Герцогиня

"Единственное противоядие от страха — знание".

Точнее: собственно знание и навыки его применения.

Мои слова "не бойся" — правильные. И бессмысленные. Она будет их вспоминать. Потом. Колотясь головой в стену. "Какая ж я дура была!". "Остроумие на лестнице", "крепка задним умом", "если бы я был такой умный как моя жена потом"… Воспитывать навыки, оттачивать их до автоматизма… Нет времени. Слабая надежда, что за время путешествия она сама… что-то улучшит. Что на месте критические ситуации возникнут не сразу, и неё будет время перевести слова в моторику, в автоматизм.

— Э… Ты куда лезешь?

— Господин. Позволь. Я всё сама… Тебе будет хорошо. Посиди спокойно.

— Свет зажечь?

— Ну что ты! Нет. Я же тебя уже хорошо… где у тебя тут чего…

Неторопливо нажимая ладонью на стриженный затылок старательной девки, я сидел в непроглядной темноте на полу подземного коридора и несколько расслабленно размышлял. О невозможности пролезть в игольное ушко навьюченному верблюду. Так и эта малолетняя "верблудница", нагруженная своей и матушкиной судьбой, династически-политическими подробностями "Святой Руси" и моими туманными замыслами, не сможет пролезть в "игольное ушко" временных рамок. В январе Лев жениться на Матильде Генриховне. Может, этих обеих куда-то в другое место? — Ближе — нельзя, Софочка опасна. Дальше? — Португалия? Гренландия? Заскучает и вернётся. Вот же… тётушка.

У нас получилось. Распространённая форма женского извинения была принята. С удовольствием. Ростислава это уловила и мило резвилась, стараясь не вспоминать устроенную её проверку. Пока я не задал вопрос:

— Сейчас мы поднимемся ко мне. Там те два парня. Что ты сделаешь?

— Э-э… ну… не знаю…

— Я знаю. Ты опустишь глаза и попытаешься быстренько прошмыгнуть мимо. Потом ты будешь выдумывать причины и искать поводы. Чтобы не встретиться с ними. Даже выполняя мои приказы. А они будут ухмыляться, лыбиться, скалиться. Это ж так смешно — пугать дурочку. Они будут тебя подкарауливать, ненароком встретиться, случайно прижаться, мимоходом подержаться… Не за-ради красы твоей несказанной, а для глупого испуга твоего.

— Но ведь ты… ты же защитишь?

— Я — да. А ты? Помнишь — "ничего-ничего"? Не бояться.

— Да, но… а… как?

— Входим в прихожую, видишь обидчика. Подходишь прямо к нему, глядя в глаза. Даёшь пощёчину.

— Но… он же меня… ну… ударит. Он же сильнее!

— Бьют не слабого, бьют трусливого. Если ответит — убей. Нож — на поясе.

Боголюбский прав: государево дело — казни. Пощёчина — лёгкая казнь. Убийство — из тяжёлых. В том же ряду. Не готов убивать — не берись за это ремесло, "править".

Перед дверью она попросила остановиться, сделала глубокий вздох, будто в воду ныряла. Вошла, подошла, шлёпнула. Парень так ошалел, что выпучил глаза, держась за щёку, и ни сказать, ни сделать ничего — не посмел. А второй "обидчик" убежал. Сразу, как только она к нему направилась.

Оглядела победно. Сообщила:

— Вот так-то.

И отправилась в кабинет сверять реестр инвентаря.

Мне осталось только подтвердить остальным:

— Так-то вот.

Потом парни её поймали. Одну. В тихом месте у тёплой стенки. И принялись извиняться. Типа:

— Это ж не мы, это ж всё Воевода. А мы-то сами ни-ни… Да как ты могла подумать?! Что бы мы…! На девку в портах…! На убоище безволосое…!

Договорились до того, что Ростя снова надавала им оплеух. Сопровождаемых криками:

— Ах вы так…! Вы меня и бабой не считаете…! Смотреть не на что…?! Уродина плешивая…?!

После чего парни признали её первенство, стремились услужить, помочь, оказывали мелкие услуги. Не удивительно, что оба, с по их и её желанию, попали в состав "Саксонского каравана". Оба погибли. Один в первые месяцы, другой через год. Погибли, защищая её честь и жизнь.

Мой прокол. Недостаток времени. Ростислава уловила схему, избегала сходных ситуаций. Но в сознание отпечатался именно такой вариант: с парнем-слугой. То, что в качестве "вергилия", "проводника в ад" может выступать "свой брат" — женщина, аристократка — в мыслях не было. А я не научил. Уже в декабре это непонимание едва не стоило ей жизни. И краха всего "Саксонского проекта".

На другой день снова сводил её на бойню. Посмотрели с Артемием как она в свиную тушу ножиком тыкает.

— Ежели случай… или пьяного… а то — сонного…

— Это я и так вижу. Поставь ей три-четыре удара. Без связок. Один раз, исподтишка, насмерть. Из положения стоя. С колен. Или — лёжа на спине с раздвинутыми ногами.

— Я, Иване, воинов учу…

— Дело воина — убивать и умирать. Это и её дело тоже. Кстати: носить панцирь, беречь шею, убирать локти и запястья, видеть поле, уклоняться от ударов копья или меча… в длинном платье…