Герцогиня

— Да. Но не так, как всегда. Пояса — пристёгиваем, руками хватай за лямки. Гульфики… нам ни к чему. Теперь запомни: не визжать, не дёргаться. Начнёшь на мне подпрыгивать — разобьёмся. У меня руки заняты вот этими… петлями. Клеванты называются. Держишься за меня сама. Двигаешься осторожно, медленно. И ничего не боишься. Ничего-ничего.

Дай-то бог. Если мы с ней вдвоём нае… мда. Интересно: кто тут кому яркие впечатления всовывает? Останусь живой — всю жизнь этот… прикол вспоминать буду.

Отрабатываю модификацию простого "прямого старта". Проверяю передний ряд строп, воздухозаборники отзываются, укладываю на предплечья с внутренней стороны, отцепляю петли заднего ряда строп.

Выпускающий мастер хромает: этой весной у меня перебились почти все, кого я уговорил попробовать. Сам я… три прыжка было. Задачу "парение в динамических потоках" — отработал. Это такой кайф! Это… круче секса! Пока не начинается посадка. Или, господи пронеси, "заднее заваливание". Сегодня — мой четвёртый прыжок. С грузом — разок прыгал. Но вот с таким…

"Всё когда-то случается первый раз" — международная мудрость. Таки — "да". Важно, чтобы не "два в одном". "Запишите мне два прыжка…" — опять бородатые анекдоты лезут.

Ростислава сидит у меня на животе. Хорошо вцепилась — и руками и ногами. Но… высоковато. Как бы она в панике по мне вверх не полезла. Как кошки иногда пытаются взобраться хозяину на голову. Застёжка наших поясов не пустит. Ни сильно вверх, ни сильно вниз.

— Ну, Росток. Поехали-и-и-и…!

Она ещё пытается сообразить: о чём это, а я уже шагаю с доски. Х-ха…! Мгновения падения и "матрас", он же крыло, он же купол — принимает наш вес.

С кем другой — не рискнул бы. А у Ростиславы нет и двух с половиной пудов веса. Лишь бы… не визжала.

Первые мгновения — всё внимание на полёт. Осторожно разворачиваюсь вдоль берега. Ветер потихоньку поднимает крыло. Мировых рекордов выше трёх километров — мне не надо. Сотню метров над склоном — и хватит. Впрочем, каждый наш полёт "здесь и сейчас" — мировой рекорд. Этого мира. И скоростей сильных нам не надо. Потихоньку, полегоньку. 20–30 км/час. У нас прогулка, а не высший пилотаж…

— Живая? Открой глаза. Посмотри вокруг. Мы летим. Ты летаешь. Впервые в жизни. Вровень с птицами, рядом с ангелами.

Глаз не открывает. Только головой трясёт.

— Ты же хотела. Чтобы тебя Огненный Змей покатал по поднебесью. Как "верну любу за Дунаем". Вот тебе поднебесье. А вместо Дуная — Волга. Или ты Огненному Волку не веришь?

Не помогает. Тогда… что-то простенькое, привычное посреди чуждого.

После взлёта я рефлекторно согнул ноги, обычная сидячая посадка пилота на таких аппаратах.

— Сунь руку. Мне между ног. Ну!

Она намертво вцепилась в лямки. А я, честно говоря, не рискую отпустить стропы. Всё также, не открывая глаз, чуть скуля, просовывает руку.

— Чувствуешь? Приласкай. Сильнее. Ты же делала, ты же умеешь. Ну! Приказ! Господина.

Ледяная, мокрая от пота, от страха ладошка. Да ещё и снизу… поддувает. Но… дело не в твоём искусстве, девочка, дело во мне, в адреналине, который кипит в моей крови.

— Вставь. Наденься. Глубже. Ну!

Она чуть съезжает мне на бёдра. Вскрикивает. Распахивает глаза. Эдакая примитивная механическая связка: здесь вдвинулось — там открылось.

— Больно? Будто заново невинности лишаешься? Да, это правда. Тебя никогда не… не трахали в небесах. Это — первый раз. Ты первая и единственная девушка в мире. Которую сношают в царствии небесном. Глубже. На пороге чертогов ангельских я хочу почувствовать твою матку. Глубже.

Она морщится, кривится, но съезжает. Да уж. Точно — будто девочка.

— Оглянись, Росток. Мы в царствие небесном. Звёзды рядом. Ещё чуток — и престол господен быть должен. И мы с тобой. Как всегда. Ты в воле моей, я в теле твоём. И сердце твоё бьётся у груди моей, и дыхание твоё у уст моих. И ангелы божьи дивуются на смелость нашу. И радуются. Оглянись, может и архангела какого увидишь. Подглядывают, бесстыдники.

Она неуверенно отрывает от меня взгляд, начинает поворачивать голову, замечать окрестности.

"Тиха украинская ночь.

Прозрачно небо. Звезды блещут.

Своей дремоты превозмочь

Не хочет воздух. Чуть трепещут

Сребристых тополей листы.

Луна спокойно с высоты

Над городом моим сияет…".

Я-таки скажу: волжская ночь — очень даже не хуже украинской! Тополей пирамидальных нет. Но есть ивы и осины с серебром листьев, есть берёзы с призрачной белизной стволов, есть игольчатые силуэты елей с их тёмной, даже в ночи, зеленью. Такой… неги — нет. Духоты, от которой даже шевелиться не хочется — увы… Тем более — шевелиться хочется. Очень. В такой гамме… разнородных локальных ощущений. Но — нельзя. Раскачаю конструкцию — будем как взбесившийся маятник. Ох, с такой девушкой… Хоть тихие полтавские ночи, хоть ямало-ненецкие белые…