю во дворике Сикера. Возвращаюсь в комнату уставший, но вдохновленный - прекрасное состояние для здорового чтения, однако я не могу сосредоточиться или, по крайней мере, успокоиться. Меня охватило жуткое чувство страха и ужасной потери - так сильно, что я все дрожу. Затем начинаю задыхаться. Комната будто крутится вокруг меня, я понимаю, что у меня начался какой-то непонятный приступ паники или беспричинного страха, и стараюсь взять свой организм под контроль. Все быстро проходит, и вот все снова по-старому, но я чуть не обосрался.
На встрече с Томом меня, на хуй, раздражает абсолютно все. Он замечает это и начинает расспрашивать, что случилось. Я говорю ему, что мне плохо, я повел себя как полный мудак со всеми, кого люблю, но не могу и не хочу говорить об этом. Он предлагает мне записать все свои ощущения в журнале. Меня снова трясет, но на этот раз - от нападения сардонического смеха, и наша встреча подходит к концу.
Меня никак не хочет оставлять тревога, я чувствую, как что-то пожирает меня изнутри. У меня снова перехватывает дыхание, хотя сейчас моя респираторная система крепка, как никогда. С гантелями и упражнениями, воздух циркулирует ней так же легко, как героин – по шприцу. Но только не сейчас. Я хочу бороться, помню, что Сёрен Кьеркегор сказал когда-то: «Тревога - это головокружение от свободы». Но, пожалуй, мне не суждено быть свободным.
Долгими часами я думаю о своей жизни, мысли мечутся с такой скоростью и силой, что я чувствую, что мой череп вот-вот лопнет. Том прав: у меня нет выбора. Надо выплескивать свои мысли, иначе они просто взорвутся. Я перехожу к страницам журнала и начинаю писать.
Меня просто спровоцировали: это случилось на станции Вейверли, в баре «Талисман». Мы с Джоанной, Бисти и Фионой все время пили, пока ехали в поезде из Лондона. Мы все чувствовали себя так, будто не могли поверить в то, что все кончено, что наше невероятное путешествие подходит к концу. Мы с Джоанной оставляем в поезде Бисти, который направляется в Абердин, и выходим на Вейверли. Они прощаются довольно сухим, целомудренным поцелуем, который очень сильно отличается от страстной сцены, которую устроили мы с Фионой в Ньюкасле.
Мы заходим в привокзального бара и выпиваем еще по рюмке. Джоанна расстроена, она говорит, что не хочет, чтобы кто-то узнал, что они с Бисти встречаются. Затем наш разговор возвращается в обычное напряженное и фундаментальное русло, в котором у представителей разных полов всегда начинаются споры. А потом по каким-то бешеному внутреннему импульсу я прошу у нее разрешения поцеловать ее, и вот мы уже вовсю лижемся. Мы оба уже на грани.
- Что нам теперь делать? - спрашивает она, настойчиво пялясь на меня. А я шепчу ей на ухо:
- Думаю, нам надо срочно переспать ...
Я чуть не кончил тогда от удовольствия, так мне хотелось трахнуть ее. И мы выходим из бара и идем вместе с героином (ее пакетик лежит в рюкзаке, мой - в старой сумке) до выхода из вокзала, потом идем по парку Келтон-Хилл, где уже зажгли все фонари. Впрочем, еще не так поздно - еще даже солнце не полностью скрылось за горизонтом.