Герцогиня: ветер судьбы

– А что здесь происходит? – раздался полный искреннего возмущения девичий голосок. – Арман? Что ты забыл в женской купальне? И почему у тебя в объятиях наша гостья… голая?

14. Акт третий, развязка

Клянусь, я слышала все слова, которые сейчас мысленно произносил Арман, пока медленно оборачивался.

– Я не смотрю, не смотрю, честно! – пискнула стоящая в дверях девчушка. Словно для того, чтобы быть убедительнее, она закрыла лицо руками, бросив на пол охапку белоснежных простыней.

– Отпустите меня, Ива, – прошипел Арман. – Немедленно.

– Не могу, – честно ответила я. – Пальцы свело. Это… ушло?

– Да, – мужчина тяжко вздохнул и, с трудом оторвав меня от себя, быстро укутал меня в халат. – Лиса, это не то, что ты подумала.

– А о чем она подумала? – раздался любопытный голос его высочества, который тоже заглянул в купальню. – Кто так визжал, неужели юная Элиссон?

– Нет, это не я, – качнула головой сестричка Армана. – Но я тоже очень хочу визжать, честное слово. Вот уж не ожидала такого – Арман в женской купальне напал на гостью! Какой позор!

– Я не нападал! – негодующе заявил Волорье.

– Он не нападал! – воскликнула я, запахивая бархатный ворот. Меня всё ещё трясло.

– То есть это всё было по доброй воле?

– Я просто… увидела… – наткнулась на сердитый взгляд принца, который из-за спины Элиссон делал мне какие-то знаки. – Паука, – последнее получилось так тихо, что едва ли это расслышал кто-то, кроме Армана.

– Да, мы все тоже увидели, – кивнул принц, щурясь. – Увидели, что между вами двумя явно что-то большее, чем просто дружба, верно? Честь девушки не должна быть попрана. Арман, ты ведь порядочный мужчина?

Ой. Это что он сейчас имел в виду?

– Порядочнее некуда, – сквозь зубы прошипел Волорье. Я оглянулась. Он сжимал кулаки, весь красный.

– Тогда поздравляю. Так, пожалуй, будет очень удачно: Иветта прибудет в замок Шанторов уже под защитой мужа.

– Мужа? – хрипло переспросила я.

– Мужа, – с радостной улыбкой закивал принц. – Тем более, тут целых два свидетеля ваших весьма близких отношений, верно, миледи Элиссон?

Девушка вдруг покраснела и гневно взглянула на Бенедикта, а потом почему-то на меня. А принц, обхватив ее за плечи, осторожно вытолкал в коридор, подмигнув нам. Последнее, что я услышала перед тем, как захлопнулась дверь:

– Чем быстрее будет заключен брак, тем лучше. Вот прямо завтра и устроим. Кто знает, а вдруг Иветта уже в положении?

Я с ужасом посмотрела на Армана: как же он, должно быть, меня сейчас ненавидит! Мне подобное развитие событий, наверное, было на руку, но я вдруг испугалась даже больше, чем когда увидела этого мерзкого призрака.

– И где, скажите на милость, носит вашего телохранителя? – как-то устало спросил Арман, запуская пальцы в свои светлые волосы. – Вот именно тогда, когда вас нужно было спасать, его рядом не было.

– Не знаю, – с несчастным видом ответила я. – Но поверьте, лучше уж меня выдадут за вас, чем за него.

– Он ведь евнух? – уточнил Волорье со смешком. – Нет?

– Он – моя нянька. Названный дядя.

– Мда, это было бы забавно. Да не смотрите на меня с таким ужасом, я, конечно, тоже Волорье, как и мой покойный дядюшка, но пугать вас совершенно не собирался. Ох, Иветта, и натворили мы с вами дел!

– Вы не сердитесь? – я робко коснулась его рукава пальцами.

– Очень сержусь. На себя. На призрака этого дурного. На обстоятельства. На эту дуру Лиску. На Бенедикта, так некстати влезшего. Вот ведь хитрец, он всё правильно просчитал! Теперь мне просто не позволят остаться в его свите. Ловко он избавился от надсмотрщика! Всё-таки он совсем не глуп!

Я кивнула, пытаясь не стучать зубами. Мне по-прежнему было ужасно холодно. И босые ступни на мраморном полу совершенно заледенели.

– Сильно испугались? Обычно мой дядюшка не агрессивен. Ну, или я к нему привык…

– Сильно, – шепнула я. – А он ночью ко мне в спальню не явится?

– Хотите уехать прямо сейчас?

– Это будет выглядеть как побег, – качнула головой я. – Мой – от вас. Нет уж. Шанторы не бегают от своих страхов! У вас есть виски? Я выпью стакан и буду спать как младенец.

– То есть кричать полночи и пачкать простыни? – усмехнулся Арман. – О нет, так дело не пойдет. Для начала обуйтесь уже, а потом решим, что делать дальше.

Я сунула ноги в кожаные туфли с войлочными стельками и позволила увести себя наверх в свою спальню. Там меня ждала свежая сорочка, поднос с ужином и Макеши.

– О, великий воин и защитник невинных дев, – ухмыльнулся при виде туземца Арман. – Там, снизу…

– Я уже слышал, – перебил его Макеши. – Сюда никакая нечисть не проникнет. Я уже позаботился.

Он махнул каким-то веником.

– Что это, бузина? – проявил редкую осведомленность Волорье.

– Бузина, полынь, иссоп, – кивнул Макеши, ловко швыряя веник в разожженный камин. – Ну и я тут похозяйничал. Поверьте, даже ёкай сто раз подумает, прежде чем войти сюда.

– Тогда оставляю этого испуганного ребенка под твою ответственность, – кивнул Арман серьезно. – А у меня теперь будет очень много дел.

Дверь захлопнулась, я посмотрела на Макеши растерянно и забралась в постель.

– Ты меня не спас, – с укоризной сообщила я ему.

– Разве ты хотела бы, чтобы тебя спасал я? – удивился туземец. – Насколько я слышал – всё вышло как нельзя лучше?

– Тебя там не было.

– Кто это тебе сказал?

Я молча посмотрела на туземца. Он так же молча смотрел на меня. Потом поставил на постель поднос с едой и кивнул серьезно:

– И всё же я хочу знать, о чем они там будут разговаривать. Не бойся, я ненадолго.

– А призрак точно не придет сюда?

– Если вдруг рискнет – вот тут, в корзине, порошок. Попробуй в него кинуть, тебе понравится.

Усмехнулась, кивая и натягивая на себя одеяло. Вот так, с действенным оружием против призрака, я совсем не боялась. Даже хотела, чтобы этот гад пришел. Теперь он не застанет меня врасплох! А Макеши встряхнулся, повел плечами и стремительно уменьшился. Я не успела моргнуть, а на окне уже сидит маленький темнокрылый ястреб.

Моя приемная мать из семьи Фернов – все они там птицы. И она, и все ее дети оборачиваются, а Макеши – ее родной брат. Сын ее преступника-отца, укрывшегося когда-то на островах от правосудия Эльзании. Теперь и на Ильенских островах есть свои люди-птицы – мой названный дед там устроился очень хорошо, взял в жены любимую дочку туземного вождя. Темнокожая красотка оказалась очень плодовита, даря своему «счастливому» мужу примерно по ребенку в год. А уж когда выяснилось, что большинство детей «мужчины-демона-птицы» наследуют его дар, многие туземки потребовали от него потомства. Вождь и главная жена были не против. Словом, бедняга мой почти-дед и рад был бы с Островов сбежать, да не отпускали его.

А Макеши – всего лишь один из его старших отпрысков. Сильный, умный и донельзя верный Авелин Кио и ее детям.

Ястреб просочился в окно и улетел, оставив меня наедине с ужином. Я с аппетитом поела, потом совершенно спокойно уснула. Никакие призраки меня не беспокоили.

Телохранитель мой вернулся среди ночи, безжалостно меня разбудив.

– Похоже, завтра ты станешь замужней женщиной, – весело сообщил он мне. – Надо же, я не ожидал, что это случится так быстро.

– Что, обсуждают меня? – зевнула я.

– Не поверишь, будущая свекровь в полном восторге. Как только она узнала, что ее внук будет следующим герцогом Шантором, так мгновенно тебя полюбила, словно родную дочь. Да и замок Шантора ей тоже очень по душе.

– А что Арман? – свекровь меня интересовала мало.

– Держится лучше, чем можно ожидать. Мне кажется, он этого ждал. Возможно, даже хотел.

Я поморщилась от такой наглой лжи, а потом повернулась на другой бок. Всё было не так, как я хотела. Совсем не так. Макеши ушел, а я не могла ни спать, ни даже лежать больше спокойно. Всё это было просто невыносимо. И словно назло сама себе, прекрасно понимаю, что творю сейчас несусветную глупость, я вскочила, накинула кимоно, надела закрывающую лицо новую маску и отправилась искать спальню Армана.

Как оказалось, Макеши сидел у меня под дверями в коридоре – охранял. Посмотрел на меня сонно, выругался на неизвестном мне языке – и указал рукой на соседнюю дверь. Надо же, Арман так близко ко мне? Это совпадение? Знак? Судьба?

– Он пьян и весьма прилично, – вполголоса сообщил мне туземец. – Будь осторожна.

Непременно. Непременно буду осторожна.

15. Перед свадьбой

Арман сидел в кресле, откинув львиную голову. Спокойный, со сжатыми скорбно губами, с низким тяжелым стаканом в руке. На меня посмотрел равнодушно, словно на пустое место.

Виро, – констатировал он. Не спрашивал, просто назвал по имени. Ю-Вей, – я опустилась на пол возле его ног, обхватив руками колено. Как ты сюда прошла?

Я – лишь твоё воображение, – мурлыкнула я. – Меня не существует. Не настолько уж я и пьян. Хочешь, чтобы я ушла?

Не сегодня, – его рука опустилась на мои волосы, лаская, как котёнка. – Я завтра женюсь. Поздравляю.

Было бы с чем. Знаешь… мне было одиннадцать, когда в этом доме появилась Ада Шантор. Красивая такая… настоящая женщина. Мать моя никогда не была такой загадочной, обворожительно прекрасной. В глазах Ады сияло пламя… такое темное, как сама ночь. Я, кажется, влюбился по уши впервые в жизни. Слушал ее голос, мечтая, что моя жена будет непременно похожа на неё. Она будет похожа? – с нервным смешком спросила я. В первую же ночь я увидел Аду в постели своего отца, – мрачно ухмыльнулся Арман и замолчал.

Я сглотнула. Теперь понятно, за что он так ее ненавидит. А я просто похожа на неё, говорят – одно лицо. Неудивительно, что я ему не нравлюсь совершено. А теперь…

Словно читая мои мысли Арман вздохнул:

А теперь я женюсь на ее дочери. Ты расстроен?

Я не хочу это обсуждать, – спокойно ответил мужчина. – Виро… больше не приходи. Меня не существует, – напомнила я с улыбкой, которую он все равно не видел. – Ты думаешь обо мне, и я появлюсь. Всё просто. Забудь меня, и больше не увидишь. Ты – ёкай?

Видимо, так. Я подозревал. Смешно. Я вырос в замке с сумасшедшим призраком, а теперь сплю с ёкаем. Это ненормально, но мне нравится. Ты не спишь, а только болтаешь, – фыркнула я, как лисица, скользя пальцами по его бедру к паху. – Видимо, алкоголь не на пользу тебе. Глупости. У меня нет никаких проблем с потенцией. Докажи.

Он тяжко вздохнул, со стуком поставил стакан на стол и подхватил меня на руки.

Не дают спокойно выпить, – пожаловался он в пустоту, наверное, своему призрачному предку.

Легко уложил меня на кровать, разворачивая кимоно. Пальцами провёл от ключицы до живота. Такое простое движение, а меня всю выгнуло дугой. Он внимательно наблюдал за мной. Лица ему было не видно, и я малодушно этому радовалась. Пальцы очерчивали грудь: едва касаясь, исследуя, ощупывая. Нежно, осторожно. Губы коснулись края рёбер, язык проложил широкую влажную дорожку по животу. Ю-Вей освободил мои руки из плена рукавов, закинул их вверх, за голову, вытягивая меня в струну. Прикусил кожу на плече и невыносимо медленно снова спустился к груди. Я всхлипнула, не в силах сдержаться, вся дрожа. Что он делает? Зачем?

Он переворачивает меня на живот так легко, нажимая тяжелыми горячими руками на поясницу. Просто ласкает ладонью, и я вся горю, невольно вскидывая бёдра.

Такая горячая девочка, – шепчет он по-ниххонски. – Скажи мне, чего ты хочешь? Тебя, – выдыхаю я. – Ю-Вей, возьми меня, я так хочу…

Он смеётся тихо и отстраняется, а когда снова приникает – я чувствую уже всем телом его тепло. Он обнажён, он опускается на меня и очень легко наполняет мое тело. Я даже не поняла вначале, что он уже… так просто, так свободно – без боли, которой я так боялась. Мое тело создано для него – я знала это с самого начала!

Тихое движение бёдер – и его вдруг становится очень много и снаружи, и внутри. Словно огнём плеснули мне на тело. Я вскрикиваю, выгибаюсь, пытаясь ускользнуть, но когда он отстраняется, жалобно скулю и подаюсь ему навстречу. Тихий смешок мне в волосы, новые движения – нежные, осторожные, словно волна. А мне уже хочется быстрее и глубже, так, чтобы до боли, до крови – чтобы он рычал как дикий зверь, чтобы сходил с ума, чтобы позабыл обо всем на свете.

А Арман отстраняется и переворачивает меня. Снова его губы на груди, снова руки, раздвигающие колени. Мягко наполняет меня, лаская, будоража. От его неторопливости хочется стонать в голос, с губ срываются всхлипы. Я впиваюсь ногтями в его предплечья, пытаясь вместить всего Арра целиком: и его губы, втягивающие мой сосок, и волосы на груди, и чуть влажную спину, и то самое, что наполняет меня до конца, скользя внутри так сладко, так невыносимо медленно. Ощущений слишком много для маленькой меня, я захлебываюсь им, словно волной.

Так хочется сдернуть маску и впиться зубами в плечо – но нельзя, и я царапаю его шею, умоляя: ещё, ещё, вот сейчас! Он, с шумом втягивая воздух, делает несколько глубоких и резких движений, сжимает мои ягодицы, словно впечатывая в себя, и блаженная истома наполняет мое тело до самых кончиков пальцев ног. Он ещё двигается, а меня кружит в волнах удовольствия, качает прибоем, кружится голова, а перед глазами рябит солнечный свет, отражаясь от глади морской шкуры.

С глухим стоном Арр падает на меня всем весом, вжимая в постель. Я обхватываю его руками, желая слиться с ним, стать его частью.

Ты как, малышка? – спрашивает он, откатываясь. Прекрасно, – шепчу я, улыбаясь. Жаль, что он не видит моего лица. – Ты великолепен. Пожалуй, это должен был сказать я, – фыркает мужчина, увлекая меня в себе на грудь. Я бездумно накручивая его влажные кудрявые волосы с груди на пальцы. Мне нравится это странное ощущение их упругости. – Виро, ты такая… настоящая. Хоть и ёкай.

Я молча смеюсь под маской. Да уж, я тот ещё ёкай!

Мне пора, скоро рассветет, – вздыхаю я. – Прощай. Больше не приходи, – напоминает он. – Не нужно. Так не зови меня, не вспоминай.

Я догадываюсь, что не вспоминать он не сможет. Мужчины – как с ними просто! В лунном доме говорили, что они так быстро привязываются к своим любовницам! Нужно только дать им то, что они хотят – и они вернутся снова и снова. Ю-Вей не оригинален в своих желаниях, вполне укладываясь в теорию любовных игр. Он – герой. Ему нужна женщина слабая, покорная, которую он может защищать и оберегать. Даже в любви, даже от самого себя. Такие мужчины – прекрасные мужья и отцы. Вот только «герой» он с той, кого считает едва ли не плодом своего воображения.

Я поднимаюсь с постели и заворачиваюсь в кимоно. Оглядываю комнату – не забыла ли чего? Подхватываю с пола пояс и убегаю, провожаемая его пристальным взглядом.

Уже в коридоре обнаруживаю, что вся дрожу. По внутренней стороне бёдер стекает его семя. Ноги держат меня с трудом. Ива Шантор, ты дура. Настоящая абсолютная дура. Зачем ты это делаешь? А если ты забеременеешь вот прямо сегодня – как ты объяснишь этот факт своему будущему мужу? И без того ты придёшь в его объятия не невинной девицей, подтверждая все его подозрения и обвинения. Идиотка, какая же ты идиотка!

Вернувшись в свою спальню, сбросила кимоно, натянула ночную сорочку, наскоро обмылась в тазу. Долго копошилась в сундуке: нервно, почти что плача, пока не нашла тот самый флакон. Благословите все боги мою мать-аптекаршу! Я смеялась, когда она клала в мои вещи противозачаточные пилюли, уверяя, что моей задачей как раз и является скорейшая беременность. Но она только качала головой, советуя быть осторожной.

И вот теперь я судорожно глотаю большой травяной шарик, запивая водой. Пилюля норовит застрять в горле, я кашляю, утирая слезы. Горло саднит.

И ведь матушка мне рассказывала, что нужно начинать их пить заранее, а я и не подумала об этом. Только бы пронесло вот сейчас! Никогда больше не наряжусь Виро! Достаточно с Армана и законной супруги!

Я долго дрожу под одеялом, не в силах согреться. Невольно вспоминаю, каким нежным и ласковым был Ю-Вей. Как сладко в его руках! Как терпелив он с неопытной девочкой! И как он глухо стонал мне в ухо, сжимая в объятиях… Завтра, уже завтра он станет моим на законных основаниях. Меня ждет самая настоящая брачная ночь.

Я, прикрыв глаза, представляю себя в розовом с золотом платье (другого подходящего у меня с собой нет). Арман рядом со мной – высокий, сильный, красивый. Мать его, смотрящая спокойно и величественно, сестра, невольно послужившая причиной моего триумфа. Принц и его свита. Потрясающе – на моем бракосочетании будут самые высокие гости. Жаль только, родители не приехали и пира не будет традиционного. Но я, пожалуй, переживу. Самое главное – что мы будем вместе, теперь – всегда. Я стану женой Армана, а как – в сущности и неважно.

А потом мы поедем в мой замок, будем там жить вдвоем, наслаждаясь каждым днем. Я рожу ему сына, нет, двух. И дочку, дочки тоже хорошо. А потом он уплывет в свое плаванье (я, конечно, влюбленная дурочка, но не настолько, чтобы не понимать, что Арман далеко не тот человек, который будет сидеть возле моей юбки), а я буду его ждать. Отец ведь тоже уезжал по своим мужским делам, а мама терпеливо его ждала. Иногда неделями, один раз – даже полгода. Правда, после того случая мы переехали все в деревню клана Кио, и мама стала путешествовать вместе с отцом. Недолго – вскоре родилась моя младшая сестра.

С Арманом мне никто плавать не позволит, и это очень грустно. Но я смогу, я справлюсь, я сильная. Главное, что он ко мне вернется, иначе быть просто не может.

16. Неприятные условия

Утро началось далеко не так радужно, как я представляла. Для начала в спальню заявился Арман: несвежий, помятый и плохо пахнувший. Подозреваю, что он специально показывался мне в таком неприглядном виде.

Ну что, Иветта, вы готовы изменить свою жизнь? – весело спросил он меня, потирая небритый подбородок.

Здесь, в Ранолевсе, он гладко брился, а в Ниххоне я запомнила его с короткой светлой бородой.

У вас есть предложение ко мне? – вскинула я брови, повыше подтягивая одеяло. Холодно в комнате, хотя за окном весна. Что же здесь твориться снежной зимой? Я так полагаю, что у меня нет выбора, – кивнул Волорье, присаживаясь на край постели. – Да и у вас тоже. Можете, конечно, отказаться, но вы – не вдова средних лет. После такого мужа найти будет затруднительно.

Я так не считала. Глупости какие, это высший свет. Здесь женятся исключительно по расчету. А у меня замок, деньги в банке и герцогский титул. Я могу поманить пальцем любого юношу из свиты его высочества, и они даже не вспомнят про небольшой такой скандал в купальнях. Но, разумеется, ничего подобного я вслух не сказала.

Если это предложение, – устало пробормотала я. – То я согласна. Свадьба сегодня вечером. Матушка подготовит пир. У меня к вам вопрос, Ива. Да?

Вы говорили, мы можем стать друзьями? Говорила, – нахмурилась я. Давайте станем. Давайте будем честны друг перед другом. В конце концов, добрая дружба в браке лишней не будет.

Мне на миг сделалось страшно. Что он от меня хочет? Какой вопрос сейчас задаст? Похолодевшими губами я только и сумела выдавить из себя:

Я не против.

Тогда скажи мне по-дружески: ты невинна?

Нет, не зря я боялась этого разговора. Покачала головой испуганно.

Ива, не нужно меня бояться, – тихо попросил Арман. – Я ничего от тебя не потребую, просто спрашиваю. У тебя были любовники здесь, в Ранолевсе?

Кивнула, пряча глаза. Был. Один. Ты. Но я тебе в этом не признаюсь, потому что сама совершенно запуталась в своем маскараде.

Так, – Арман смотрел на меня без злости, просто грустно. – Ты точно хочешь выйти замуж именно за меня?

Снова кивнула, судорожно сжимая пальцами одеяло. Ах, как гадко я себя сейчас ощущала! Именно такой, как он обо мне думал с самого начала!

Хорошо. В таком случае я буду настаивать, чтобы наши… брачные обязанности… были немного отложены. До тех пор, пока не будет ясно, беременны вы или нет. Только прошу, не пугайтесь! Я ничего вам не сделаю. Не выгоню, не опозорю. Просто я должен знать, мне так будет спокойнее. Даже если у вас будет первенец от другого – он все равно станет герцогом Шантором. Простите меня, – хрипло выдавила из себя я, не в силах больше молчать. Мне не за что вас прощать, мы никаких обещаний друг другу не давали. Пока. Но потом… Впрочем, потом ваша верность или неверность будет моей проблемой. Вы… жестоки, – прошептала я, понимая, что он ни на минуту мне не доверяет. Я рационален. Глупо требовать от бабочки, чтобы она не летала по полю, сидя только на одном цветке. Она не создана для верности. Так вы пришпильте ее булавкой к листу бумаги, – зло вскинула голову я. – И бабочка будет только вашей! Отличная идея, я так и поступлю, – кивнул равнодушно Арман. – Сейчас вам принесут завтрак, потом платье. Готовьтесь, герцогиня. До вечера.

Он вышел, а я, заскулив от жалости к себе, спряталась под одеяло. Ну а чего я от него хотела? Сама всё испортила, сама виновата.

Нет, я не должна плакать! Все получилось, как я хотела. Даже если вдруг – ребёнок, то герцога Шантора я заполучила. Просто покажу Арману маски и всё. Ну что он мне сделает? Будет злиться? Кричать? Переживу. Уж от своего ребёнка он точно не откажется.

Ничего страшного не произошло, я поняла, что справлюсь, и сразу повеселела. Подскочила с постели, раздвинула тяжелые портьеры, впуская солнечный свет в спальню, накинула халат и кликнула верного Макеши, чтобы разжег мне камин. К моменту появления будущих родственниц я уже была умыта, причёсана и совершено готова к битве.

Леди Волорье – не графиня, просто леди – выше меня на целую голову и значительно крупнее. Рядом с ней я кажусь себе ребёнком. И сестра у Армана явно уродилась в матушку. Она долговязая и одного с ней роста. Длинные руки и тонкая шея, лицо совсем ещё детское. Кажется, ей семнадцать? Меньше? Но северные девушки созревают поздно, Элиссон не выглядит на свой возраст.

Леди Ива, – кивает мне будущая свекровь, прекрасно зная, что обращаться ко мне следует «ваша светлость». Просто Ива, пожалуйста, – «не замечая» ее промаха я. – Как хорошо, что вы пришли, матушка. Взгляните, такое платье подойдёт для свадьбы? Другого у меня нет.

О, как скривились ее губы от этого моего «матушка»! Нет, леди-почти-моя-свекровь меня нисколько не стала больше любить со вчерашнего вечера! И я не могу ее упрекнуть за это. Кто я? Выскочка, да ещё дочь ненавистной ей женщины. Право, она ещё достойно держится!

Детка, я как раз хотела тебе предложить, – совершенно спокойно говорит леди Волорье. – Когда-то в этом замке твоя мать бывала так часто, что на чердаке остался целый сундук ее вещей. Фасоны, конечно, устарели, но некоторые вещи совершенно очаровательны. Я взяла на себя смелость…

Она разложила на постели чудесное бархатное платье цвета слоновой кости, с корсажем, расшитым кружевом и бисером. Да, столь низкое декольте и узкие рукава сейчас совершено не в моде, и ткань слишком плотная, и юбка чересчур пышна. Но все равно– красиво невероятно.

Ты очень похожа на Аду, – вздохнула Волорье. – Должно сесть идеально.

Я и сама видела, что платье словно на меня пошито. Только под него нужен был особый корсет. И нижняя рубашка. И юбки ещё. Словно угадав мои сомнения, женщина мягко сообщила:

В замке есть швея, а Лиса – прекрасная рукодельница. Предлагаю попробовать чуть распустить платье в талии и закрыть это дело поясом. И вставить кружево в декольте, – попросила я. – Если это возможно. Для свадьбы вырез слишком фриволен. Ничего, есть грудь – значит, любой вырез уместен, – отрезала леди Волорье, вздрагивая уголками губ. – К тому же у нас тут одни мальчики, они оценят.

Я фыркнула невольно, а Элиссон, или Лиса, как называют ее тут, залилась краской. Хорошенькая она, хоть и нескладная.

Одевайся, – скомандовала леди Волорье. – Лиска, а ты неси ножницы, иголки и нитки.

Девушка кивнула и выскочила с явным облегчением. Почти-свекровь уставилась на меня с жадным любопытством.

Деточка, что ты вообще думаешь об Армане? – прямо спросила она. Он очень красив, – меланхолично ответила я, снимая халат. – И благороден. Просто прекрасен. То есть… тебе он нравится? Я в него влюблена по уши, и он это прекрасно знает. Вот как… – женщина выглядела задумчивой. – Интересно. Знаешь, мне не нравилась твоя мать, но любить она умела, как никто другой. И своим друзьям была верна. Где ты росла? В монастыре? В Ниххоне в семье Авелин, – вздохнув, призналась я. – Только это пока секрет.

И случилось чудо: суровая складка у губ леди Волорье разгладилась и она улыбнулась по-настоящему, искренне и добро:

Я очень люблю Авелин, – неожиданно сообщила она. – И тебя буду любить, как ее дочь. Вот что, я совсем не против, чтобы ты звала меня матушкой. Или просто Гленной. Впервые встречаю в Ранолевсе человека, любящего Авелин, – удивилась я. О, моя бывшая невестка умна и красива, – шепнула Гленна. – К тому же она живет в Ниххоне – разве можно ее не любить?

И засмеялась весело.

Платье село на меня идеально даже без корсета. Не нужно было ничего ушивать. В груди все же широковато, но там как раз можно сделать пару защипов. Декольте обшили кружевом, в волосы вплели тот самый мой жемчуг. Поахали восхищенно, уверяя, что такой красивой невесты Белый замок еще не видел. Я ответила, что это пока – еще просто Элиссон не выросла. Словом, мы остались довольны друг другом, а особенно тем, что я прямо сообщила свекрови, что планирую как можно быстрее из ее замка убраться, а дуэнья мне теперь и вовсе не нужна.

Лиса, впрочем, немного расстроилась, она хотела ехать с нами, но леди Волорье выдохнула с таким облегчением, что я улыбнулась. Понимаю ее: отпускать единственную дочь вместе с двумя десятками блестящих молодых людей и весьма избалованным принцем, который, кажется, уже забыл свою маркизу и с восторгом глядел на дочь хозяев замка, она совершенно не желала.

Призрак больше не являлся – видимо, Макеши его изрядно напугал. Причем не только призрака: отца Армана моя скромная персона тоже нисколько не интересовала, он даже не соизволил меня поприветствовать. У меня сложилось впечатление, что он пил и много, не замечая ни сына, ни гостей. А братьев Армана я так и не увидела: все они были на службе, даже самый младший, которому едва исполнилось восемнадцать. Будь свадьба не такой поспешной, за ними, разумеется, послали бы, но сейчас не стали даже печалиться их отсутствию.

Мамы нет, отца тоже. Зато я выйду замуж за того, кого хотела – и очень быстро. Гораздо быстрее, чем могла представить в самых смелых своих фантазиях.

17. Замужем

Сама свадьба запомнилась мне смутно. Кажется, зря я поддалась уговорам принца и выпила пару бокалов вина. Он уверял, что я слишком бледна, я верила – волновалась так, что руки тряслись. А ведь с самого утра я даже не ела – просто не могла. Всё-таки я впервые выхожу замуж.

К счастью, Арман слишком благороден, чтобы как-то прокомментировать мой лихорадочный румянец и блестящие глаза. Он-то совершенно не волновался, кажется, даже скучал.

В маленькой часовне со стрельчатыми окнами какой-то дядька в белом спрашивал, согласна ли я стать женой графа Волорье и быть его… кажется, собственностью… на веки вечные. Как будто лошадь ему продавали, право слово! Я изо всех сил сдерживала смех. Ответила, кажется, правильно. А потом был пир, если это можно было назвать просто пиром. Я с изумлением разглядывала изобилие блюд на столе. Это нам – или полку солдат? Неужели мы должны вот это все съесть и выпить? Даже горошек и морковь?

Вы пьяны, – констатировал Арман. – Какая сволочь посмела? Его высочество, – с удовольствием наябедничала я, зевая, и попыталась встать. – Арр, право слово… Я пойду в спальню. Иначе просто усну тут за столом, и вам будет за меня еще более стыдно. Пойдемте вместе, – кивнул Арман. – Где там ваш Макеши? Пусть принесет нам еды. Вы думаете, на завтра не останется? – удивилась я. Нет. Всё, что не съедят, отнесут в деревню – чтобы и наши люди порадовались за нас. Примета такая – еда со свадебного стола приносит в дом счастье. Ох, какая ваша матушка заботливая. Осчастливит кучу народу!

Арман усмехнулся, а потом поднялся и попросту подхватил меня на руки. Под улюлюканье и восторженные вопли “надежды и цвета Северных провинций” понес меня в спальню, а я тут же сделала вид, что заснула у него в объятиях. Очень уж мне хотелось, чтобы он сам меня раздел и уложил в свою постель. Где он будет спать – со мной? В конце концов – брачная ночь же. Не бросит же меня в одиночестве именно сейчас?

Нет, не бросил. Распустил шнуровку платья, переворачивая, снял его – снова неприятно царапнуло его умение обращаться с дамскими нарядами. Осторожно вынул украшения из волос. Дальше раздевать не стал, уложил под одеяло на огромную постель, в которой вчера Виро занималась любовью с Ю-Веем, а сам уселся за стол, раскладывая перед собой листы бумаги. Когда появился Макеши с подносом, я уже практически спала и совсем не слышала, о чем эти двое тихо и увлеченно беседовали. Как я поняла – не обо мне, а значит, и вовсе о чем-то неинтересном.

Проснулась рано, с несказанным удовольствием обнаружив, что муж… да, уже муж… спит со мной в одной постели. На самом краю кровати, голый до пояса. Подползла к нему ближе, уткнувшись носом в спину, вдыхая его запах. Ах, как он пахнет – кожей, мужчиной, соленым ветром! Так бы облизала его всего с ног до головы, так бы и нюхала вечно. Он вздрогнул от моего прикосновения, я застыла. Только бы не проснулся! Потом ведь не позволит к себе прикоснуться. Снова расслабился, дыша ровно и глубоко. Повернулся на спину, позволяя себя разглядеть.

До чего он все-таки хорош собой: и большой породистый нос с горбинкой, и вихор золотистых волос на высоком лбу, и мужественный подбородок. Никакие ниххонцы с ним красотой не сравнятся. У Армана широкая волосатая грудь и сильные плечи. Мне так хочется вжаться в него всем телом, лечь на его грудь и слушать стук его сердца, но все, на что я решаюсь – прижаться лбом к его руке и замереть от счастья.

Как же я его люблю!

А он меня не любит нисколько, но я верю – моей любви на двоих хватит. Я буду ему самой нежной, самой покорной женой. Все, как он захочет, буду делать.

Заворочался, просыпаясь, потягиваясь – я еле успела отпрянуть, пряча глаза. Сел на постели, ероша светлые волосы и потягиваясь, обернулся на меня, поморщился:

Вы в порядке, Иветта? Голова не болит? Пить очень хочется, – призналась я. – А так – всё хорошо. Я отлично себя чувствую. Что ж, и каковы ваши дальнейшие планы, жена? Хочу в свой замок. Как можно быстрее. А ваши… муж? Дайте мне пару дней, я проверю счета и съезжу в деревню, а потом двинемся дальше. Все же матушка тут одна управляется, от отца толку мало.

Я кивнула. Мать Армана мне нравилась, а с сестрой я даже не поговорила толком. К тому же хотелось тут осмотреться и узнать, как всё устроено. Скорее всего, и в моем замке те же порядки, и во всех замках Севера живут одинаково. Мама Авелин учила меня многому: считать, писать, вести хозяйство, немного рукодельничать и разбираться в травах, а отец – видеть ложь и находить общий язык с людьми. В самом деле – он удивительный человек, достойный всяческого восхищения. Кажется, у него вовсе не было врагов, кроме όни, даже с ёкаями некоторыми он находил общий язык. Ни мама, ни я, ни братья так не умели, только Янголь унаследовала этот его дар.

Говорят, что женщина выбирает себе мужчину, похожего на отца, но это неправда. Арман совершенно не похож на Акихиро Кио, это потому, что другого такого просто не может существовать. Маме невероятно повезло, да и мне тоже. Говорят, родные мои родители были совсем другие. Кем бы я стала, если бы росла с ними – второй Адой Шантор? И хотя мне с детства говорили, как сильно меня любила моя мать, какой она была самоотверженной и смелой, я уже начала ее стыдиться. В Ранолевсе, похоже, она оставила о себе очень плохую память!

Не утерпела, спросила Гленну, которая показывала мне замок, помнит ли она… Очень боялась, что свекровь расскажет то же самое, что Арман – про своего супруга и мою мать, но, как ни странно, леди Волорье не стремилась очернить Шанторов.

Аду я, конечно, помню, – сказала она. – Красивая она была невероятно, очень живая, яркая. Смеялась, танцевала, очаровывала. Маленькая такая яркая птичка. Шантора своего она обожала, это было видно с первого взгляда. Надеюсь, ты не будешь так же сильно любить моего Армана, с ним так нельзя. Он ужасный эгоист!

Я посмотрела на нее удивленно, не понимая, как можно любить вполсилы. Это ведь невозможно!

Никогда не растворяйся в мужчине, Ива, – тихо сказала Гленна. – И никогда не люби себя в нем. Будь самодостаточна. Поверь, я знаю, о чем говорю.

Я вежливо кивнула, пропуская ее совет мимо ушей. Видимо, леди Волорье никогда просто не любила, вот и говорит странные вещи.

Замок был основательным. Особенно меня впечатлили огромная библиотека и обсерватория в башне. Настоящая подзорная труба, да еще такая огромная!

Это телескоп, – пояснила запыхавшаяся Гленна, которой подъем на башню дался нелегко. – Арман любит. Он вообще с детства грезил морем и звездами. Перечитал множество книг. Не было ни малейшего сомнения, кем он станет. Удивительно, – я осторожно потрогала трубу, не решаясь даже в нее заглянуть – Арману явно не понравилось бы это. – У вас очень… надежный замок. Крепкий. Да. Обстоятельный. Он принадлежит нашей семье много веков. Когда-нибудь, возможно, и твои дети будут тут жить.

Промолчала, не напоминая, что у меня тоже есть замок и, наверное, ничуть не хуже этого. Спустились вниз, в столовую. Я поинтересовалась у Лисы, где принц.

Охотятся, – махнула она рукой. – Им скучно тут. А Макеши с ними?

Нет. Ваш… раб… Телохранитель.

А, да. Он был в кухне.

Я кивнула удовлетворенно. Макеши явно нашел самое теплое место, за него можно не волноваться. Отпустить его, что ли, в Ниххон? Нет, не пущу. Обещал быть рядом со мной по крайней мере до приезда родителей – пусть так и будет. К тому же с ним я спокойна и в безопасности. Не то, чтобы я сомневалась, что Арман может меня защитить, да только Армана рядом я что-то не вижу, а Макеши – вон он, выглядывает из дверей кухни, довольный и явно накормленный до отвала.

Как тебе замок? – спрашиваю я его. Слабо. Башни полуразрушены, подземный ход запущен, колодец внутренний засорен. Запасов пищи не хватит и на полгода. Гарнизона нет вовсе. Приходи, кто хочет, бери, что хочешь. Непорядок. Так ведь мирное же время! – вскидывается Гленна. – Нет ни голода, ни угроз восстания. Шанторы тоже так думали, и чем всё это кончилось? – парировал Макеши спокойно. У нашего короля нет больше братьев. Это пока. А лет через двадцать будет другой король, у которого, кажется, еще даже целых два брата. Ну, через двадцать лет о гарнизоне пусть вон муж Лиски думает, – махнула рукой леди Волорье. – А насчет колодца – твоя правда, прикажу прочистить. И башни надо чинить, да некому. Сыновья разлетелись, муж пьет. Вот может, Арман осядет на Севере хоть на пару лет, займется.

Ее слова мне понравились, действительно: мне ведь надо сына родить, а для этого муж должен быть рядом. А ежели он еще восстановлением родительского замка займется, то и подождет его море. К тому же ребенок может появиться не сразу, а может, сначала и вовсе родится девочка. Широко улыбнувшись свекрови, я принялась ее расспрашивать, где она берет деньги на хозяйство, что здесь, в этих местах выращивают, какая дичь тут водится и каким ремеслом заняты люди. Новости меня радовали: в собственности рода Волорье были и железные шахты, и кузни, и плавильни, и даже один небольшой оружейный заводик, которым заведовал брат Армана.

А что касается соседних владений Шанторов, так там управляющий грамотный и честный, барон Регнар. Когда ему земли эти отдал прежний правитель, барон сразу сказал, что прав на замок и леса вокруг никаких не имеет, поэтому будет беречь вверенное ему имущество для истинных хозяев, то есть, получается, для меня. Слывет барон затворником, не женат, детей не имеет, живет вместе со своей сестрой и королю ежегодно о доходах отчитывается. Сама Гленна в замке Шантора не бывала ни разу, а Арман утверждает, что Регнар – мужчина честный до неприличия, стало быть замок я найду в полном порядке.

Что ж, меня это только радовало. Денег у меня много – и родители далеко не бедствовали, и на счетах еще золото Шанторов оставалось, за пятнадцать лет многократно банкирами преумноженное – я узнавала. Я была готова к тому, что замок придется восстанавливать из руин, но если он процветает – то тем лучше для меня. Вот поеду и посмотрю на этого самого Регнара, какой он из себя. Может, мне и делать ничего не нужно будет – просто довериться ему.

18. Дом

Арман закончил свои “неотложные” дела довольно быстро, я даже не успела соскучиться. И с Лисой познакомиться поближе не вышло – девчонка, кажется, шарахалась от меня, как от огня. Впрочем, она вообще была какой-то дикой, да это и не удивительно. Она родилась в этом замке и никуда отсюда не выезжала. А какое здесь общество? Вечно пьяный отец, сумасшедщий дед (он умер всего пару лет назад), изредка наведывавшиеся братья и властная хозяйка-мать, против которой немыслимо даже слова вымолвить? Я и то ее немного опасалась, а ведь я – не просто деревенская девчонка, я в клане Кио училась несколько лет. На самом деле я могла эту грузную тетку убить – меня учили. Это знание помогало мне держаться уверенно. Ну – и я выше ее по статусу. Пустячок, а приятно.

Я честно пыталась найти с Лисой что-то общее. Может быть, она разбирается в вышивке? Или в геральдике? Или в ниххонских гравюрах? Но нет, девушка только моргала и молчала в ответ на мои рассказы. В конце концов я махнула на нее рукой. Делать мне больше нечего, как находить подход ко всяким странным девицам! Нет, мне невтерпеж увидеть мой собственный замок.

Выехали поутру втроем: я, Арман и Макеши, на этот раз – верхом. Сундуки мои и Армана доставят следом. Владения Шанторов граничат с землями Волорье, уже к вечеру мы будем дома.

Дома!

Мой дом раньше был там, где родители. Я везде чувствовала себя преотлично: и в хижине на Островах, и в крошечном домике ниххонской деревушки, и в Эльзании в квартирке над аптекарской лавкой (каждое лето мы ездили в гости к маминой родне). В покоях императорского дворца, в придорожной гостинице, в замке Волорье – везде мне было хорошо. А своего дома у меня не было никогда, родители не сидели на месте. Такая уж у Акихиро Кио служба – постоянно он в разъездах, а мама вечно следовала за ним. Поэтому к замку Шанторов я подъезжала с трепетом в душе. Это – мой дом, настоящий. Я здесь родилась.

Старалась, впрочем, не думать, что тут убили моего отца и еще кучу народу. После призрака графа Волорье, конечно, меня это пугало. Но со мной был Макеши, который призраков этих мог легко изгнать. Он и Арману предлагал свои услуги, но Арр только рассмеялся, заявив, что Ральф – парень бесплотный, а значит – совершенно безобидный. Никому он не мешает, даже забавляет.

Ну-ну, мне как-то было невесело, но в конечном итоге призрак мне очень помог в реализации моих сложных планов, поэтому ладно – пусть остается. Не жалко.

Замок Шанторов построен гораздо раньше Белого замка, – неторопливо рассказывал мне Арман по пути. – Оттого от меньше, мрачнее, окна там узкие, стены – толстые. Зато зимой он теплый. Внутри много погребов, складов, несколько колодцев. Такой замок строился, чтобы выдерживать осады – даже несколько лет. Там высокие стены, ров, сторожевые башни. А потом люди изобрели пушки и мортиры, и стена была разрушена, и часть башен тоже. Замок буквально изнасиловали люди короля Люциуса. Конечно, Регнар – отличный управляющий. Он все восстановил, вот увидишь. А как вышло, что он живет в моем замке? После смерти последнего герцога Шантора, король Люциус подарил замок одному из безземельных дворян, надеясь таким образом завоевать его расположение. Регнар уже тогда имел репутацию невероятно честного и упертого человека. И он не подвел: когда стало известно, что дочь Шантора жива, он сразу заявил, что никаких прав на замок он не имеет, готов лишь жить в нем, как управляющий. Ада была не против.

Я кивнула. Мне был любопытен этот Регнар, он живо напомнил мне героев ниххонского эпоса, которые были вот так же несгибаемы и служили не правителям, а лишь своему народу и чести.

Что же, я слышала, что он не женат и детей у него нет? – с интересом спрашивала я мужа. Не женат, но… впрочем, сами увидите. У него есть воспитанник, кстати. Вполне достойный молодой человек. Тоже живет в моем замке? – я ревниво хмурила брови. Не жадничайте, замок большой, на всех хватит. Уверен, что вы с ним подружитесь. Хотя… теперь уже я готов жадничать. Жерар – весьма интересный мужчина, а вы, Ива – молодая девушка… Если вы желали со мной поссориться, то вам это удалось, – ледяным тоном ответила я, закусив от злости губу. Полно, я ничего неприличного не имел в виду, – фыркнул Волорье, но я уже обиделась.

Остаток пути прошел в тягостном молчании. Пару раз Арман пытался мне что-то рассказать, но я отворачивалась надменно, и он перестал обращать на меня внимание, разговорившись с Макеши о всяческой нечистой силе, потом – об Ильенских островах. Их разговор был очень любопытен, я и не представляла, что Островов – много, и народы, их населяющие, совершенно разные, как по развитию, так и по внешнему виду. Есть невысокие племена ростом с десятилетнего ребенка. Есть людоеды. Есть, напротив, совершенно миролюбивые туземцы, которые даже животных не убивают, питаясь одними фруктами и овощами. Ужасно интересно всё это, жаль, что на Острова я вряд ли теперь вернусь, ведь мой новый дом здесь, в Ранолевсе.

Да, вот этот серый приземистый замок с круглыми башнями по углам и есть замок Шанторов. Мы приехали.

Нас ждали, нас встречали: над воротами реял флаг – зеленый с белым листком клевера. И рядом, поменьше – алый с черным волчьим следом. Зеленый – официальный цвет герцога Шантора. Не спорю, мне было приятно то, что Регнар так явственно меня приветствовал.

Огромные деревянные, обшитые металлическими полосами ворота были открыты нараспашку. На крыльце замка стоял седой невысокий мужчина с военной выправкой, не иначе, как сам Регнар. На вид ему было лет шестьдесят, а то и больше.

Герцогиня Шантор, – он поклонился легко и изящно. – Приветствую вас. В замок вернулась хозяйка, это великое благословение. Вот уж шестнадцать лет, как эти земли осиротели. Благодарю вас, барон, – бойко ответила я. – Не представляете, как я счастлива быть здесь!

Он кивнул сурово, но, кажется, довольно благосклонно, и вперил мрачный взгляд в сопровождавших меня мужчин.

Арман, мальчик мой, а ты здесь зачем? Я – муж герцогини, – с кривой усмешкой отвечал Волорье. – Так вот вышло. Ловко! – в голосе управляющего раздражение пополам с восхищением. – Подсуетился? Боюсь, что это была моя инициатива, – немедленно бросилась я на защиту супруга. – Я его выбрала! Не стоило, – процедил сквозь зубы Арман, спешиваясь. – Учитесь молчать, Ива. Вам это пригодится в будущем. Что я опять сделала не так? – шепнула я, обиженно надувая губы и спрыгивая в его объятия. Вы унизили мое мужское достоинство. Чем? Тем, что я выбрала вас? Но это чистая правда! Угомонитесь, мы поговорим об этом после, – Арман сверкнул своим глазом как-то уже очень гневно. Пришлось замолчать, лишь виновато улыбнувшись.

Нет, я совершенно не понимаю здешних мужчин! В Ниххоне было честью стать избранником знатной дамы. Здесь, видимо, всё по-другому. Молча и нервно стянула перчатки, пройдя в просторный холл. Здесь, действительно, было куда теплее, чем в Белом замке. Не просто телу, а даже и глазам. Стены и пол обшиты светлым деревом, резные потолки побелены, на полу – красивый яркий ковер. Никаких камней, никаких шкур и кабаньих голов над камином, как я боялась. Все просто и очень светло. Под потолком огромная люстра на толстой цепи.

Ремонт сделан довольно давно, – пояснил Регнар. – Но все здесь в достойном состоянии. Впрочем, если желаете… Мне все нравится, – с восторгом ответила я. – Кто выбирал материалы? Моя… сестра, леди Регнар. Где же она?

В столовой. Не желаете ли поужинать?

Поужинать мы желали. Скинули дорожные плащи, умылись и прошли в небольшую столовую – тоже светлую и с резным потолком. Там нас встречала светловолосая круглолицая женщина и молодой человек, столь явственно похожий на барона Регнара, что я сразу поняла все заминки Армана. Воспитанник? Как бы не так – сын. Бастард, скорее всего. Что ж, барон не женат, ему позволительно. Тем более, что от своего ребенка он не отрекся.

Ижен, позволь тебе представить герцогиню Шантор, а с ее супругом ты давно знакома.

Женщина приподняла светлые брови домиком, засмеялась удивленно. По ее лицу побежали морщинки, и я только сейчас поняла, что она, пожалуй, ровесница самого барона. С братом они были совершенно не похожи ни лицом, ни глазами, ни даже статью. Кажется, Ижен была немного выше Регнара.

Это Макеши, – представила я своего телохранителя. – Он с Островов. Макеши мне верный слуга, даже нянька, поэтому я настаиваю, чтобы в этом доме к нему относились с уважением. Что ж, тогда я принесу еще один прибор, – легко согласилась Ижен. – Прошу к столу, господин Макеши.

Тот кивнул, не став ее поправлять. Огляделся и снова кивнул. Очевидно, счел столовую местом безопасным.

Ужинали в неловком молчании, присматриваясь друг к другу. Если бы не Арман, который непринужденно завел разговор о снежной зиме и видах на урожай, и вовсе было бы тягостно. Регнар с готовностью тему подхватил, вывалив на наши неподготовленные головы кучу прогнозов: и капусту-то будут нынче сажать, а ниже, в долине, рожь, рапс и еще что-то там, я не запомнила. Арман выглядел немного ошарашенным, он все же морской адмирал, наверняка в местном земледелии не разбирался, а я уже просто засыпала на ходу. В другое время с радостью бы послушала и про то, что нынче будет яблочный год, и про неурожаи прошлых лет, но сейчас у меня хватило сил лишь на то, чтобы спросить тихонько у Ижен, готовы ли для нас спальни и есть ли горничная, чтобы помочь мне искупаться.

Ижен заверила меня, что все готово, даже ванная наполнена. Вот только спален подготовили несколько, никто не ждал, что я так быстро обзаведусь супругом. Честно говоря, мне было все равно, с кем спать сегодня – только бы были простыни свежими, а камины протопленными. А еще – чтобы на постели не было балдахина.

Мне повезло: спальни тут тоже были достаточно современными. Никаких купидонов на потолках, никаких бархатных портьер и позолоты. Шелковые обои, простая и удобная мебель, занавески – легкие, воздушные.

В замке узкие окна и мало света, – виновато пояснила провожающая меня Ижен, видя, как я щупаю ткань. – Вот я и взяла на себя смелость… Но если вы пожелаете, можно найти более роскошные ткани. Нет-нет, – заверила ее я. – Все прекрасно, мне очень нравится.

А вот ванная комната была весьма роскошна: большая фарфоровая ванна на золоченых львиных ножках, мрамор, красное дерево. И настоящий стульчак в нише, совсем как в ниххонских знатных домах (впрочем, в деревне Кио тоже всё было устроено крайне рационально) – не какая-то там ночная ваза! Мне всё здесь нравилось! Более того – я пребывала в восторге!

Едва не заснула в ванной, была выловлена, вытерта и уложена в постель двумя ловкими женщинами. В сон провалилась мгновенно, даже не вспомнив про супруга.

19. Ива против Виро

Арман, как оказалось, пожелал для себя отдельную спальню. Наговорил всякого: дескать он храпит, лягается и кричит во сне. Все это мне поведала разбудившая меня Ижен. Она принесла несколько платьев моей матери, помогла мне одеться и с острым любопытством расспрашивала об обстоятельствах моего поспешного брака. Я вяло отбивалась, не желая об этом беседовать хотя бы до того момента, как обсужу эту тему с Арманом. Он ясно дал мне понять, что стоит придержать язык – что ж, я буду послушной женой.

Супруг мой нашелся в библиотеке, уже бодрый, веселый и, кажется, совершенно довольный жизнью.

Для чего вам отдельная спальня? – первым делом спросила я. Не желаю ни с кем делить свои сны, – усмехнулся он. – Вы обиделись? Напрасно. Так принято среди знатных семейств. У каждого из супругов своя постель, а встретиться они могут в любой из них. Поверьте, это очень удобно.

Я отвернулась, проведя пальцем по корешкам книг и совершенно не зная, как возразить. Я хотела спать с ним. Мои родители всегда спали вместе, но он, наверное, прав: просто в домах, где мы жили, было не так уж много места. Братья мои тоже спали на одной постели, а в Ранолевсе у каждого ребенка была своя комната, я уже знала. Разумеется – у аристократов.

И все же мне было бы спокойнее с вами, – тихо призналась я. – Особенно зная, что в этом замке убили моего отца. А вдруг тут тоже есть призраки? Никогда об этом не слышал, – пожал плечами Арман. – Но даже если и так, то у вас есть Макеши. Пусть охраняет ваш чуткий сон, это его работа. Это всё, для чего вы меня искали? На самом деле, нет, – я вздохнула и рассказала о вопросах, задаваемых Ижен. – Что мне ей сказать? Ничего не говорите, – равнодушно бросил Арман. – А если она будет назойлива, тоже спросите ее невзначай, чей сын – Жерар. Уверяю вас, больше она не задаст ни одного вопроса. Почему? А чей он сын?

Ижен, разумеется. Как – Ижен? – растерялась я. – Но… я думала, это бастард Регнара. Да.

Но… – мне стало трудно дышать, я никак не хотела верить. – Но они же брат и сестра! Ижен старше Регнара на пару лет. И она ему сестра только официально. На самом же деле ее мать была беременна, когда выходила замуж за отца Регнара. От кого – история умалчивает. Связь Регнара с его “сестрой” абсолютно недопустима по законам человеческим, но на самом деле ничего ужасного тут нет. Только никто бы их не понял. Вот и живут они в этой глуши – наверное, счастливо, кто их знает. Свои в курсе, а чужаки тут бывают редко, и для них – Жерар лишь воспитанник Регнара. А титул?

На титул он права не имеет, даже на фамилию. Но, возможно, Регнар догадается признать сына бастардом и единственным наследником. Только для этого нужно выбраться из замка, а барон сидит тут, как крот, последние пятнадцать лет. Это ужасно, – покачала я головой. Это жизнь, птичка моя. Твои вопросы закончились? Ты уже решила, что будешь делать дальше? Осмотрю замок, наверное… Съезжу в деревню… Не желаете ли со мной? Избавьте меня от этого, – поморщился супруг. – Мне хватило матушкиных проблем с арендаторами. Пусть вам все покажет Жерар, его здесь знают и любят. Уверен, он скоро во всем заменит своего отца.

Я снова отвернулась. По дороге сюда Арман недвусмысленно дал мне понять, что не желает, чтобы я подружилась с Жераром, а теперь вот сам настаивает на том, чтобы он меня сопровождал. Как мне его понимать, как не ошибиться? Это испытание, экзамен? Или ему в самом деле просто на меня плевать?

***

В замке было интересно. Столько комнат, столько кладовых! Казематы в подвале, сторожевые башни с арсеналом, три колодца, погреба. А еще два подземных хода и чердак. И везде – безукоризненная, безупречная чистота. Все финансовые бумаги идеальны, к домовым книгам не придраться. Барон Регнар держал хозяйство в твердых руках. Мне здесь было делать совершенно нечего, разве что гулять и развлекаться. А еще на мой счет ежегодно поступала весьма приличная сумма денег. Жалование сам себе Регнар выделил разумное, я, посоветовавшись с Арманом, велела увеличить его вдвое, да еще дабавила, что оно останется за бароном до самой смерти.

Места здесь красивые, мне нравилось. И лес, и горы на востоке и севере, и шахты, до которых я добралась в первую же неделю. Сопровождал меня Жерар, который во всех делах отлично разбирался. Вообще он был очень интересным молодым человеком лет двадцати пяти. Умный, спокойный, где-то даже ехидный, со мной он обращался чрезмерно уважительно, во всем соглашался. Какой контраст с вечно высмеивающим меня супругом! Жерар живо напомнил мне отца, Акихиро Кио, тот тоже никогда не повышал голоса и был очень терпелив с близкими людьми. Жерар мне нравился. Я ни в коей мере не рассматривала его как мужчину, он меня вовсе не привлекал, а вот дружбу с ним оценила. Никогда он не смеялся, даже если я задавала совершенно нелепые вопросы, все обстоятельно объяснял и не раздражался моей нетерпеливости.

Арман и не думал меня ревновать, что было очень обидно. Не то, чтобы я давала повод – но когда твоя супруга от восхода солнца до самой темноты пропадает где-то с другим мужчиной – тут даже святой бы задумался. Возможно, Волорье ни о чем не волновался, потому что Макеши везде сопровождал меня молчаливой тенью, но я так думаю – супругу просто плевать, где я и с кем.

Когда у меня начались ежемесячные женские неприятности, я обрадовалась и немедленно ему об этом доложила, но от только вяло кивнул.

– Иветта, дайте мне еще немного времени, – попросил он.

Я все поняла. Я была ему совершенно не нужна. А Виро? Виро нужна?

Не удержалась, не смогла. Как только позволило самочувствие, надела кимоно и маску и пришла в его спальню. Даже не для того, чтобы заняться с ним любовью, а просто посмотреть, что из этого выйдет.

Он ждал, я поняла это по глазам, по нетерпению, с которым он подался мне навстречу.

– Я тебя звал, – упрекнул меня Ю-Вей. – Ты мне снилась, но как-то не так.

– Далеко ты спрятался, – усмехнулась я, подавая ему неизменный дурман-чай. – Насилу нашла тебя среди лесов.

– Иди ко мне.

Выпил чай, подхватил меня в объятия, отнес на кровать. Как всегда, был нежен и ласков.

Я потом рыдала до утра, не понимая, почему так. Почему я не могу спать со своим законным супругом? Почему он просто не потерпит? Нет, наверное, я не хотела, чтобы он, закрыв глаза и представляя другую, попросту исполнил супружеский долг, наверное, быстро, холодно и безучастно. Но и быть Виро я больше не хотела. Только почему-то через несколько дней снова… пришла к нему.

Так прошел месяц, до этих чудесных мест тоже добралось самое настоящее лето. С полями, цветущими травами, бабочками и поющими птицами. С овцами на лугах, с работами в шахтах, где теперь пропадал Жерар, с первыми урожаями. Поначалу мне это всё ужасно нравилось, все было внове, но уже через пару недель я готова была выть от тоски. Неимоверно скучно, не с кем даже поговорить. Ни подруг, ни мало-мальского собеседника. Арман торчал в библиотеке с Макеши, рисуя какие-то карты, Ижен, после вопроса о том, где родители Жерара, разговаривать со мной вовсе не желала, ссылаясь на вечную занятость, а старик Регнар мне казался ужасно суровым. Я его побаивалась. Да и о чем с ним разговаривать – об урожаях что ли?

– Вы отвратительный муж, Волорье, – сообщила я как-то Арману за завтраком.

– Аргументируйте.

– Мне скучно. Даже поговорить здесь не с кем. А вы совершенно не уделяете мне внимания.

– О чем мне с вами разговаривать? О вышивке или о мужчинах? Что вам интереснее?

– Если выбор так скуден, то, пожалуй, о мужчинах, – смотрела на него прямо, не пряча глаз. – Поговорить нам давно стоит откровенно, вы не думаете?

– Возможно и стоит, – криво усмехнулся граф. – А кстати, не хотите ли съездить в Белый замок, развеяться?

– К вашему бесплотному предку в гости? Благодарю покорно. В столицу хочу, – неожиданно для себя заявила я. – Там давно уж прибыла ниххонская делегация, там танцы, гулянья, а я тут от мух отбиваюсь.

Понимала, что это было дерзко, даже нагло, но мне было уже всё равно. А муж неожиданно задумался.

– А почему бы и нет? – пожал он плечами. – Мне в вашем замке, признаться, тоже наскучило, слишком уж тут… чисто и благородно, – он кивнул к прислушивающемуся к нашему разговору Регнару. – Мы здесь и не нужны вовсе, и без того все как по маслу. Барон, как бы мне переманить вас в Белый замок? Там всё гораздо печальнее.

– Не выйдет, – усмехнулся старик. – Я здесь так давно хозяйничаю, что врос уже в эти стены. Видимо, буду как призрак прошлого графа Волорье – навеки тут обитать.

– Никаких привидений в моем замке, – поспешно попросила я. – Я – натура нервная, чувствительная. Прикажу ведь разнести по камушкам замок и заново сложить! К тому же вы мне нужны, барон. Здесь еще моим сыновьям расти, а вам – учить их вести хозяйство.

– И какую же роль вы отводите мне, драгоценная моя жена? – прищурился Арман.

– А вы будете в плавании, мой нелюдимый супруг, – бросила я небрежно. – Кажется, это всех более, чем устроит. Спасибо, я сыта.

Бросила на стол ложку, встала и удалилась. Как же я была на него зла! Не будь у нашей беседы свидетелей, я бы еще много чего сказала: и про то, что отцом моих детей вполне себе может быть другой мужчина, и про развод, мысль о котором уже приходила мне в голову, и про мужскую несостоятельность моего супруга. Может, и хорошо, что сумела промолчать: вряд ли бы Арман так просто спустил мне эти оскорбления. Ответил бы, я бы еще что-то сказала… Рассорились бы насмерть, это я умею.

А вообще, конечно, он не виноват. Это я затеяла брак, в котором он не нуждался, это я ему навязывалась. Он меня любить вовсе не обязан. Наверное, я вот такая – глупая, никчемная и непривлекательная.

20. Уроки любви

Арман к вечеру снова закрылся в библиотеке. Мы не разговаривали весь день, избегая друг друга. Если и сталкивались в коридоре, то молча проходили мимо. Мне хотелось выть, хотелось бежать отсюда прочь – к маме и папе. Хотелось снова стать ребенком, маленькой девочкой. Как нужны мне те большие руки, в которых можно укрыться!

Вечером приказала горничным собирать мои вещи: хочет Арман или нет, а я возвращаюсь в столицу. Я сама себе хозяйка, тем более мужем он мне так и не стал. Или стал, но не он, а Ю-Вей. Или не мне, а Виро. Я запуталась!

Надела в очередной раз кимоно и маску, выскользнула в коридор. Макеши уже даже не комментировал, просто выразительно закатил глаза. Плевать. Мне сейчас так нужно тепло! Объятия нужны, в которых можно забыться. Самообман? Что ж, пусть так!

Он ждет. Говорил – каждую ночь обо мне мечтает.

– Виро, ты пришла, – в голосе Армана звучит непривычная мне нежность. Это одновременно и приводит меня в трепет, и злит. Увлёкся глупой девчонкой из лунного дома. А жена ему не нужна!

Молчу, как всегда, спокойно развязывая пояс кимоно, но Арр в этот раз удивляет.

– Нет, у меня другие планы, качает он головой. – Сегодня ты снимешь маску.

Понятно. Нет, боюсь – это плохой вариант. Мне не нравится. Завязываю обратно пояс. Отворачиваюсь, берусь за ручку двери.

Он смеётся.

– Постой, загадочная! Ночь за окном, слышишь? Я задую свечи. Закрою портьеры. Обещаю, мы не увидим друг друга. Только наощупь.

– Поклянись, – шепчу я.

– Клянусь.

Я киваю. Хочу! Хочу целовать его везде, ласкать губами. Сегодня мне это мучительно нужно, кажется, я умру, если не прикоснусь к нему, не впитаю его силу и спокойствие. Он, улыбаясь, гасит свечи. Комнату наполняет такой густой мрак, что что я даже пальцев своих не вижу.

– Ты где? – тихо зовёт меня Арман. – Ты исчезла? Сбежала?

– Нет, я тут, – пошла на голос, натыкаясь на его тело.

Он тут же обхватил меня руками, сминая шёлк кимоно в складки. Прижал к сильной груди и шепнул:

– Ну же, снимай маску. Мне не терпится тебя поцеловать.

Я застыла. Целоваться-то меня и не учили. Не принято это в Ниххоне. Я целовалась лишь однажды – с ним. В тот день, когда он меня отверг в первый, но далеко не в последний раз.

– Что не так, птенчик?

– Я...

– Не умеешь? Я так и думал, – усмехнулся Арман, пальцами поглаживая мои губы. – Буду учить. Сегодня – только поцелуи.

– Нет! – возмущённо шепнула я.

– Да. И не спорь. Будешь послушной девочкой – получишь награду.

Сам развязал ленты. Взъерошил мои волосы пальцами. Покрыл поцелуями лицо – короткими, нежными, такими... любящими? Он словно ощупывал меня губами. Потянул зубами за нижнюю губу. Я всхлипнула, обвивая руками его шею. Я очень хотела, очень! Люблю его отчаянно. И кричала бы, признавалась бы постоянно, но слов таких нет, чтобы передать все мои чувства, да и не нужны ему эти слова. Я для него – лишь игра. Зато... зато он мой – весь. В этой вязкой темноте, где смешивается дыхание, где каждое прикосновение – как удар. Подталкиваемая Арманом, я вдруг спотыкаюсь о постель и падаю, взвизгивая. Он падает сверху, вышибая из меня дыхание. Тяжёлый, как камень. Такой... желанный. Поднимается на руках, нежно, легко находит на ощупь мои губы, прихватывает их губами. И внутри меня расцветает огненный цветок. Поцелуи – это сладко. Горячо. Он раздвигает мои губы языком, бесстыже берет меня одной только этой лаской, медленно, упоительно, наслаждаясь каждым мигом. Я царапаю его плечи, прижимаюсь бёдрами к его паху, явственно ощущая его желание. Губы, терзавшие мой рот, вдруг поплыли ниже. Подбородок, шея, ямочка между ключицами. Шёлковый пояс, наконец, развязан. Его руки везде. Он словно укутывает меня в поцелуи. А потом раздвигает мои бедра и приникает горячим ртом к самому центру моего возбуждения. Это как удар, как молния. Меня учили, что женщина не должна терять себя в мужских руках. Что она должна отдавать, а не отдаваться. Но сейчас именно я извиваюсь и жалобно мяукаю от невероятных ощущений.

Отрываясь от меня, Ю-Вей тихо смеётся.

– Что ты теперь думаешь о поцелуях, птенчик?

– Я думаю, что тоже... умею.

– Что ты умеешь?

Я фыркнула, нашла пальцами его достоинство, так явно и недвусмысленно свидетельствующее о том, что он тоже... хочет. Пробежалась по всей длине, а потом стекла вниз, обхватывая его губами. Впервые – не холодный каменный член, как нас учили в лунном доме, а настоящий, живой, горячо пульсирующий в моей ладони. Ю-Вей вздрогнул, сдавленно вздохнул, словно захлебываясь стоном. Теперь была моя очередь хихикать. Прошлась языком по всей длине, вобрала глубоко, почти до самого основания – умела.

– Боги, ты невероятная, – прошипел мой мужчина, а потом вдруг изогнулся, подхватил меня за бедра и поставил на колени – над собой. – Продолжай, не останавливайся, мне очень нравится.

Я не понимала, что он делает, но послушно продолжила – а потом вдруг замычала возмущенно и испуганно, когда его пальцы, а следом язык и губы скользнули внутрь меня.

– Не останавливайся, – приказал Ю-Вей, когда я изогнулась, пытаясь ускользнуть.

Да как не останавливаться? Бедра у меня тряслись от напряжения, все тело пульсировало. Зачем, как? Он не должен! Но Ю-Вею всегда было плевать на то, что он должен или не должен. Он просто ласкал меня так остро и так сладко, что я стонала, всхлипывала и едва удерживала его мужество в руках.

– Горячая девочка, – мурлыкнул он. – Тебе так нравится?

Да. Я – вдруг ощутила себя неумехой. Совершенно потерялась, позабыла все тайные приёмы и методики. Всё, что могла – только целовать его, отчаянно пытаясь передать свои ощущения. Он ускорялся – и я ускорялась тоже. Он замирал – и я замирала, скользя по стволу пальцами и позволяя ему войти до самого предела. Все это не могло длиться вечно: я взвыла, вцепившись в его член руками и губами, застыла, звеня как струна, удерживаемая от падения лишь его сильными пальцами, а он зарычал гулко и глухо, дернувшись и оставляя на моем языке терпкое семя.

Да. Научил он меня поцелуям, и возразить нечего.

Совершенно без сил я распласталась на его теле.

– Молчаливая, что же ты так долго не приходила ко мне? Я скучал.

– Это был последний раз, Ю-Вей, – тихо отвечала я. – Моё время истекло, я возращаюсь домой, в Ниххон.

– Не вздумай! – подскочил он, но я знала, что пора заканчивать эту глупую игру, пока она не свела меня с ума. – Виро, я… не хочу без тебя.

– У тебя есть жена.

– Я ее не люблю.

– Ты и меня не любишь, Ю-Вей, – жестко ответила я. – Любишь лишь одного человека – себя. Пора взрослеть. У тебя есть долг, обязанности, служба, наконец. Ты не ребенок, чтобы прятаться за маской…

– Злая, злая Виро!

– Очень злая, Ю-Вей. Я же ёкай, мы такие. Прощай, я выпила тебя до конца.

– Я приплыву в Ниххон и найду тебя! – выкрикнул он. – Не спрячешься!

– Попробуй. Буду ждать.

Вот зачем я это сказала? Чтобы он и в самом деле – поплыл? Бросил всё и рванул искать свою несуществующую любовницу-ёкая? Смешно.

Коснулась его волос наощупь, поцеловала в губы – как он учил. Уложила его, уже почти уснувшего от моего зелья, в постель, укрыла одеялом. Прислушалась к ровному глубокому дыханию. Спит, кажется. Отодвинула портьеру, впуская в комнату неверный лунный луч. Нашла кимоно и маску. Вышла.

Нет, я больше не вернусь. Надо учиться жить в реальном мире.

Боясь растерять всю решительность, я сожгла и кимоно, и маску в камине. Вот так. Нет больше Виро, есть только Ива Шантор и ее глупые бессмысленные мечты.

Наутро Арман был молчалив и сумрачен. Приказал мне собираться: едем в столицу. Там у него тоже немало дел.

– Одно только продумайте, – устало сказала я ему в ответ. – Когда его величество спросит, почему я не в положении – что вы ему скажете?

– Не волнуйтесь, будет вам ребенок, – вздохнул Арман.

И почему мне так не понравились его слова? Это ведь – капитуляция? Я победила? Или нет? Как все сложно – и, главное, я сама всё усложнила.

21. Ниххонские гости

Я была права: делегация из Ниххона уже прибыла. Вся столица гудела – на родину вернулась Авелин Кио, известная в высшем свете как Эва Волорье.

Время было над ней не властно, она была по-прежнему невероятно хороша собой: светлые волосы, тонкая, несмотря на троих детей, талия, светлые глаза, кожа без морщин и изъянов. Супруг, ниххонский посол, ей под стать: высокий, прямой, с длинными черными волосами и ехидными узкими глазами. То есть это я вижу, что папа Хиро смеется про себя, а прочие дамы вздыхают и млеют от его невозмутимости.

Ниихонцы красивые, этого у них не отнять. Вся делегация — как на подбор. На самом деле внешность была одним из критериев отбора, Императору нравится создавать о Ниххоне такое вот впечатление: что подданные его сплошь все красавцы, отменные воины и знатоки искусств. Других за пределы Ниххона стараются не выпускать. На самом деле в стране есть и кривоногие лысые коротышки, и глупцы, и совершено необразованные крестьяне. Но при дворе ранолевского короля вы их точно не увидите, да и в открытых для чужеземцев районах Ниххона тоже.

Поэтому все дамы при дворе сегодня мечтают о ниххонских послах, а я только посмеиваюсь. Самый великолепный из них, Акихиро Кио, глава делегации — для них точно недоступен.

Арман не раз мне говорил, что нравы при дворе Вазилевса стали строже, чем пятнадцать лет назад, но я этого совершено не замечаю. Дамы так увлечённо обсуждают гостей, что у меня начинают пылать щеки. Некоторые из членов делегации уже опробованы. Боги, пожалуй, я прогуляюсь в саду. Слышать, кто «достойнее» – местные придворные или ниххонцы – я больше не в силах. Интересно, а где Арман? Я не видела его с того момента, как мы приехали утром ко двору. Хотелось бы его найти, конечно. А что, если он с другой? Именно эта мысль первой пришла в голову, несмотря на то, что в моего мужа могло быть так много других дел тут. Несмотря на то, что он рассказывал о святости брачных уз, я отлично знала, что мой муж способен на измену. Виро он больше не увидит, но при дворе полно других женщин.

Злясь, ревнуя, успокаивая себя, я вышла в сад и побрела по одной из тропинок. Специально углубилась в лабиринт, желая побыть одна — и моя настойчивость была вознаграждена. У одного из крошечных прудов я разглядела знакомую фигуру в чёрном кимоно.

Как всегда — от отца всегда веет спокойствием. Если мама – птица, я – ветер, то он – просто океан. Океан мудрости и любви.

Оглядываюсь, убеждаясь в отсутствии свидетелей, и шагаю к нему, осторожно касаясь кончиками пальцев рукава.

— Маленькая моя птичка, —уголками губ улыбается отец. — Я по тебе скучал. Ты в порядке?

— Нет, — честно отвечаю я. Я знаю, что некоторые вещи приличные девушки не обсуждают с отцами, но мамы нет – а он здесь, рядом.

— Тебе нужна помощь, Ива? – спрашивает у меня Акихиро Кио, и я решаюсь.

– Нужен совет, папа. Я сама себя загнала в ловушку, а теперь не знаю, что делать.

– Я могу тебе помочь?

– Да. Обними меня.

Он без тени сомнений раскрывает объятия, а я ныряю в его руки, прижимаясь к груди и вдыхая родной запах. У меня был самый лучший отец. Не знаю, мог бы герцог Шантор подарить мне столько любви и внимания, как Акихиро Кио. Папа учил меня читать и писать, когда я сломала ногу, грохнувшись с дерева, мама сказала что-то вроде «сама виновата», а потом обернулась птицей и помчалась за лекарем, а отец вытирал мои слезы и шептал, что все будет хорошо. Когда я в десять лет выразила желание учиться в деревне Кио – он не стал говорить, что я слишком мала, что я не знаю, о чем прошу, а просто отвез меня туда, правда, настоял, чтобы со мной остался Макеши. Мама сильно ругалась, потом плакала, потом умоляла меня одуматься, но я была непреклонна. Уехала, даже не думая о том, что я буду там совсем чужая. Впрочем, родители вскорости перебрались в деревню вслед за мной.

Вот и сейчас я уверена, что отец не станет меня укорять в распутстве, а просто выслушает и успокоит.

— Мой муж мне изменяет, — тихо сказала я отцу.

— Откуда ты знаешь?

— Я… так вышло, что он изменяет мне со мной же. Только он не знает, что это я.

— Поясни.

— Когда я сдавала экзамен в лунном доме… помнишь, ты еще был против… после танца некий господин Ю-Вей пожелал выкупить меня за пять тысяч риссов. И я согласилась.

Плечи отца напряглись. Я могла себе представить, как он сдвинул брови и сжал губы.

— Я подлила ему в чай одного из маминых зельев. Он заснул. В общем, Ю-Вей – это и был адмирал Волорье. Мне он понравился еще тогда. И когда я встретила его здесь, в Ранолевсе – я была потрясена и обескуражена. И влюбилась. Оттого и у короля его просила. А он меня не любит, совсем не любит. Мы стали с ним друзьями, но мне этого мало.

— А кого же он любит? – задал правильный вопрос отец.

— Не знаю, кого уж он любит, но спит он с Виро, девушкой из лунного дома. Я надеваю маску и кимоно, беру дурманящий чай и прихожу к нему…

— Довольно подробностей, — отец погладил меня по волосам. – Забавно ты завернула. Он спит с одной, а жениться пришлось на другой. А ребенка он тебе должен сделать по дружбе?

— Он просил подождать, а я согласилась.

— А если забеременеет Виро, как ты объяснишь это мужу?

— Не знаю, — тихо ответила я. – И не хочу знать.

— Что ж, я советую просто ждать. Не руби сейчас сгоряча, не беги признаваться. Не оценит, будет злиться. В любом случае, все станет явным, и камень может проговориться.

— Какая чудесная сцена, — внезапно раздался холодный голос от кустов. – Моя жена в объятиях ниххонского посла. Иветта, когда я говорил, что времена изменились, я имел в виду именно подобные ситуации.

Я молча сделала шаг в сторону. Как объяснить то, о чем нельзя говорить никому, я не знала. Не было ни страха, ни волнения, только какое-то тупое равнодушие.

— Что, не будет цирка с заламыванием рук? Не будет уверений в своей непорочности? – издевательски спрашивал меня Арман. – А вы, господин Кио? Вам, пожалуй, объясняться перед супругой будет сложнее!

— Не судите по себе, молодой человек, – спокойно ответил ниххонец. – У моей жены нет никаких причин подозревать меня в неверности. Как, впрочем, и у вас.

— Хотите сказать, что мои глаза меня обманывали? – покраснел Арман. Я со смутной тревогой следила за его губами, говорившие немыслимо мерзкие вещи. – Ах, я понял! Вы чисты и невинны, это маленькая шлюшка Шантор пыталась вас соблазнить! В это я поверю без труда.

— Граф Волорье, вы не представляете, с каким удовольствием я сейчас надеру вам задницу, —выдохнул Акихиро Кио, быстро извлекая из-за спины катану. Между прочим, ему единственному из посольства позволили носить оружие, оказав немыслимое доверие. – Я, можно сказать, двадцать лет мечтал…

— Переносите свои желания на невинных людей, господин Кио? – усмехнулся Арман, вытаскивая из ножен шпагу. – Жаль, оружие у нас неравноценно. Как насчёт пистолетов? Нет? Жаль. В таком случае, извольте подождать пару минут. Эй, Гвирон!

Из кустов мгновенно выглянул мальчишка с рыжими вихрами. Ах вот как? У господина графа тут шпионы? Наверняка и моем разговоре с ниххонским послом супругу было доложено незамедлительно, почему он и явился так вовремя.

– Найди Жозефа, пусть принесет мне катану. Немедля.

Мальчишка кивнул и убежал.

Арман же небрежным жестом оправил кружева на манжетах и заговорил светским тоном:

– Так как вы находите Ранолевс, господин Акихиро? Помнится, вы раньше бывали и на Севере, и в Белом замке?

– В иные времена мало кто осмеливался бросить мне вызов, – насмешливо отвечал ему отец, не поддаваясь на провокации. Он был очень зол, я видела это по его глазам. – Единственный, кто мог сравниться со мной в искусстве фехтования – это его величество Вазилевс.

– Те времена давно прошли, – пренебрежительно фыркнул мой супруг. – Да и вы не стали моложе. Сколько вам лет? Пятьдесят? Больше?

– Сорок три, – сквозь зубы процедил ниххонец, гневно прищуриваясь.

– Старик…

– Вы ведь знаете, что катана запросто разрубает человека напополам?

– Разумеется! Я обучался в Ниххоне…

– Пару лет… Нет, я не буду с вами сражаться. Это будет избиение младенца. Да и не заслуживает такой щенок поединка чести. Я просто набью вам морду, как изволят выражаться здесь, а Ранолевсе.

– Не надо, – тронула я отца за рукав. – Пощади его.

Я-то знала, какой он в бою. У Армана нет шансов.

— А ты трогательно уверена в своем муже, птичка моя, — насмешливо бросил мне муж. Отец нахмурился и развязал пояс, скидывая тяжелое парадное кимоно с плеч.

— Да прекратите же, — в отчаянии закричала я. — Арман, пусть будет по-твоему! Считай меня шлюхой, гулящей девкой, кем угодно, только прекрати этот фарс! Ты с ним все равно не сравнишься. Господин Кио, умоляю…

— Ива, заканчивай истерику. Я постараюсь твоего любимого супруга не искалечить, несмотря на то, что он ведёт себя, как Они.

Я посмотрела на одного, на другого и поняла: да они счастливы, как мальчишки! Оба хотят драки, распушили перья как два петуха перед курицей! На самом деле даже не я тому причиной, а их собственная гордость. Они… будь я в обществе мужчин из клана Кио, то сказала бы прямо: меряются мужскими признаками, теми, что между ног. А здесь как подобрать слова? Да и нужно ли?

Ай, отец обещал Армана не калечить, этого мне достаточно. Пусть делают, что хотят.

22. Маски сброшены

– Когда-то этот дом был моим, – мягко заметила Авелин Кио, неожиданно обнаружившаяся в гостиной столичного особняка Волорье. – Я ждала тебя, милая. Ты одна? Где твой блестящий муж?

– Полагаю, дерется на дуэли с моим блестящим отцом, – невозмутимо ответила я, падая в кресло и жестом подзывая лакея. – Чай и булочки, пожалуйста.

Светлые глаза мамы Авелин на миг стали совершенно круглыми, она вздрогнула и вцепилась пальцами в подлокотники кресла. Потом, правда, успокоилась: всё же она привычная к такому роду неожиданностям. Работа отца всегда была опасна, и уж точно Охотник на ὀни рисковал сейчас куда меньше, чем в ниххонских лесах.

– Что не поделили? – светским тоном спросила мама.

– Полагаю, тут старый конфликт между Волорье и Кио, – пожала я плечами. – Ну, а вообще… Арман увидел меня с отцом, и его обуяла ревность.

– Это хорошо, – усмехнулась Авелин. – Ревность – это полезно для любви, особенно – вот такая, без повода. Думаю, Хиро ему всё объяснит.

– Нет тут никакой любви, – мрачно сказала я, глядя на обтянутые шелком колени. – Я ему не нужна. Я его не интересую, как женщина.

– Он так сказал?

– И не один раз.

– И что ты собираешься с этим делать?

– Я не знаю. Наверное, буду ждать, пока он меня полюбит.

Авелин прищурилась, открыла было рот, потом закрыла и покачала головой.

– Я хочу поглядеть на этого прекрасного человека, – наконец, сказала она. – Мне кажется, он разительно отличается от Ральфа. Гвен, в конце концов, удивительно благоразумная женщина, не могла же она воспитать идиота? Кстати, ты ведь была на севере? Как там Белый замок? Стоит?

Ох, сколько я могла рассказать о Белом замке и его обитателях – как живых, так и не слишком! Мы проговорили до вечера, смеялись, решили, что не хотим больше возвращаться в замок Волорье. Мама рассказала про Ниххон и успехи моих братьев и сестры, про то, как встретили ее тут, в Ранолевсе. Говорила все медленнее, не сводя глаз с двери. С каждой минутой волнение возрастало, времени прошло немало, а мужчины все не возвращались. Не натворили ли они чего-то недопустимого? И уже Авелин встала и решительно заявила:

– Ну всё, я пошла их искать.

И тут раздалось пение, и весьма, надо признать неплохое. Пели явно двое – к тому же на ниххонском. Баритон пел с акцентом. Я и не предпологала, что у Акихиро Кио такой великолепный голос. Конечно, он когда-то напевал колыбельные мне и мальчишкам, но не так громко и не с таким явным удовольствием.

Они ввалились в гостиную в обнимку и, кажется, по-одиночке стоять на ногах уже не могли. Такие разные – но оба высокие и красивые. Засмеявшись, они разжали руки и, шатаясь, повалились на диван.

– Твой отец, птичка, совершенно не умеет пить, – обиженно заявил Арман. Да, он внезапно казался почти трезвым. – Ох уж эти ниххонцы!

А Акихиро в ответ разразился целой речью на родном языке, где обвинил своего собутыльника в спаивании представителя дружеской страны и нарушении дипломатической неприкосновенности. Будь Арман ниххонцем – ему следовало немедленно покаяться и сделать сеппуку, чтобы смыть с себя позор. Но Волорье не был ниххонцем, поэтому только тяжко вздохнул, а потом взвалил расплывшегося на диване тестя на плечо и потащил наверх в спальню.

– Я так понимаю, сегодня мы ночуем здесь, – совершенно спокойно сказала мама. – Да, ниххонцы очень быстро пьянеют, Ферны тоже всегда пытаются напоить бедного Хиро, но он обычно ускользает от них. А Волорье… Ну, они всегда славились своей настойчивостью. Так ты говоришь, что он тебя не любит, Ива?

Я кивнула, совершенно не понимая, что мне делать дальше.

– Чтобы Волорье и женился на женщине, которая ему не нужна? – мама покачала головой. – Не бывало этого никогда. Я, пожалуй, пойду помогу раздеть Хиро. Надеюсь, они не покалечили друг друга.

Я поежилась. Оба показались мне невредимы, но мне ли не знать, как отец может драться? Воины клана Кио умели убивать одним прикосновением пальца, не все, конечно, это очень древнее искусство. Отец не умел. А вот обездвижить нажатием на нужные точки у него получалось неплохо. Для этого нужно только приблизиться вплотную к противнику. Ничуть не удивлюсь, если именно для этой цели он висел на моем выносливом муже.

Наверх мне идти очень не хотелось, было страшно. Доела пирожные, налила себе еще чаю, молча глядя на темноту за окнами. Четвертая чашка чая в меня уже не лезла, к тому же было так тихо… Наверное, Арман уже уснул. Он все же был нетрезв. Надеюсь, он не ждет Виро. Потому что если ждет – этого больше не будет.

Тихо, совершенно неслышно – как я всегда передвигалась в волнении (сказывались уроки в клане Кио) – я прошла в свою комнату и остановилась на порогу в смятении. Все мои вещи были разбросаны по полу, сундуки выпотрошены. На постели восседал мрачный Арман с птичьей маской в руках. Про нее я совсем забыла, давно не доставая. Да и рука не поднялась бы ее сжечь, это ведь – память. Глядя в его очень злое лицо, я невольно попятилась… И вот тут-то узнала, что Арман не зря — военный капитан. Он мог быть невероятно быстрым и сильным. Вскочил, подлетел ко мне одним большим прыжком, втолкнул в комнату и захлопнул тяжелую дверь.

– Объяснишься, Ива? – рыкнул он.

Я молча и испуганно покачала головой. Что тут объяснять?

– Чья это маска?

– Ав-велин Ферн, – пискнула я.

На его лице отразилось глубокое изумление, потом ужас.

– Нет, ты не так понял, – быстро исправилась я. – Это фамильная маска Фернов, мама мне ее… дала на время. В ней каждый из Фернов находил свою судьбу… каждая… – мой голос звучал так жалко, что Арман закатил глаза.

– Фу, Иветта, ты еще заплачь тут, – язвительно заявил он. – Разрыдайся с соплями и заламыванием рук, скажи, что ты не хотела меня обманывать, что это случайно вышло.

Его тон стегнул меня словно кнутом, я тут же вздернула подбородок и прищурилась:

– Совершенно случайно. Или вы думаете, что я бросилась за вами в Ранолевс, охваченная угрызениями совести?

Он расхохотался.

– Ну ты и лисица! – выдохнул… с восхищением? – Умеешь держать удар. Истинная воспитанница Акихиро Кио, теперь верю.

– Он… всё рассказал? – неужели отец открыл ему мой секрет? Это… больно.

– Он сказал, что растил тебя с младенчества как свою дочь. В Ниххоне, разумеется. И вот тут то у меня пасьянс сошелся. Я же не совсем идиот, Ива, хотя ты вправе считать иначе. Запах, телосложение, голос… я, впрочем, думал, что мне это кажется, что Виро и в самом деле ёкай. А они могут принимать любые обличья. Но все куда проще, верно?

– Вы не злитесь? – в моем голосе снова слышится страх, и как я себя за него ненавижу!

– Злюсь? – удивляется Арман. – Да я в ярости! Я хочу вас задушить!

Он снова перешел на “вы”, и я вдруг понимаю, что гроза прошла стороной. Ничего он мне не сделает. Да и не такой человек Арман, чтобы как-то обидеть женщину. Все наши перепалки всегда доставляли удовольствие обоим, а если его и заносило – то в том была и моя вина тоже. Поэтому я совершенно успокоилась, подошла к нему вплотную и нахально запустила пальцы в светлые волосы – как могла позволить себе только Виро. Он поднял лицо. Я впервые видела вот такой странный его взгляд при свете: один зрачок у него расширился, и глаз потемнел, а второй, неживой, оставался мутным.

– Только задушить? – мурлыкнула я по-ниххонски.

– Теперь – непременно, – рыкнул он, обхватывая меня за талию и толкая на кровать. – Теперь я тебя просто убью, Ива!

Платье затрещало в его руках – мое безумно дорогое и такое красивое платье: из нежно-голубой саржи с белым кружевным чехлом. Я вскрикнула возмущенно, но он зажал мне рот ладонью левой руки, а правой дорывал мой наряд окончательно. Ну и пусть, купит еще! Приподняла бедра, позволяя ему стащить лохмотья шелка, потом стянуть белье. Кажется, сейчас у меня будет брачная ночь!

Пришпиленная его тяжелым телом к постели, словно бабочка к листу бумаги, я вся трепетала, пока он жадно ощупывал губами мою шею и плечи.

– Ты так хотела этого, верно, лисица?

– С того танца, Ю-Вей.

Зря я вот так осмелела – он мгновенно напрягся, сильная рука взметнулась, ухватив меня прямо под подбородком. Сжал слегка пальцы, заглядывая в лицо. Я улыбалась дрожащими губами, вдруг учуяв, как сильно от него пахнет спиртным духом. Он явно нетрезв. Что сейчас со мной сделает?

Оттолкнул, поднялся, пошатываясь.

– Простите, Иветта, поговорим завтра.

– Нет, сегодня! – тут же взвилась на постели я. – Не вздумайте сбежать с поля боя, бравый адмирал! Это слишком похоже на капитуляцию!

– Женщина – это единственный трофей, который способен убивать охотника…

– Ясно. Вы все же меня наказываете вот так.

– Как?

– Отлично это у вас получается! – я почти кричала, вспомнив вдруг, как он оставил меня в тот самый первый раз. Ничего не поменялось. – Сначала даете авансы, а потом сбегаете, как последний трус! Даже от законной супруги! А как мне по-вашему еще было заполучить от вас ребенка, вот скажите?

Он замер, окаменел, оглядываясь.

– Только ради ребенка? – тихо спросил он. – Все это было ради ребенка?

– Убирайтесь к черту! – я с силой швырнула в него подушкой. – Видеть вас больше не хочу!

– Ну уж нет. Теперь – не уйду. Вы бесконечно правы, моя дражайшая супруга. Мне стоит сделать вам ребенка, пока его не сделал кто-то другой.

Он принялся стягивать с себя рубашку, окидывая меня задумчивым взглядом, а я на всякий случай прикрылась одеялом. Кажется, мне все же удалось разбудить зверя. Лицо Армана было совершенно равнодушно, глаз больше не темнел. Вот теперь мне сделалось по-настоящему страшно.

23. Да!

Он раздевался нарочито медленно, словно и не торопился никуда. Впрочем – куда ему спешить. Я никуда не денусь, он может делать всё, что захочет – Волорье в своем доме и в своем праве.

Он спокойно уронил на пол рубашку, стянул штаны – ничуть не смущаясь. Оперся коленом на постель, резким движением сдергивая с меня одеяло. Я зажмурилась.

– Ну полно, вы еще закричите, – шепнул он, ухватывая меня за щиколотку и тяня на себя. – Обычно Виро так не трусила.

– С Виро вы были нежным и терпеливым, – пискнула я.

– Вы боитесь? – угадал он.

Я только кивнула.

– Не бойся. Никогда я еще не причинил боли ни одной женщине.

Притянул меня еще ближе и осторожно провел языком по косточке на щиколотке. Не сводя глаз с моего лица, прикусил. Я судорожно вздохнула. Его взгляд не отпускал, мы словно связаны оказались вот так – глаза в глаза. Губы обжигали, руки закинули и вторую ногу ему на плечо. Я явственно ощущала уже его возбуждение, ерзала, подавалась бедрами навстречу, но он мучительно медленно облизывал мою щиколотку, тяжелой ладонью на животе прижимая меня к постели.

Я ощущала себя совсем маленькой и такой слабой, беспомощной рядом с ним. Все, что у меня выходило – это тихонько поскуливать. Его пальцы нежно гладили внутреннюю поверхность бедра, спускаясь все ниже.

Попыталась поймать его взгляд: что вообще происходит? Чего он добивается, а главное – что я от него сейчас хочу? Прикусила губу, внимательно его рассматривая, забывая и про руки его, и про дрожь, и про свое не самое простое сейчас положение. Мужская рука замерла, застыла. Даже единственным своим глазом этот мужчина успел уловить мое настроение. Ухмыльнулся, словно был удивлен.

– Что же ты, Ива? Где вся твоя страсть, где восторженные крики и томные стоны?

И словно бы в подтверждение своих слов очень медленно развел мне колени, как занавес на сцене театра. Я сегодня была на этой сцене одна. Смотрел так насмешливо и глазом своим совсем не сверкал – словно он и в самом деле посторонний зритель, нет – равнодушный кукловод, отыгрывающий надоевшую уже партию. Нет, не хочу! Так я не согласна! Дернулась, с ненавистью глядя в любимое лицо, попыталась подняться, уйти, сбежать. Не позволил. Пресек на корню мой трусливый порыв, с силой прижимая к простыням мое тело. И в этот момент я осознала: это Волорье. Весь их род славился упрямством и жестокостью.

– Я тебя не отпускал, моя лисица, – прищурился граф. – И мы еще даже не начали.

Нарочито-порочно облизнул свои пальцы, горячо и влажно, едва касаясь, провел по самому краю средоточия всех моих желаний. Смотрел внимательно, пристально всё подмечая: и вспыхнувшие мгновенно щеки, и твердеющие на глазах темные камешки сосков, и вздрагивающий от его прикосновений живот. Круг, еще один, ближе, ближе. Перебиравшие нежные складочки пальцы скользили, не нажимая – дразня. Ближе, ближе.

Я прикусила губу и зажмурилась, признавая поражение, как всегда в битве с ним. Несмотря на все уроки, на то, чему меня учили — я рядом с ним всегда чувствую себя абсолютным профаном, дебютантом в любовных делах. Как он так играет на моем теле, откуда знает все чувствительные точки?

— Твои родители в соседней спальне, Ива, – шепнул, усмехаясь, Арман, лаская меня так сосредоточенно и умело. – Будешь громкой как и обычно?

Широко раскрыла глаза, возмущаясь его наглостью. Всхлипнула жалко, когда пальцы коснулись заветного. Как барабан ударил — оглушая, заставляя все тело вибрировать. Ах! Меня выгнуло в тугую дугу, попыталась свести колени, закрыться, прервать эту муку.

– Да! Вот так, Ива, еще.

Снова раскрыл меня как как морскую раковину – одним рывком. Погрузил в лоно пальцы, молниеносно поймав попытку моего бегства.

– Да, ты же хотела этого? Получи!

Глубже, слаще, ярче. Раздвигая меня, как тугую преграду, наполнял. Касался самого сокровенного, играл на мне, как на гитаре – так, что горло перехватывало. Только не кричать, не выдать себя! Задыхалась, широко раскрывая глаза, хватая губами воздух. Царапала пальцами простыню – беззвучно.

Он же хотел безоговорочной капитуляции. Ему было мало. Арт-подготовка была окончена, адмирал шел на абордаж.

Горячие губы взяли во влажный плен мою грудь, тугие движения языка обволакивали, дразнили, обещали неведомое. Торопливые дорожки поцелуев вели ниже, ниже. Прикусывая кожу бедер, облизывая бесстыдно все изгибы моего тела, он словно играл со мной, ловя за секунду до пика, доводя до умопомрачения, до изнеможенья. А еще его пальцы… меня трясло, я извивалась, скулила, выгибалась и бессовестно подавалась навстречу этим безжалостным рукам.

– Хочешь, чтобы я тебя взял, Ива? – его голос звучит очень строго, даже сурово.

– Да… – еле слышно и хрипло в ответ прошептала я.

– Я не расслышал, громче. Или мне встать и уйти?

– Да, да, да!

Будь ты проклят, мучитель!

Он отстранился, осиротив меня, заставляя скулить на кровати, как брошенную ночью собаку. Холодно и страшно.

Одним сильным движением рук поставил на четвереньки, развел ноги. Я затаила дыхание. Вот, сейчас! Медленно заполнил до самых краев, никуда не спеша: глубже, полнее. Казалось, с этой секунды меня больше нет, Ива стала лишь наконечником для огромной стрелы, что улетит сейчас в небо.

Чистый восторг, ослепительное счастье. Каждая частица гудит от ощущения правильности происходящего. Он во мне, он со мной, я его наконец-то поймала в свой крепкий капкан. Твердый и горячий мужской живот уперся в ягодицы. Могучие руки меня подхватили, поднимая, прижимая к крепкой груди, как к стене приковали.

Прикусив мое ухо, мой покоритель прорычал:

– Так?

– Да!

Мощный удар бедрами, выбивающий дух и мысли, поднимающий из самых глубин моего тела всех страшных демонов-покровителей плотского наслаждения.

– Хочешь?

– Да!

Опустошение. Пальцы на складочках плоти, снова удар, очень медленно, неторопливо. Еще, и еще. Он разгонялся, как конь, уходящий от волка. Я скулила от каждого рывка плоти, от каждого выхода… глубже, быстрее, сильнее.

– Ах!

– Кричи, Ива.

– Да-а-а!

Удары, как в гонг, быстро, звонко, гулко. Меня втягивало в крутую воронку страсти и наслаждения, я гудела, как колокол.

Да! Мое тело свернуло в немыслимый узел, свет померк, мир пульсировал в ритме безудержной скачки мужчины.

Да! Последний удар, и муж с хриплым рыком излился, вжимаясь в меня, будто желая пробить меня насквозь своим грозным оружием. Бригантина моя затонула.А он пошёл на дно вместе со мной, утягивая меня на плоскость постели, накрывая всей тяжестью тела, словно океанской толщей воды.

Кто победил? Оба ли погибли в битве страсти, или оба получили, что хотели?

Он молчал, только повернулся на спину и увлек меня за собой. Не отпустил, когда я попыталась ускользнуть – о, исключительно к тазику с водой! Силой прижал мою голову к своей груди, гладил спутавшиеся кудри, глаз не открывая. Я слушала стук его сердца, по началу торопливый, но постепенно все более спокойный. Дыхание Армана стало глубже, рука в моих волосах расслабилась и соскользнула на шею, но мне уже не хотелось убегать. Я все же заполучила своего Арра целиком и полностью, но теперь кусала в волнении губы и никак не могла заснуть. Было отчего-то очень страшно.

Что он скажет мне завтра?

И как смотреть в глаза родителям теперь?

***

Проснулась от бесцеремонного тычка в бок.

– Просыпайся, лисица, ты мне руку отлежала.

Я мгновенно откатилась в сторону, села на постели, моргая.

– И сорочку накинь.

Арман выглядел неважно. Красные глаза, белесая щетина, и лицо такое недовольное.

— Вы в порядке? — осторожно спросила я, оглядываясь. Нашла сорочку на кресле, поднялась, потянулась к ней.

— Вот так и стой, — хрипло скомандовал Волорье неожиданно. — А ну, наклонись. Руки на спинку.

Я обернулась, ничего не понимая, захлопала глазами. Он крался ко мне, как тигр, весь напряжённый и сверкающий глазами. Тигра я видела несколько раз в Ниххоне — большой и очень опасный, но все же кот.

— Ив-ва!

И тут я вспомнила, что совершено голая. Ах! Котик хочет поиграть? Вчера не наигрался?

Уперлась ладонями в спинку кресла, коленку поставила на сиденье, прогнулась в пояснице, отставляя зад. Так, любимый? Ты так хотел?

Судорожный вздох у меня за спиной, легкое прикосновение пальцев к ягодицам. Чего он ждёт? Я уже вся в нетерпении! Но нет, Арр только гладит меня кончиками пальцев, по спине, по бёдрам, ниже. Поднимает и вторую ногу так, что я полностью оказываюсь на кресле. Нажимает ладонью на поясницу, ещё больше прогибая. Его руки обжигают, а предвкушение, смешанное со страхом — такое сладкое.

— Красивая, — еле слышно шелестит он, осторожно прижимаясь ко мне бёдрами и всем тем, что я сейчас жажду ощутить не снаружи, а внутри. — Скажи, почему?

— Что почему? — жалобно поскуливаю я, подаваясь ему навстречу.

Он чуть отстраняется, снова рисуя пальцами странные узоры на моем теле. Мне хочется уже взвыть от желания.

— Почему ты выбрала меня, Ива?

— Я тебя люблю, болван! — рыча я, пытаясь обернуться. — Ты до сих пор этого не понял?

— Ты или Виро? — очевидно, этот ответ его удовлетворил, потому что его член осторожно толкнулся внутрь.

— Я и есть Виро, — выдохнула, резко вихляя бёдрами и принимая его всего полностью.

Рывок, другой — и он снова покидает меня, заставляя всхлипывать.

— Ты училась в лунном доме, жена? — снова удар, глубокий стон (мой), еле сдерживаемая дрожь (его). — И много мужчин прошли через твои руки и губы?

— Нас учили на каменных фаллосах, — отвечаю я, выгибаясь и вздрагивая. — Единственный мой мужчина — это ты.

— А знаешь, я верю, — неожиданно сменяет гнев на милость он. Рука скользит вверх по позвоночнику, плотно обхватывая горло.

Он поднимает меня к себе, укладывая на грудь, двигается так мягко и неторопливо. Я вся дрожу и хочу быстрее и глубже, но ладонь на шее словно намекает — не стоит дергаться. Все, что я могу, это прикусить пальцы почти до крови, чтобы не рыдать и не выть в нетерпении. Ещё, ещё! Нет, только не останавливайся!

К завтраку мы безнадёжно опоздали. Мне было ужасно неловко за это, и за то, что было ночью, и вообще… родители же. Теперь они все знают, все понимают. Ничего не скажут, конечно, но сидеть с ними за одним столом…

24. Семейная жизнь

Я спустилась, краснея и пряча глаза. Пододвинула себе чашку с кофе. Родители смотрели совершенно невозмутимо, ни словом, ни видом не показав, что слышали наше ночное сражение. А ведь слышали, Волорье своего добился. Разговаривали тихо о погоде, о новых договорах на шелк, вспоминали общих знакомых. Арман вел себя, как гостеприимный хозяин, предлагая своим родственникам (а учитывая, что Авелин была вдовой его родного дяди, как ни крути, это были его родственники) жить у нас, сколько они пожелают.

– Спасибо, конечно, – тихо сказал отец, чуть морщась и касаясь пальцами виска. Выглядел он не слишком здоровым. – Но мы сняли дом за городом. Там тихо… особенно по ночам.

Я широко раскрыла глаза, чувствуя, как неудержимо краснею, а Арман ухмыльнулся самодовольно.

– Да, в центре города даже окна не открыть, – немедленно попыталась исправить ситуацию мама. – А мы сняли дом с большим садом, даже парком. Акихиро любит упражнения в саду, он ведь воин…

– Я вчера заметил этот факт, – серьезно кивнул Арман. – И левша. Слева бьет очень ловко.

Отец взглянул на него с насмешкой.

– И это я еще не слишком старался. Всё же морской крысе не сравниться с лесным охотником, хотя для Волорье парень совсем неплох.

– Давайте называть вещи своими именами, – живо откликнулся мой супруг. – Рядом с ниххонским охотником мне лучше даже не открывать рот.

– Ну полно, – довольно усмехнулся Акихиро. – Вы весьма ловко движетесь, но практики в рукопашном бою вам не хватает.

Мужчины явно нашли общий язык, с упоением обсудив сначала вчерашнюю драку, потом прогулку по всем кабакам столицы. Отец предложил даль графу пару уроков, а тот с пугающим энтузиазмом согласился.

После завтрака родители, распрощавшись, покинули наш дом, а следом засобирался и Арман.

– По делам, – скупо ответил он на мой вопросительный взгляд.

Что ж, не смею мешать. Мне бы тоже сейчас в одиночестве подумать о произошедшем.

А вот интересно, “по делам” – это на сколько? Час, два? До вечера? Муж не вернулся, даже когда стемнело. Я надумала себе всякого, конечно, подозревая, что он просто мстит мне за вчерашнюю ночь. Наказывает.

Он не вернулся и к полуночи. Я не находила себе места. Металась по дому, выглядывала в окна. Могла бы – отправилась бы его искать. Попыталась лечь спать – все же было уже очень поздно, но даже глаз закрыть не могла. Головой я понимала, что ничего с Арманом случиться не могло: он в своём городе, в своей стране, он сильный здоровый мужчина, которого к тому же знают здесь в лицо. Он сам кого угодно обидит. Но глупое сердце рисовало картины одна страшнее другой. Где он, с кем он?

– Часто граф так задерживается? – спросила я у камердинера Армана, который тоже не спал – сложно уснуть с такой чокнутой хозяйкой.

– Случается, – дипломатично ответил тот.

– А он может не вернуться до утра? Или вообще... пропасть на нескольких дней?

– Хотите, я пошлю лакея его искать? – спросил пожилой мужчина, с жалостью глядя на меня. – Или вашего Макеши. Не так уж много мест, где может быть граф.

Я покачала головой, сцепив руки. Нет, только этого ещё не хватало! Чтобы все вокруг судачили, что герцогиня Шантор настолько озабочена верностью своего супруга, что следит за ним? Очень хочется послать Макеши. Разве что – тайно? Так, чтобы Арман не узнал?

Стыдно. Стыдно даже Макеши признаться в своих переживаниях. От отчаяния я схватила книгу, бросила её. Накинула стеганный халат и выскочила в сад в надежде, что ночной воздух остудит пылающую грудь. Замерла, сотрясаемая дрожью и стуча зубами, вернулась в дом. Забралась с ногами в кресло в гостиной, откуда было видно холл, закуталась в одеяло и, наконец, задремала, то и дело просыпаясь и прислушиваясь к тёмному дому. Тяжело быть нелюбимой, да, Ива? Отец тоже, бывало, пропадал ночами, но всегда говорил матери, где он и с кем. Не хотел, чтобы она волновалась. Арману же было откровенно плевать на мои чувства.

Входная дверь хлопнула уже под утро. Зашуршала одежда, скрипнул пол, зажегся газовый рожок. Я вскочила, кутаясь в одеяло, выбежала в коридор.

– Где вы были? – требовательно спросила я мужа.

Он смотрел на меня странным взглядом – не злым, не удивленным. Я не могла понять, что написано на его лице. Цел. Трезв.

– Почему вы не в постели? – наконец, спросил он.

– Где вы были всю ночь? – повторила я уже громче.

– У шлюх, конечно. У честных шлюх, которые честно берут деньги за своё постельное ремесло.

У меня перехватило дыхание, задрожали губы. Слезы, которые я старательно подавляла всю ночь, наполнили глаза. Арман нахмурился, разглядывая меня, а потом пожал плечами со вздохом:

– Успокойтесь, Иветта. Единственная женщина, с которой я вам изменял – это Виро. Я был на совещании по вопросам торговли.

– Ночью? – не поверила я.

– Его величество крайне работоспособен. А еще у него бессонница. Он нередко назначает совет поздним вечером. Не верите – спросите у Акихиро, он тоже там был.

– А зачем там вы? – сомневалась я. -– Какое отношение имеет морской адмирал к торговле?

– Самое прямое. Я лучше многих знаю обычаи Ниххона и Эльзании. Иветта, в отличие от Вазилевса, у меня нет бессонницы. Идите спать, и я пойду. И прекратите рыдать, ради всех богов, вот ещё выдумали!

– Я не рыдаю, – буркнула я, отворачиваясь. Слезы сами собой текли по лицу, вопреки моему желанию. – Я волновалась. В следующий раз извольте предупреждать, где вы.

– Семейная жизнь такая хлопотная, вы не находите? – усмехнулся Арман. – Не желаете ли развестись с таким легкомысленным супругом?

– Только после рождения сына, который унаследует мой титул, – резко ответила я. – Сделайте мне ребёнка, а потом идите на все четыре стороны.

– Не сегодня, нетерпеливая моя. Сегодня, кажется, ребёнка делали мне. В смысле, Вазилевс вытрахал мне весь мозг со своими планами.

Я слабо улыбнулась, а потом запахнула одеяло у себя на груди и прошлепала босыми ногами в спальню. Постель в неверном свете газового светильника показалась мне похожей на смертный одр – холодная, мрачная, донельзя одинокая. Вчера, когда он спал в моей спальне, здесь было гораздо уютнее. Стараясь не думать, что скажет на это Арман, кусая губы от волнения, я приоткрыла дверь в смежную спальню.

– Иветта? – сонно буркнул он. – Что ещё?

– Можно мне спать с вами? – робко шепнула я. – Холодно. И от волнения уснуть не могу.

– Черт с вами, спите где хотите. Только не приставайте ко мне.

Довольная полученным разрешением, я сбросила одеяло и тут же скользнула к нему в кровать. Обхватила ледяными ладонями горячее тело, прижалась к его спине. Он дернулся и зашипел от холода моих рук, развернулся, укладывая мою голову себе на грудь.

– Вы и в самом деле замёрзли, – констатировал он. – Давайте сюда ноги. Грейтесь, я тёплый. Не хватало ещё, чтобы вы простыли.

Я блаженно распласталась на нем, потирая ступнями о его волосатые лодыжки и едва не мурлыча от удовольствия. Провела пальцами по торсу, вдохнула его запах. Как рядом с ним хорошо… Как я его люблю...

Прикрыла глаза, желая только не заснуть, подольше наслаждаясь его теплом и силой, а он едва уловимо (я даже не уверена, что мне не показалось) поцеловал меня в волосы и шепнул:

– Простите меня, Ива. Я не думал, что вы будете так волноваться.

Его пальцы осторожно погладили меня по плечу, и я выдохнула. Буря внутри улеглась. Стало так тепло и спокойно, что я сама не заметила, как уснула.

Проснулась в одиночестве – но в его постели, села, жмурясь и расчесывая спутанные кудри пальцами. В уборной слышался плеск воды. На полу валялись кальсоны. Сообразив, что муж там, за дверью, голый, я мгновенно подскочила и бросилась подглядывать, но скрипнувшая дверь выдала меня с головой. Собственно, какого черта? Плевать на приличия, мы с Арманом женаты! И не раз уже занимались любовью. Почему я должна скрываться, как тать?

Толкнула дверь, оперлась плечом на косяк и уставилась во все глаза на обнаженного мужчину, лежащего в ванной. Он едва в неё помещался, ноги были закинуты на бортик, плечи и грудь над водой. Остальное, впрочем, тоже прекрасно просматривалось.

– Бесстыжая девчонка, – скосил на меня глаз Арман. – Ведёшь себя...

– Как шлюха? – не утерпела я, возвращая ему его слова. – Бесчестная шлюха?

– Формально я теперь не имею права называть тебя шлюхой, – невозмутимо ответил Арман. – Ты была девственницей. Я всё помню.

– Жаль, что я не могу утопить вас в ванной, – мрачно заявила я. – Очень хочется.

– Не рационально, – легкомысленно усмехнулся Арман, запрокидывая голову. – Тебе ещё от меня нужен ребёнок. Кстати... как бы ты объяснила графу Волорье ребёнка от Ю-Вея?

– Никак. Я принимала пилюли. Я, конечно, дура, но не настолько.

– Больше не принимай.

Я сглотнула, разглядывая его шею. Мне хотелось провести по ней языком, собирая капельки воды. Разумеется, я не собиралась его слушаться. Ребёнка пока рано. Я намереваюсь долго-долго наслаждаться самим процессом. Боги и демоны, мне девятнадцать лет! Какой мне ребёнок...

Хотя... жизнь меня ничему не учит? Кажется, он готов простить мне один обман... простит ли второй раз?

Арман поднялся во весь рост, встряхнувшись, словно мокрый пёс, потянулся за простыней. Я облизнула губы: он чертовски хорош собой и знает это. Столько шрамов расчертило идеальное на мой взгляд, тело: невозможно устоять. Я подхожу ближе и нагло провожу пальцем по самому большому – на левом боку.

– Откуда? – хрипло спрашиваю я.

– Абордажная сабля, – спокойно отвечает он. – А вот тут, на спине – след от пули. Мне выстрелил в спину человек, которого я считал другом.

– Ты его убил?

– Нет. Я выжил чудом. Не должен был. Ниххонцы спасли меня... выходили.

– Сколько тебе было лет?

– Двадцать три... или двадцать четыре. Не помню. Я только-только получил свой первый корабль. Иветта... ты ведь понимаешь, что я не могу без моря? Зачем ты вышла за меня замуж? Разве нужен тебе муж, который бросит тебя на берегу с ребёнком и уйдёт в плаванье на несколько лет?

– На несколько лет? – сдавленно переспросила я.

– Да. Я давно хочу переплыть океан. Что там, за Островами? Новые земли?

– Там Фреал и Годрийские земли. И Зимбия.

– А дальше?

– А дальше не знаю, – вздохнула я. – Зимбия – дикая страна. Там чернокожие люди, а еще, говорят, они едят себе подобных.

– А еще говорят, что там алмазы под ногами валяются, – мечтательно протянул Арман. – Я должен это увидеть сам, понимаешь?

Я вздохнула. Я прекрасно понимала. Мне тоже не хочется жить здесь... путешествия и новые страны гораздо приятнее. Но я женщина, и мой удел – сидеть дома и воспитывать детей.

25. Будущая мать

Внезапно семейная жизнь мне начала нравится. Муж перестал грубить, а по вечерам искал моего общества: настойчиво, порой даже требовательно. Кажется, один раз “распробовав” все прелести любовных игр, он твердо решил извлечь из своего не самого желанного брака максимум удовольствия. Я, конечно, не жаловалась, хотя иногда его энтузиазм меня смущал. Каждую ночь… иногда утром… мы больше не ночевали порознь. Смысла не было. Да и с ним было так хорошо, так спокойно, не говоря уж о том, что будь моя воля — я бы вообще от него ни на шаг не отходила.

Безраздельно моим Арман был только в спальне. В другое время находил кучу дел: то пропадал на пристани, то бегал по мануфактурам и искал обои и ткани для Белого замка, то сидел на совещаниях в королевском замке.

Мне тоже приходилось появляться при дворе, но теперь уже я была в явной милости у королевы, которая считала себя едва ли не виновницей нашего с Арманом брака. Дескать, именно она подговорила сына, а тот уже вовремя вмешался. Я не спорила, к чему? Главное, что обласканная Женевьевой, я совершенно не попадалась на глаза его величеству. Возможно, со стороны королевы это был тонкий расчёт, но мне это было только на руку.

Беззаботное, самое счастливое в моей жизни лето! Упоительные ночи и веселые дни, рядом Арман и родители. Отец не упускал случая для тренировок, очень часто Арман учился у него, а когда огибал занят, с Акихиро тренировались и мы с Макеши. Не то, чтобы мне это было необходимо в Ранолевсе, но терять сноровку не стоило. Да и от того, что я попрыгаю в закрытом саду, никому хуже не будет. Я прекрасно теперь понимала, отчего Мама выбрала именно это имение: сад большой и до того запущенный, что никто чужой не рискнёт здесь появиться.

Все было так хорошо, что я начала разумно опасаться будущего. Ещё немного, ещё пару недель! Здесь солнце и небо, и лето, которое подходит к концу. Самое последнее мое беззаботное лето.

Головокружение и слабость я старательно игнорировала, предпочитая списывать их на усталость и жару. Но увы, в один далеко не прекрасный день мне стало дурно с самого утра. Проснулась в холодном липком поту, прислушалась к себе… и помчалась в уборную, где меня стошнило. Сразу стало легче, в голове прояснилось.

Все, Ива. Больше не выйдет закрывать глаза. Ты беременна.

Я хотела ребёнка, очень хотела. Но куда больше я боялась, что Арр теперь уедет от меня. Он ведь не раз говорил, что ждёт только моей беременности, а потом – море. Он из тех людей, кто не может долго сидеть на одном месте. У нас только-только начало всё налаживаться, а теперь вот – ребёнок. А еще даже не осень! Не пришли еще шторма, корабли запросто выходят в море. Арман просто уплывет теперь, оставив меня одну!

Зажимая рот ладонями, я вся дрожала. Не хочу! Очень хочу, но не хочу. Из груди вырывались рыдания, но я пыталась их давить, глушить. Съехала на каменный пол, сжалась в комочек, зажмурилась. Сквозь невесомую ткань ночной сорочки холод наползал на меня, затягивая и немного успокаивая. Но я хотела сейчас холода, чтобы он овладел моим сердцем, чтобы не было страшно.

Горячие руки неожиданно подняли меня. Я не слышала, как подошёл Арман.

– Маленькая, ты чего тут? – невыносимо нежно спросил меня муж, легко перенося в постель. – Болит что-то? Ты плачешь?

– Арр, – выдохнула я, цепляясь за его плечи и вжимаясь в сильное теплое тело. – Арр, не покидай меня.

– Не покину, – засмеялся он. – Солнце едва взошло, о чем ты!

– Арр, я беременна, – выпалила я, не позволяя себе передумать. Он окаменел. – Я так тебя люблю! Мне страшно, что ты теперь уедешь и оставишь меня!

Тяжёлая рука легла мне на волосы и осторожно погладила.

– Ну, пару месяцев я точно буду с тобой, – спокойно сказал муж. – А там посмотрим. Это когда тебе рожать, получается?

Я попыталась посчитать, сгибая пальцы, но все время сбивалась.

– Предположим, сейчас срок месяц-полтора, – помолчав, заговорил Арман. – Весной, выходит. Что ж. В этом году займусь ремонтом Белого замка. Не могу же я остановить тебя одну, ты же с ума сходить будешь, а волноваться – вредно для ребёнка.

Я громко шмыгнула носом. Он не уплывет сейчас, а там— ремонт, строительные работы, это все не быстро! К тому же ребёнок родится, не оставит же он меня одну? Год, даже больше у меня есть! Я знаю, как быть – успею забеременеть вторым. И тогда он снова останется!

– Глупая маленькая девочка, – шепнул Арман, укутывая меня в одеяло. – Не понимаю, зачем выдавать замуж детей и заставлять их рожать детей? Куда торопиться?

– Я не ребёнок! – приглушенно возмутилась я. – Я взрослая женщина!

– Ты как моя сестра, – вздохнул Арр. – Лиса тоже считает себя взрослой. А я её с рождения нянчил. Она для меня всегда ребёнок, даже в шестнадцать. Хочешь, поедем в Белый замок к ней, вы вроде подружились?

Я кусала губы, потому что понимала, к чему он клонит. Если у меня будет подружка, не так уж и страшно будет меня здесь бросить, я же не одна останусь. Расчетливый он, недаром – адмирал. Всё продумывает на несколько шагов вперёд.

Ну так и я не дура. Не отпущу.

Запустила ледяные ладони под его рубашку – и когда только он успел её накинуть? Ощупала бока, водя пальцами по шрамам. Провела губами по ключице.

Арман выдохнул, сминая мою сорочку.

– А тебе можно? – хрипло спросил он, поглаживая большими пальцами мой зад. – Или теперь стоит воздерживаться от любовных утех?

– Я же не больна, – ответила я между поцелуями. – И чувствую себя отлично.

Его руки быстро стянули с меня сорочку, зарылись в распущенные волосы, оттягивая голову назад, заставляя прогнуться. Руки были грубыми, наглыми, а губы – нежными, очень осторожными. Чувствительная до боли грудь терлась о волосы на его теле, бедра дрожали от нестерпимо уже желания, но сама я проявлять инициативу боялась. После той ночи, когда он изощренно заставлял меня кричать, все было по-другому. Арр был неизбежно нежен, терпелив и осторожен, а я скромна и тиха. Я даже стоны старалась сдерживать, я не Виро, мне не положено.

Муж целует мою шею, облизывает ключицы. Мне ужасно хочется, чтобы он прикусил кожу, оставляя след. Хочется огня, страсти, жаркого сплетения тел. Но он нетороплив, как всегда. Укладывает на постель, разводя мои колени и проникая аккуратно, мягко. Я всхлипываю, цепляясь за его плечи. Так хорошо, так сладко... и так мало! Словно угадывая мои желания, Арр движется чуть быстрее и резче, я подаюсь ему навстречу, постанывая. Он тяжело дышит, то и дело замирая и вздрагивая, приподнимается на локтях, опасаясь меня задавить, и я схожу с ума от того, что ему хорошо со мной. Вжимаюсь губами в его плечо, сдерживая стоны, раскрываюсь до конца, позволяя ему запульсировать внутри меня и захлебываясь его удовольствием.

Ему хорошо со мной! Разве это не счастье? Разве не лучшее, что может быть в жизни? Слушать его дыхание, смотреть на него спящего, наслаждаться его объятиями – мне ничего больше не нужно. Он со мной, это главное.

Я прячу слезы, текущие из глаз. Он не замечает. А если и замечает, то не комментирует. Ладонь Армана лениво гладит мне волосы, и я вытягиваюсь под его лаской, как кошка. Впереди новый день, полный света и веселья. Впереди – почти целый год счастья, год рядом с ним.

– Стало быть, я заканчиваю здесь cвои дела, – помолчав, сообщает мне Арман. – И вернемся на Север. Вам будет лучше там, спокойнее. И чужих там меньше, и моя семья рядом. А ниххонцы все равно уже собираются домой. Или вам больше по душе столичная жизнь, Иветта? Можете не скрывать от меня, сейчас я сделаю всё, чтобы вам угодить.

Я задумалась. Здесь, конечно, весело, но не для будущей матери. К тому же я хочу, чтобы мой сын родился в замке Шанторов. И там Арман будет безраздельно принадлежать мне, не будет ночных отлучек и всяких придворных дел. И да, я не хочу, чтобы при дворе видели мою беременность. Женщина в положении нехороша и капризна: сначала тошнота и сонливость, потом расплывшаяся талия, отекающие ноги и подурневшее лицо. Мама Авелин, впрочем, была почти красавицей, когда носила Янголь, но капризы ее мог вытерпеть только Акихиро Кио, остальные мечтали, чтобы она как можно скорее родила.

Ниххонцы считают, что слабости человеческие нужно скрывать, а уж будущей матери и вовсе нельзя переживать. Нужно проводить время в покое, много гулять, слушать музыку и наслаждаться природой. Я на миг зажмурилась, представляя великолепие северных лесов осенью: столица никак с ними не сравнится. Решено. В замок Шантора – гулять и наслаждаться своим положением.

26. Авелин

Отъезд на Север пришлось немного отложить: испортилась погода, похолодало, начались дожди. На море шторма, всяческие прогулки пришлось прекратить.

Ива чувствовала себя неважно, плохо ела, много спала. Ее уже тошнило не только утром, но и днем, и вечером, и ночью, и даже зелья ниххонские ей не помогали. Всё это нужно было пережить, и Авелин с радостью бы побыла еще немного рядом с дочерью, вот только дома ее ждали другие дети. А Ива была совсем уже взрослой, самостоятельной. Впрочем, видят боги, за Янголь Авелин волновалась гораздо меньше. Знала, что Иветта могла натворить глупостей, и сердце матери, хоть и приемной, было неспокойно.

Зятя своего, по иронии судьбы – еще и ее родича, племянника покойного мужа, она не любила. Он казался ей похожим на Ральфа. Нет, не внешне. Внешне он был совсем другой – высокий красавец-блондин, хоть и со шрамом через все лицо. А внутри она подозревала в нем эгоизм и черную тоску. Нет, он не сделает свою жену счастливой.

А поговорить всё же с ним стоило, может – хоть немного прислушается к голосу разума. Она пригласила его на прогулку, благо дождь почти уже прекратился, и тучи местами уже рассеивались. Не отказал, не нашел повода, хотя было заметно, что радости от общения с ней он не испытывает. Взаимно, впрочем. Волорье и Кио давно друг друга не любили.

Арман смотрел на свою тётку (как о теще он предпочитал о ней не думать) и не мог не восхищаться ей. Красивая женщина. И не скажешь, что ей уже за сорок. Нет, выглядит моложе. В светлых волосах, убранных в узел на ниххонский манер, не видно седины. Фигура, сейчас скрытая под тяжелым плащом, безупречна. Морщинок совсем немного. Глаза ясные, чистые. Вот только выражение лица ему совсем не понравилось.

– Буду откровенна, я желала своей дочери совсем другого мужа, – холодно заявляла Авелин Кио.

– Ива – не ваша дочь, – пожимал плечами Арман, понимая, что от слов названной тёщи холодно в груди. Нет, он знал, что не красавец, что герцогиня Шантор его выше титулом, но все равно... неприятно.

– Ива – моя дочь с трех лет и до сего дня, – отрезала Авелин, прищуриваясь и мысленно разделывая его на кусочки – о, Арман хорошо знал эти взгляды! – Я никогда не делала разницы между ней и остальными своими детьми.

– О, разве я вас в чем-то обвиняю? Просто напоминаю... что в жилах Ивы течёт древняя кровь герцогов Шантор. А не аптекарши из Эльзании и ниххонца.

Волорье и сам понимал, что его несёт, но остановиться не мог и не хотел. Слишком уж его раздражала эта женщина, глядящая на него с таким превосходством и снисходительностью. Он тут же вспоминал, что именно благодаря ей он – граф. Не откажись она от титула, не покинь так вовремя Ранолевс – и не был бы он никаким графом, и замка бы у него не было, а, возможно, и жизни бы вовсе не было, если бы принц Вазилевс в свое время не отобрал власть у брата. Арман много читал про те времена, и мать рассказывала, и он догадывался, что король Люциус рано или поздно истребил бы их род под корень... как род Шанторов.

Перед ним же сейчас стояла живая свидетельница тех времен. Победительница. Да и просто – женщина, которая заплатила за право смотреть на всех свысока своей кровью. И тем не менее она казалась чистой и невинной, будто ангел, и это злило ещё больше.

– Вы не любите Иву, – грустно сказала Авелин. – А она любит вас. Неважно, какая в ней кровь. Хотя, наверное, важно. Ада, её мать, любила мужа превыше всего на свете. Я очень боюсь, что Ива унаследовала это качество от неё. Такая любовь сжигает дотла. Вы разобьете ей сердце, сломаете её. Вы уже это делаете...

– Ада Шантор была шлюхой, скакавшей по чужим постелям, – резко заметил Арман. – Что вы говорите мне о любви!

– Вы ничего не знаете, – поджала губы Авелин. Она все же начинала злиться, и Арману это нравилось.

– Я знаю факты, – отрезал Волорье. – А они не врут. А еще принц Вазилевс был влюблен в вас, но спал с Адой. И это тоже говорит не в её пользу.

– Ада мертва, и своей смертью она спасла меня, закрыв от арбалетного болта, – холодно сказала женщина. – И я не позволю вам оскорблять её память. Что ж, вы достойный представитель рода Волорье. Умеете извратить все, к чему прикасаетесь. Бедная Ива!

– Бедная Ива не жалеет, что стала моей женой, – нервно дернул щекой Арман, не представляя, как прекратить поединок, который сам же и затеял. Слова Авелин больно кололи в самое сердце, потому что были правдой.

– Она смотрит на внешнее, – вздохнула женщина. – Маленькая ещё.

– На внешнее? – расхохотался Арман. – Да на что тут смотреть?

Он откинул волосы с лица, демонстрируя уродовавший его шрам во всей красе.

– Вы очень красивый мужчина, граф, – спокойно ответила Авелин. – Уверена, что и сами это знаете.

– Я?

– Простите, я, кажется, наговорила лишнего, – женщина опустила ресницы, очаровательно смущаясь. – Как бы то ни было, дело сделано. Ива – ваша жена. Она вас любит. Ждёт ребёнка. Берегите её, пожалуйста. Я уеду, мы все уедем... у меня дети в Ниххоне. Но видят боги, я оставляю тут старшую дочь с неспокойным сердцем.

– Я буду ей хорошим мужем, – почти равнодушно ответил Арман, принимая ветвь мира. – Заботиться буду. И можете не волноваться – я не из тех, кто ищет любви в чужих спальнях. Изменять Иве не буду. Но и от неё жду верности.

Авелин открыла было рот, но замолчала, только кивнула. Не то не придумала новую гадость, не то просто решила закончить разговор.

Арман отвернулся. Ему было почти физически больно от всех её слов. Женщины умеют находить слабые места мужчин, а красивые женщины – особенно. Да, он не любит Иву. Он вообще не знает, что такое – любить женщину. Не теряет головы. Не сходит с ума. Не скучает, не думает о ней по ночам.

Арман любил мать, братьев, сестру, по-своему любил юного принца и своих друзей. Но они просто были в его жизни, были, кажется, всегда, так чего по ним скучать? Рядом они – прекрасно. Далеко? Когда-нибудь они встретятся, а пока... а пока у него слишком много других дел.

Он любил, пожалуй, только море – вот по морю он скучал, море ему снилось. Арман часто ловил себя на мысли, что щурит глаз, поворачиваясь в сторону пристаней, словно может разглядеть паруса, что пытается уловить в воздухе запах солёной воды. Он даже ловил себя на том, что в глазах Ивы мелькают блики моря.

Единственная женщина, какое-то время занимавшая его мысли, была Виро. Она была таинственна и непостижима. Не то призрак, не то плод его воображения, не то в самом деле – ёкай. Виро казалась ему такой же, как он. Раненой. Он был уверен, что у неё что-то с лицом, и от этого сердце наполнялось щемящей нежностью. Он был почти влюблен в нее, ждал встреч, представлял... по-всякому, а она позволяла ему реализовать все желания. Какое разочарование было понять, что его глупенькая ветренная жена и таинственная ниххонка в маске – одна и та же женщина! Не женщина даже, девчонка. Пусть влюблённая в него по уши – но это даже не льстило, а раздражало. О, конечно, он что-то подозревал, но с упоением обманывал самого себя.

Он был жесток с Ивой – тут Авелин была права, упрекая его. Разочарование оказалось сокрушительным ещё и потому, что он так терзался угрызениями совести за свою "измену" жене, а она все знала и водила его за нос. Арман терпеть не мог оставаться в дураках.

При мысли о Виро он снова покраснел от злости. Как же глупо все вышло, как же противно за самого себя! И обида никуда не делась, он просто загнал её куда-то за грудину, чтобы потом, вдыхая солёные брызги океана, рассмотреть со всех сторон, разобрать по косточкам и рассеять над водной гладью.

Мягкие руки, словно лианы, обвили его талию. Арман дернулся от неожиданности, понимая, что ушёл в себя слишком глубоко. Едва удержавшись, чтобы инстинктивно не отбросить помеху в сторону, он обернулся, заставляя себя обнять доверчиво прижимающуюся жену.

– Ты чего здесь стоишь, такой потерянный? – спрашивала Ива, поднимая к нему сияющее лицо. – Грустный...

– Задумался просто. А ну марш в дом! Выбежала без плаща, глупая девчонка!

Ива засмеялась, и её кудряшки заплясали на ветру. Носик у неё покраснел, подол платья совершенно вымок. Хорошенькая. Кажется, беременность пошла ей на пользу, щёчки округлились, глаза сверкали счастьем. И все равно – жалко её. Какой ребёнок этому ребёнку? Слишком рано! Кого она вырастит? Впрочем, мать поможет, не оставит же она свою невестку сиротой. Надо как можно скорее отвезти Иву на Север. Он, конечно, обещал ей, что не уплывет до родов... но ведь осенью можно снарядить экспедицию в южные моря, там не бывает льдов. Самое время. Всё равно младенец будет слишком мал. А года через три он вернётся домой и осядет на суше на пару лет. Там можно и о втором будет подумать. Или не вернётся. Неизвестно ещё, что лучше.

– Мне совсем не холодно, – уверяла Ива, дрожа, и Арман подхватил её на руки и понёс в дом. Глаз да глаз за ней, такую дурочку и оставлять страшно.

А Иве только того и надо было, кажется. Улыбалась, прижималась к нему, как котёнок. Что ж, если его жене так хочется, он будет носить её на руках хоть до самых родов, она лёгкая.

27. “Сердце Севера”

Палуба “Сердца Севера” покачивалась под ногами, ветер трепал его волосы. Хлопали паруса, скрипели снасти.

Арман Волорье был абсолютно, совершенно счастлив. Вдыхал полной грудью соленый ветер, сверкал единственным глазом, осматривая свой корабль. Ему хотелось прыгать и хохотать, как мальчишке, но он капитан, так нельзя, несолидно.

Он обожал море и этот простор, эту свободу. Тело пело от трудов и нагрузок: вывести судно в море - нелегкое дело. И только грамотный капитан руководит своей личной командой, как чутким прибором. Стоит на штурвале, встречает буксир на полсотни гребцов, быстро и правильно расставляет малые паруса. Отцепившись от крупной галеры, выводившей их из бухты порта, “Сердце Севера” ударило в громкую рынду и взяло курс в океан. Капитан не ошибся в команде, руки его не отвыкли еще от штурвала, и палец, воздетый к небесам, чутко улавливал ветер. Тот дует попутно – хороший знак для морехода, капитану благоволят боги моря.

Знает каждый моряк – есть те капитаны, с которыми в море пойти может только безумец. Они словно притягивают к себе и шторма и мертвенные штили. Арман же был из разряда “любимчиков удачи”. Матросы шептались: он заключил сделку с демонами глубин. А он просто знал это море. Вел наблюдения за погодой, знал характер каждой своей переборки, каждого паруса. Он жил по склянкам и спал от вахты к вахте. Капитан. Адмирал. Тот, что болен лишь морем.

И все две недели паруса были наполнены попутным ветром, а море ни разу не взбунтовалось против гостей.

Это плавание было особенным. Арман, наконец-то, получил позволение на исследовательскую экспедицию. Он должен составить подробную карту Ильенских островов, а затем и той части моря, что за ними. Дальнее побережье и «внутренности» островов не видел никто из жителей Ближайших стран: туземцы попросту не пропускали туда корабли. Казалось бы, необразованные дикари – один выстрел из пушки, и ко дну отправится целая флотилия их узких лодок! Вот только ни один вооруженный корабль не может подойти на расстояние пушечного выстрела. Шторм, штиль, встречный ветер – не пускает море смельчаков.

Граф Волорье долго беседовал зимними вечерами с Макеши, выведывая у туземца тайны Островов. Их шаманы сильны, древняя магия не знает равных. К туземцам можно попасть только с миром. Без оружия, с дарами, в нужное время и с нужными словами. Арман теперь был уверен в успехе.Он многое узнал о своей жене, о чем даже не догадывался. С младенчества и до трёх лет Ива жила на Островах под присмотром одного из тамошних племён. Там ее любили, предсказывая великое будущее. Арман надеялся, что его примут на островах, как мужа Ивы и племянника Авелин Ферн. Пожалуй, ни у одного человека в этом мире не было столько шансов проникнуть вглубь Ильенских островов, да не просто проникнуть – а ещё и выбраться оттуда живым.

Единственное, что глодало его изнутри – понимание, что он не совсем капитан в своей жизни. Дело было в приказе Вазилевса. Король ясно и недвусмысленно отправлял его на эти самые Острова, выделив и финансирование, и три полностью оснащенных корабля в сопровождение к “Сердцу Севера”. Его устранили с арены. Отправили прочь. И причина ясна: Ива. Король совершенно точно не оставил своих планов на юную жену Волорье, и от этого Арману было неуютно.

В Иве он был уверен: она его любила. Только его одного. Всё же она была совсем не похожа на свою ветреную мать. И оставлял он ее со спокойным сердцем, зная – она все сделает правильно. И сына их воспитает, и будет ему верна. Пусть она совсем еще девчонка, но в ней древняя кровь, благородство и настоящая честь.

Ничего, он вернется и всё исправит. Не видать Вазилевсу победы в этой битве, даже если он рассчитывает на что-то иное.

Год, два… как раз подрастет сын, и можно будет подумать о втором ребёнке.

– Прямо по курсу Ильенские острова! – крикнул матрос с мачты, и Арман удовлетворенно кивнул. Все ненужные мысли были тотчас забыты.

– Шлюпку на воду, – скомандовал он.

Всю зиму Волорье учил этот их туземский язык. Выспрашивал Макеши, записывал, зазубривал, усваивал интонации и правильное произношение. Конечно, он на нем не заговорил более-менее внятно до сих пор, но мог немного понимать и сказать пару фраз.

На Островах было много народностей, Арман уже это знал. Диалекты у каждого племени свои. Но ключевые слова были все же одинаковые, и он надеялся, что сможет составить подробную карту Островов и всех разделяющих их проливов. Записать обычаи этих неизвестных раньше народов. Узнать, что там, на этих закрытых землях, и, возможно, наладить торговые отношения. Судя по рассказам Макеши, на островах были залежи драгоценных камней. Экзотические растения, неизвестные животные, которые никто из белых людей не видел — все это кружило голову почище столетнего виски и соблазняло адмирала вернее, чем сладкие губы его жены.

Арман был движим жаждой даже не богатств, а познания. Опасная очень болезнь, заставляющая всех несчастных, тех кто ее подцепил, проводить свою жизнь в поиске неизведанного.

Здесь все было так непохоже на Ранолевс. Голубое море, белый песок, высокие пальмы с раскидистыми листьями. Два года назад он жил в Ниххоне. Там тоже все было внове. Но сосны там похожи на северные кедры, и сакура их — почти что вишня. Или слива? Здесь все абсолютно другое. Кстати, про Ниххон: тогда его так и не пустили вглубь страны. Позволили только прогуляться по улицам портового города и пару раз пригласили на приём к Императору. Теперь же у него была в этой закрытой стране практически родня. Отчего бы через пару лет не взять с собой Иву и не попробовать вернуться туда снова?

Удивительное дело: он все же скучал по этой лисице. По перепалкам с ней, по ее гибким горячим рукам, которые так часто обхватывали его талию в самый неподходящий момент, по ее запаху, по мурлыканью этому «Аррр», которое его всегда не на шутку заводило. Ни одну женщину он не вспоминал так часто; но и ни с одной женщиной не был раньше столь близок, столь откровенен. Странное и довольно неприятное открытие. Выбросить Иву из головы никак не получалось.

Между тем их даже не встречали. Никто не выплыл им навстречу, море не ощетинилось волнами, никакого урагана или диких птиц. Удивительно. В прошлый раз Арман так и не смог приблизиться к этим берегам. В этот — нос его лодки мягко коснулся золотого песка. Он снял обувь (Макеши говорил, что это знак почтения к этим землям) и выпрыгнул прямо в воду. Его спутник сделал тоже самое. Энрике был выбран на роль сопровождающего потому, что бывал уже здесь. А раз был один раз — то и второй раз можно.

Было очень жарко, просто пекло. Пот струился со лба, голова, прикрытая светлым платком, кружилась. Рубашка мгновенно прилипла к телу.

Под сенью пальм стоял невысокий старик с кривым посохом в руках. Именно к нему и направились босые гости. Ботинки несли в руках. Встали перед ним, не зная, что говорить. Да и нужно ли? Энрике поклонился, а Арман лишь голову склонил. Он — граф, адмирал. Старик ему, наверное, по маминым меркам ровня. Помолчал, чувствуя себя неуютно под насмешливым взглядом. Вздохнул, собираясь с духом, и медленно, но плавно и без запинок выдал на ильенском языке витиеватое приветствие:

— Попутные ветры привели нас к вашим берегам, да будут они милостивы к нам. Да будет солнце светить, дожди проливаться в срок, плоды опадать на землю, чтобы не было голода на земле.

О! Старик встрепенулся, широко раскрывая темные глаза, вдруг сам низко поклонился и разразился птичьими трелями и треском, в которых Арман успевал угадать лишь половину.

Старик был польщен и невероятно доволен тем, что гости оказали им такое уважение. Рад приветствовать их на земле великих предков. Приглашает на ужин.

И дальше все пошло как по маслу. Ай да Макеши! Как хорошо, что он так славно научил всему Армана! Имя Макеши, упоминание Ивы Шантор, рассказ о том, что Авелин и Хиро — часть его семьи сделали Армана не просто гостем, а почти своим. Его почти силой волокли на встречу с местной элитой. Он едва успел отправить обратно на корабль Энрике, приказав ждать его, сколько потребуется. Не больше недели, впрочем, если он тут застрянет и не будет никаких вестей — стоит попытаться вытащить своего адмирала. Возможно, и силой. Туземцы ведь понятия не имеют, что «Сердце Севера» оснащено новейшими пушками с повышенной дальностью стрельбы. С того места, где стоят корабли, ядра прекрасно долетят до побережья.

Такого количества чернокожих людей разом Арману видеть еще не приходилось. Его привели на огромную поляну, где голые до пояса женщины с острыми, похожими на козье вымя, грудями спешно “накрывали на стол”. На земле стояли кувшины, закрытые пробками, лежали пирамиды разноцветных фруктов, подобных которым Арман никогда не встречал, на глиняных блюдах высились горы мяса.

К нему самому то и дело подбегали черномазые ребятишки, трогали штаны и рубашку, охали, удивленно тыкали пальцами в светлые волосы и глаза. Почти все жители были одеты очень просто: в набедренные повязки из листьев и бусы разного размера. На некоторых женщинах были длинные юбки из ткани, и волосы у них были заплетены по-другому. Макеши не рассказывал ничего о социальном неравенстве в местных племенах, да Арман и сам упустил этот момент в их беседах и теперь гадал: кто эти дамы: элита ли, а может, жрицы, а может, и вовсе – доступные женщины?

Его усадили рядом с вождем, завернутым в кусок полосатой хлопковой ткани, уже порядком замызганной (значит, все же – элита), сунули в руку какой-то весьма странный овощ, похожий на грушу, но с твердой кожурой, покрытой воском. Одно лишь точное движение острым ножом у самого носа опешившего адмирала, макушка горлышка с хвостиком улетела куда-то, и из “бутылки” запахло чем-то приторно-сладким и даже спиртным. Арман ухватил какую-то жареную птицу, смело отхлебнул из импровизированного сосуда, умудрившись даже не закашляться от крепости пойла. Птичку проглотил едва ли не с костями, вкуса даже не почувствовал. Отмахнулся от прильнувшей к его руке туземке, внятно сообщив вождю заранее заученную фразу про жену, которой дал обет верности. Макеши предупреждал о судьбе единственного белого человека, которому позволили остаться на Островах – Антуана Бревса. Беднягу сделали местным символом плодородия, каждую ночь требуя с него исполнения мужского долга с разными женщинами. Потомков у Антуана на островах уже было больше сотни, Макеши – один из них. Повторить его судьбу Арман совершенно не желал, к тому же он действительно собирался быть верным своей супруге, о чем сейчас твердо сообщил, не забыв упомянуть парочку проклятий, которые наложила на него жена с магическими силами.

Вождь оживился. Иву, как оказалось, он знал еще в младенчестве, едва ли не сам лично вскармливал грудью. Откуда у столь милого дитя магические силы? Шаманы не нашли. Уже порядком захмелевший Волорье врал напропалую, путая слова и переходя на свой язык. Дескать, Ива росла в Ниххоне, а там свои обряды и своя магия. Слышали ли вы про ёкаев? Так вот, Иветта — тот еще ёкай! Сидевший рядом старик-переводчик важно кивал, соглашаясь. Наверное, он даже как-то умел отличать ложь от правды, но вот про ёкаев Арман даже и не особо погрешил против истины. Она ведь сама себя так называла? И зелья всякие ему подмешивала, как потом призналась. А значит – ведьма!

Потому что только ведьма могла его приворожить настолько, что он даже посреди пира рассказывал туземному вождю о том, что его жена – прекрасна как луна ночью, а тело ее сладкое, как самая спелая дыня, и поэтому никто ему больше не нужен.

28. Предательство

Арман сбежал. Трусливо и подло, бросив меня с младенцем в замке Шанторов. Мне врали целую неделю, что его срочно вызвали к королю, что он непременно вернется. Я верила. Кормила грудью нашего сына, до сих пор безымянного, потому что именно отец должен был дать ему имя, терпеливо и смиренно ожидая возвращения гордого отца.

Роды были тяжелые. Я – маленькая, сын – большой, тяжелый. Сейчас глядя на него, я даже не могла поверить, что родила такого богатыря и выжила. Арман был со мной на протяжении всего этого времени, с самой первой схватки до младенческого крика. Гладил по волосам, подносил к губам чашу с обезболивающим отваром, настаивал, чтобы я немного перекусила, утирал пот с висков и перестилал постель. Сжимал в объятиях, пока я плакала и выла от боли, пока еще у меня оставались силы издавать какие-то звуки, кроме хриплых стонов. Орал на повитуху, угрожая, что если погибнет кто-то из нас – умрет и она, и все ее дети.

Рожала я больше суток, потом просто лежала в беспамятстве. Болело все тело, я не могла даже пошевелиться, такая страшная была слабость. Свекровь, невесть как оказавшаяся рядом, предлагала спешно найти кормилицу в деревне, дабы мне не тратить силы еще и на кормление сына, но я отказалась с возмущением. Мама Авелин всех своих детей выкормила сама, я это знала, видела, и поэтому своего сына намеревалась прикладывать к груди по первому писку.

Мне сказали, что меня спас, наверное, Макеши, который творил какие-то обряды и поил меня своими зельями. Но я-то знала, что сил мне давали руки супруга. Но зелья Макеши принимала безропотно, он уверял, что это поможет мне быстро восстановиться, а я верила ему безоговорочно.

На исходе первой недели я смогла даже подняться на ноги, сама этому удивляясь. Сама умылась и поела. Тихо прошла в кабинет мужа – и сразу поняла, что он уехал надолго. Ни одной бумаги у него на столе, ни одной карты на стене. Пропали все рубашки из шкафа, не было походного письменного набора и его альбома с зарисовками.

Мне сделалось дурно, кажется, я даже потеряла сознание. Очнулась уже на руках у верного Макеши, который нес меня словно ребенка, на руках и витиевато ругался на ниххонском.

– Скажи мне правду, – потребовала я. – Немедленно! Он уехал, да? В плаванье?

– Да, – сказал Макеши. – Его спешно вызвали в столицу. Вчера прискакал человек, сообщивший, что корабль адмирала Волорье отправился в экспедицию к Ильенским островам.

Я замолчала. Этот удар был ожидаемым, но все равно очень болезненным. Он меня бросил: и меня, и нашего сына. Ладно, я ему не нужна и никогда не была нужна, но ребенок разве виноват? Он даже не взял его на руки, даже не нарек ему имя, хотя никаких сомнений, чей это сын, быть не могло. Даже свекровь с первого же взгляда заявила: “Вылитый отец”.

Макеши уложил меня в постель, убежал за успокаивающими отварами, а я подогнула коленки, свернулась клубочком и наконец разрыдалась. Успокоить меня не могли, я плакала, не переставая, несколько дней. Стоило ли удивляться, что в моей груди не осталось ни капли молока? Все же пришлось спешно искать малышу кормилицу. Я хотела умереть, я кричала в небо и просила меня забрать. Почему я не умерла родами? Зачем? Кому я теперь нужна на этой земле?

– Прекратите убиваться, Ива, – в один из дней заявила мне свекровь. – Во-первых, Арман того не стоит. Во-вторых, у вас сын. Сами подумайте, что скажет его отец, когда вернется и узнает, что вы точно так же, как Ада Шантор, совершенно забыли о своем ребенке? Арман-младший нуждается в матери, раз уж его отец так поспешно сбежал от семейной жизни.

– Какой еще Арман-младший? – слабо возмутилась я. – Не бывать этому. Я назову сына в честь моего отца!

– Эдвард? Хорошее имя.

– Акихиро!

– Что? – подскочила свекровь. – Да вы с ума сошли! Я против!

Мы ссорились добрую четверть часа. Пришли, наконец, к соглашению: нашего мальчика будут звать Эдвард Акихиро Шантор. И плевать на всех, кому это не нравится!

Добрый скандал меня изрядно оживил. Я сразу почувствовала в себе прилив сил, потребовала еды, да побольше, с аппетитом пообедала, потом приняла ванну. Поднялась на ноги с помощью Макеши и отправилась знакомиться с кормилицей. Нормальная деревенская девка с вполне себе внушительным бюстом. Она только что родила второго ребенка, молока у нее было хоть залейся. Словом, я осталась довольна.

К тому же сын был у меня такой красавец – не сравнить с его молочным братцем. Я гордилась тем, что произвела на свет Эдварда! А Арман… Ну, пусть только вернется, ох и теплый же прием я ему устрою!

Лето на Севере прекрасно, особенно если твой замок стоит на холме и рядом нет болот с гнусом и всякими другими насекомыми. В саду мне слуги соорудили качель, где я с сыном на руках проводила летние вечера. Элиссон Волорье садилась на лавочку рядом и читала мне книги про приключения отважных капитанов. Кажется, я понимаю, какие книги любил в детстве Арман. Часто к нам присоединялись Макеши и Жерар, который явно поглядывал на сестру Армана с неравнодушием, но каких-то знаков внимания ей оказывать не смел. Хозяйством по-прежнему управляли Регнар и его Ижен. Мне они оба нравились, я однажды, уже осенью, поймала-таки барона и увела за собой в кабинет на серьезный разговор.

– Послушайте, Регнар, доколе вы будете бегать от ответственности? – сурово спросила его я.

– Миледи?

– Жерар ваш сын.

– Воспитанник.

– Жерар ваш сын, и родила его Ижен. Об этом знают почти все в замке, не думайте, что вы это скрыли от глаз людских.

Он вдруг побледнел и закрыл лицо руками.

– Я не сужу вас, – продолжала я. – Но Жерар не заслуживает подобной жизни. Других детей у вас нет, кому вы передадите титул? Признайте его своим внебрачным сыном и наследником, так будет правильно.

– Я писал королю неоднократно, – грустно ответил барон. – Ответа не получил.

– Давайте напишем королеве, она милосердна и справедлива, – немного подумав, предложила я. – Я с ней знакома и даже немного дружна. И… Регнар… поговорите со священником. Расскажите все, как есть. Возможно, он вас тайно обвенчает с Ижен. Мы хорошо ему заплатим, это останется только между вами, зато совесть ваша будет чиста.

– Признаться, я никогда не думал об этом варианте, – сказал Регнар. – Но Ижен, наверное, согласится. Да, ваша светлость, я подумаю. И если я сам лично отправлюсь к королеве, дадите ли вы мне рекомендательное письмо?

– Разумеется, – обрадовалась я. – Сейчас же и напишу. Урожай убран, дожди пока не начались в полную силу. Поезжайте немедленно!

– Слушаюсь.

Вот так! Лишенная семейного счастья, я стремилась устроить жизнь других людей. Жерар будет дворянином, у него будет титул. Осмелится ли он тогда заговорить с Лисой о чем-то более личном, нежели погода или неудавшееся жаркое? Он хороший молодой человек, очень умный, одаренный, трудолюбивый. Надеюсь, Гленна не будет против такого зятя. Впрочем, мне хватило разума не задавать ей этот вопрос. Без меня пусть разбираются, я и так сделала все, что могла.

Дни тянулись неспешной куделью, за осенью пришла зима, а за зимой – весна. Маленький Эдди только радовал, да это и не удивительно – при таком-то количестве нянек! Рядом с ним всегда была нежная тетушка Лиса, которая обожала читать ему сказки, бабушка Гленна, подхватывающая своего первого внука на руки при малейшем писке, Макеши, который учил мальца ходить и был его бессменной лошадкой (как мы все посмеивались, у Эдди с младенчества свой гнедой жеребец). Сын был очень спокойным – явно не в маму, любознательным и практически не капризничал. Только переупрямить его было почти невозможно, он получал все, что хотел.

Я научилась ценить эту уединенную спокойную жизнь, ее неторопливость и предсказуемость. Страшно скучала по Арману, мучительно засыпая одна и просыпаясь одна. Я давно его простила – о, только бы он вернулся ко мне! Не упрекну, слова против не скажу, только бы увидеть его, прикоснуться к нему!

Когда весной растаял снег и высохли дороги, в мой замок прискакал гонец от короля. Его величество Вазилевс требовал немедленно прибыть ко двору. Что означало столь странное послание, никто из нас не понял, но встревожились все. Поцеловав сына, обняв свекровь и сестренку, я быстро собрала в седельные сумки немного вещей (в конце концов, в столице у меня теперь был свой дом, где есть все необходимое) и вместе с верным Макеши выдвинулась в путь. Верхом, потому что так куда быстрее, чем в карете. До столицы добрались мы в рекордные сроки, уставшие до изнеможения, грязные по уши, голодные и злые. Причем Макеши торопился едва ли не больше меня, что пугало. Примчались в дом Волорье, упали в постели… А утром, едва рассвело, я умылась, надела первое же попавшее под руку платье и поехала в королевский дворец. Меня приняли немедленно, провели в приемную к его величеству.

Король ничуть не поменялся: тот же лукавый прищур карих глаз, те же каштановые кудри, то же выражение лица – надменно-усталое.

– Прошу вас, сядьте, Иветта. У меня для вас плохие новости.

Я немедленно осела на указанный стул.

– Вы не та женщина, от которой стоит скрывать дурные вести. Вы сильная, я уверен. Две недели назад в гавань вернулись корабли: “Морская звезда” и “Чайка”. Они сопровождали корабль вашего супруга к Ильенским островам. Внутрь архипелага их не пустили, туда зашел только “Сердце Севера”. Остальные ждали, жили на ближних островах, налаживали торговые связи, впрочем, неважно. А потом вернулся единственный выживший с “Сердца Севера”. Соболезную, герцогиня. Муж ваш,. по-видимому, погиб вместе с кораблем и всей командой. Выживший рассказывает ужасные вещи, думаю, вам не стоит об этом знать.

– Погиб? – тупо повторила я, не понимая.

– Да, погиб. Вы вдова, герцогиня. Я не хотел сообщать вам письмом, посчитал, что личная беседа будет правильнее.

Он говорил что-то еще: что мне положена компенсация, доля прибыли от торговли, что сын Армана никогда не будет ни в чем нуждаться, но я уже не слушала. Погиб вместе с кораблем и командой. Нет, я решительно отказываюсь в это верить! Не имеет он права погибать, я еще не плюнула ему в лицо за то, что он сбежал!

Поднялась, натыкаясь на мебель, ничего не видя, не слушая криков его величества вслед. Макеши поймал меня в галерее, вывел в сад, усадил на лавочку и испытующе заглянул мне в лицо.

– Мне сказали, что Арман погиб, – засмеялась я, прижав ледяные ладони к пылающим щекам. – Представляешь, какая глупость?

29. Острова

Пьянка в племени О-охо продолжалась пять дней, пока окосевший Арман не взвыл в голос. Не для этого он сюда приехал, ой не для этого! Он вдруг обнаружил себя с туземной хижине и совершенно голым, а на плечо и грудь были нанесены странные узоры: круги, треугольники и в центре этого безобразия, на плече – схематическое изображение черепахи. Судя по воспаленной красной коже – тату. Вот только этого ему и не хватало!

Едва сумел встать, голова гудела, ноги подкашивались. Вкус чего он ощущал во рту – старался не думать. Так, с праздником в его честь пора завязывать, нужно уже приступать к делам, пока его корабли не начали палить. Будет, мягко говоря, неудобно перед этими славными ребятами. В который раз Арман пожалел, что не взял с собой Макеши, славный бы из него вышел и проводник, и переводчик. Но туземец наотрез отказался оставлять Иву, хотя что могло ей угрожать в замке Шанторов? А теперь вот адмиралу придется как-то объясняться с шаманами относительно татуировки.

– Это знак, что ты – мой брат, – торжественно заявил вождь, когда Арман молча ткнул пальцем в свое плечо. – Теперь любой на этих островах будет знать, что ты – неприкосновенен.

О! Интересно, а можно такую же всем членам его команды?

– О-охо — это “черепахи”, – снисходительно пояснял вождь с совершенно непроизносимым именем, которое Арман нещадно коверкал и в конце концов сократил просто до “Бена”. – Ты теперь – тоже черепаха!

Волорье предпочел бы быть львом, но благоразумно промолчал.

Он объяснялся на языке племени уже гораздо лучше, чем до пира. Не то в напитки подмешивали какой-то дурман ( Ива, к примеру, была любительницей подобных шуток), не то просто пьяный мозг лучше усваивал информацию. Договориться с вождем оказалось не так уж и сложно: конечно, он позволит кораблю своего брата проплыть вглубь архипелага. Дальше будут острова птичьих людей, там Волорье тоже примут, как родного. Но только один корабль, остальные останутся здесь. И белый брат обещал ткани, много тканей. Шелк, гладкий как птичьи перья, хлопок, такой приятный к телу, лен, прочный и прохладный в жару. А в обмен Бен уже велел приготовить несколько ящиков с отборным жемчугом и еще – лучших фруктов для людей его брата.

Арман чистил апельсин и довольно улыбался. Все прошло куда лучше, чем он рассчитывал.

Удача сопутствовала ему: знак на плече открывал ему дорогу всё дальше и дальше вглубь архипелага. Сезон дождей он переждал на Птичьем острове, вдоволь наобщавшись с тем самым Антуаном Бревсом. Забавное это было место – столько людей-птиц он не встречал никогда. Поговаривали, что подобное племя встречалось еще в Эльзании. Здесь все люди-птицы были детьми и внуками Антуана – каждый его потомок был крылат. Кажется, местные шаманы научились управлять этим даром. А еще многие эти полукровки были замечательно красивы. Встречались детишки и со светлой кожей, и со светлыми глазками, и даже – с гладкими русыми волосами. Знала ли Авелин, как много у нее братьев и сестер?

Дальше “Сердце Севера” отправилось к тем островам, где обитали люди ростом с десятилетнего ребенка. Кривоногие, щуплые, с кофейными сморщенными лицами, они и вовсе впервые видели белых людей. Но это племя было дружелюбно, а уж когда пришло время обмена…

Таких огромных алмазов Арман не видел никогда. Счастье еще, что команда его была с ним много лет, ни одного не было среди них чужака или случайного человека. Иначе как бы он удержал своих людей от мародерства? Сейчас он ясно понял, почему вглубь островов пропустили только его корабль. Арман ни за что не смог бы поручиться за остальные экипажи. На острове маленьких людей внезапно на его команду обрушилась лихорадка. Туземцы говорили – это от местного гнуса. Сам Арман тоже не избежал этой участи, болел он недолго, но очень тяжело, не мог ни есть, ни пить, бредил, сильно потерял в весе. Выжил, хотя не всем так повезло. Местный шаман долго смотрел ему в лицо, а потом сказал:

– Это потому, что там, за морями, ты кому-то очень нужен. Твой дух почти покинул тело, но его позвали обратно.

Ива, конечно же, Ива! Кто еще может его так ждать? Волорье был нисколько не удивлен, когда ему сказали, что в бреду он звал свою жену.

Несмотря на потери среди экипажа, адмирал еще не был готов закончить свою экспедицию. На картах, нарисованных Макеши, было еще три крупных и с десяток мелких островов.

Адмирал изрисовал уже несколько блокнотов: здесь были и описания растений, и рассказ про виды морских черепах, и зарисовки забавных зверьков с длинными хвостами и огромными глазами, и всё то, что он узнал про обычаи племен. Арман уже предвкушал, какой фурор произведут его записи в Ранолевсе. Он давно просил у Вазилевса дозволения основать географическое общество, возможно даже, торговое. Но его проект отклоняли раз за разом. А теперь у Армана была пара ящиков с жемчугом и горсть огромных алмазов, которые местные выменивали у обитателей Огненного острова. Вот на Огненный остров он и держал теперь курс.

Тамошние туземцы разительно отличались от своих миниатюрных собратьев. Рослые, довольно агрессивные, они приняли чужаков настороженно, но дары в виде разноцветных бус, деревянных дудочек и тканей довольно быстро убедили их в дружелюбных намерениях странных белых людей. Арман все равно держался настороже: именно на Огненном острове алмазы в буквальном смысле валялись в пыли – он своими глазами видел, как местные детишки играют прозрачными камушками. И именно здесь, по словам Макеши, жили людоеды. Переговоры он вел сам и ни на какие пиршества не соглашался. Команда с судна сходила исключительно вооруженная до зубов. Местные, впрочем, не проявляли особой агрессии, во всяком случае, они не облизывались жадно и не щелкали в сторону белых зубами. Менялись охотно, особенно им нравились железные наконечники для копий и топоров. Железа здесь, видимо, или не было, или не научились добывать. А алмазы… да кому они нужны? Глупые белые люди хотят прозрачных камней? Смех да и только. Их тут великое множество.

Обе стороны расстались совершенно довольные друг другом. Арман уже подумывал, не вернуться ли ему домой – он теперь был баснословно богат, а блокноты попросту закончились. Что он найдет на оставшейся территории? Наверное, много интересного… Но его ждут два корабля, а еще… Да, у него сын. И Вазилевс, положивший глаз на его жену.

Он колебался, снова и снова сомневаясь. Не так уж много осталось товаров для обмена. Да и команда его устала. Еще одна лихорадка, и они вовсе не выберутся отсюда. Решено – он возвращается назад как можно быстрее.

– Энрике, у нас достаточно питьевой воды и припасов? – спросил капитан своего помощника.

– Воды не так уж и много, – ответил Энрике. – Но тут недалеко земли водопадов, наполним бочки там.

– Нет. Мы возвращаемся.

– Тогда нужно вернуться на Огненный остров и пополнить запасы.

– Да, разворачивай корабль.

Они снова пристали к берегу, Арман спустился на землю… А что случилось потом, он так и не понял. Сильный удар по голове – и наступила темнота.

В себя адмирал приходил с трудом. Было по-прежнему темно и вдобавок холодно. Арман никак не мог понять, что произошло. Где он ошибся? Почему дружественные пару дней назад туземцы вдруг напали? С ужасом он понимал, что, понадеявшись на свою неприкосновенность, он обрек на гибель всю команду. Не те они были люди, чтобы бросить его тут, а туземцев, очевидно, намного больше. Ошибки совершены, смерть коснулась его своим крылом, тут нет сомнений. Сожрут его, как есть сожрут. Обидно и глупо. А особенно обидно, что Арман прекрасно понимал, что могло быть по-другому. И жалел он сейчас только об одном, и перед глазами стояло не море. Он прикрыл веки и чётко увидел свою жену, какую он её видел в последний раз: уставшую, с мокрыми от пота волосами, державшую у груди крохотное красное существо, по непонятному стечению обстоятельств являвшегося его, Армана, сыном. Сыном, которого он даже не взял на руки. Сбежал, как последний мерзавец. Трус. Сбежал, потому что знал: возьмёт на руки, заглянет в глаза и пропадёт. Не будет больше ни моря, ни ветра, будет только сморщенное тельце в руках.

Нет, думать о сыне не получалось, лезло в голову другое. Сын – это больно. А перед смертью лучше вспоминать хорошее, так легче.

Танец с веером. Изгиб спины, складки шёлка. Соскользнувший ворот, обнажающий тонкую беззащитную шею. Сколько раз он потом впивался в эту шею губами? Сколько раз скользил ладонями по изогнутой тонкой спине, собирая холодный гладкий шёлк в складки? Красивая... какая же красивая у него жена... и такая горячая в постели! Её губы, её тело, её стоны и вскрики всегда заводили не на шутку. Но было и другое. Как она прижималась к его груди. Как гладила лицо, проводила пальцами по шрамам.

Теперь, когда он понимал, что больше не увидит Иву, ему до боли хотелось сжать её в объятиях. Он всегда сдерживал себя в постели, ни разу и не взял её так, как хотел бы: жадно, стремительно, вжимая её голову в подушку. Боялся испугать, причинить боль. Идиот. А надо было кусать и мять, как глину. Она бы не возразила.

Мысль о том, что его жена будет принадлежать кому-то другому, злила до искр в глазах. Несмотря на все недобрые слова, которые он ей бросал в лицо (а теперь даже прощения не попросить!), он был совершенно уверен, что она не станет прыгать по чужим постелям. Она его любит, и это самое лучшее, что было в его жизни. Но он умрёт, нельзя же вечно его оплакивать! А Ива совсем молодая, ей всего двадцать. Не хоронить же ей себя... вместе с ним. Его эгоизм требовал, чтобы жена закрылась в замке, занимаясь воспитанием их сына, чтобы была верна ему до конца жизни, но Арман, назло собственническим мыслям, шептал: будь счастлива. Будь любима. Пусть в твоей жизни будет тот, кто любит тебя так, как ты этого заслуживаешь.

30. Непокорная

– Это Энрике, – сказал мне Макеши. – Тот самый выживший с “Сердца Севера”.

Мы сидели в портовой таверне. Я никогда бы по своей воле не зашла в подобный притон, но ради мужа готова была и на это. Человек напротив был худ и хмур. Некогда рыжеватые волосы, теперь изрядно посеребрённые сединой, были завязаны в короткий хвост на затылке. Ввалившиеся глаза блестели как-то неестественно.

— Вы его жена? — спросил Энрике. — Красивая… понятно теперь, почему…

— Что «почему»? — нетерпеливо спросила я.

— Он ни разу не посмотрел на другую женщину, хотя туземки очень охотно делили постель с белыми людьми. У них, знаете ли, так принято… к каждому гостю очередь выстраивается. Тамошние бабы такие распутные…

— Глупости, — резко сказал Макеши. — Это для притока свежей крови, а не ради сомнительных удовольствий покувыркаться с белокожим. На островах нет какого-то разнообразия, слишком много родственных браков ведут к вырождению всего племени. Вот туземцы и пользуются оказией.

— Ха, да им нравится! Все туземки млеют от белых… эээ… — моряк покосился на меня и подавился последним словом.

— Что именно там может нравится? — сверкнул глазами Макеши. — Стручки эти ваши? Туземцы куда более одарены…

— Так, — хлопнула ладонью по столу я. — Вы ещё на стол свои хозяйства вывалите и померяйтесь. Мы здесь не для этого. Рассказывайте про моего мужа, Энрике!

— Да, миледи, слушаюсь. Экспедиция была очень удачной. Арману удалось побрататься с вождем О-охо, и поэтому наш корабль пропустили вглубь архипелага. Мы торговали, и весьма успешно. Полные трюмы жемчуга, миледи, да какого — даже с лучшим ниххонским не сравнить! Диковинные звери и птицы в клетках, — на этих словах Макеши весьма ощутимо скрипнул зубами. — Фрукты всякие, поделки из дерева и камня… и алмазы. Клянусь, я лично держал в руках алмаз размером с куриное яйцо! Мы дошли до Огненного острова, где в середине — гора со срезанной вершиной. Местные говорили, что в той горе спит огонь, но нас, конечно, не пустили, хотя капитан очень хотел. Мы славно поторговали и решили разворачивать паруса к дому. На всякий случай надо было пополнить запасы воды, мы вернулись к Огненному острову… и чертовы туземцы внезапно взбесились.

Макеши громко застонал и пару раз стукнулся головой об грязный стол.

— Идиоты, — заявил он. —Держу пари, было полнолуние! Огненные люди, они считают, что в полнолуние в людей вселяются духи луны, а вы ещё белокожие. Огненные — это Солнце. А вы — их вечный враг, Луна. К тому же вы вернулись так быстро — значит, решили ограбить их.

— Ну… — моряк вдруг смутился и опустил глаза. — Не то чтобы ограбить… но пару занятных вещиц наши парни упёрли у ихнего шамана ещё в первый раз. Это мы уже потом выяснили, когда капитана схватили. Разумеется, мы решили его выручать, как можно бросить там нашего благодетеля? Он всех нас сделал богачами, да и любили мы его… Словом, ночью зарядили мушкеты, спустили на воду шлюпку и поплыли к берегу.

— Позвольте, я угадаю, что было дальше, — насмешливо произнёс Макеши. — Ружья не стреляли, ноги вязли в песке, лианы цеплялись за одежду. Простейшая магия Островов. Каждый шаман так умеет. Вас всех поймали, как маленьких детишек.

— Да.

Это «да» упало тяжело, словно камень. Впору было хвататься за сердце.

— Огненные — они людоеды, — вдруг вздрогнул Энрике, стекленея глазами. — На наших глазах они убили Анджело и Дилея, разрубили на куски и кинули в котлы. А потом сожрали. Мы все блевали дальше, чем видели — нас из этих котлов угощали мясной похлебкой.

— Не бойся, человечину вам не накладывали, — вздохнул мой туземец. — Это блюдо для избранных. Капитана вы видели? Мертвым — видели?

— Нет, не видели. Но я немного понимаю язык этих вот… и они говорили, что лучших съедают первыми. Особенно лакомые кусочки — это сердце и печень, вырванные ещё у живого человека. Я видел…

Энрике застонал, закрывая лицо руками. Макеши молча придвинул ему стакан с каким-то мутным пойлом.

Мне было дурно, кружилась голова. Неужели Арман умер вот так?

— Мне, наверное, повезло, — хрипло пробормотал моряк. — Я знал язык. Мог поговорить с вождем. Меня отпустили, чтобы я передал своим… про смерть собратьев. Даже позволили забрать личные вещи капитана, сказали — все, что смогу унести. Я забрал его дневники и судовой журнал.

— А алмазы? — прищурился Макеши.

— Ни одного камня в моих карманах не было.

Макеши вдруг рассмеялся. Энрике же покраснел как рак.

— Молодец, они бы не выпустили, если бы нашли. Это было испытание. Где спрятал?

— Проглотил.

— Красавец! Где дневники?

— Меня допрашивал сам король. Он и забрал.

— Ясно. Итак, тело Волорье ты не видел. И он был побратимом вождя Бенеухелуху. Тату ему сделали?

— С черепахой, да. Ты считаешь, он может быть жив?

— С очень высокой вероятностью. К тому же он увечный, — Макеши провёл рукой по своему лицу. — Насколько я знаю, увечных не едят. А если его нельзя съесть — какой смысл убивать? Но мне ещё нужны дневники, хотя бы последний. Там точно станет понятно.

— Я пойду к его величеству и попрошу, — подала голос я.

Макеши кивнул, задумавшись.

— Вы поплывете за ним? — спросил Энрике. — Я с вами!

— Нет, не нужно. Больше все равно на Острова никого не пустят очень долго.

— И пусть. Я найду вам корабль. Самый лучший, самый быстрый. Куплю. У меня есть деньги.

— Надо думать, — фыркнул Макеши, поднимаясь и бросая на стол несколько монет. — Мне прям интересно, сколько ты ухитрился сожрать алмазов, если теперь хватит на корабль!

— Там ещё жемчуг был, — побагровев, ответил моряк. — Мы его на «Чайке» оставили.

Два года назад я прибыла в Ранолевс. Такая юная, такая счастливая, восторженная. Сущий ребёнок. Сейчас я ощущала себя лет на десять старше. Мучительное облегчение от слов Макеши кружило голову. Мне хотелось бежать в порт, садиться на первый же корабль и мчаться на Острова. Мне хотелось забиться в темный уголок каюты и там рыдать — долго и горестно. Арман, что же ты наделал!

Макеши вдруг крепко стиснул меня в объятиях — совершенно недопустимо и неприлично, но мне так это было нужно!

— Мы его обязательно найдём, Ива, — твёрдо сказал он мне. — Обязательно. Верь в это. Жаль, что у нас нет времени доплыть ещё и до Ниххона. Бойцы нам не помешают. Огненные уважают силу.

— Слишком долго, — покачала я головой. — Да ты и сам понимаешь…

— Да. Но одна мысль у меня все же есть. Я провожу тебя до дому, собирай вещи. А сам отлучусь, наверное, до утра.

Не стала задавать вопросы, пусть. Он знает, что делает. Макеши, несмотря на свою, прямо скажем, совершенно необычную для этих краев местность, совершенно здесь уже освоился. Его все тут знали, и он, кажется, всех знал. За него я не боялась совершенно. А вот за Армана – очень даже. Я привыкла думать, что он в безопасности, что он сильный, смелый, но теперь вдруг вспоминала каждый шрам на его теле. Сколько раз его могли убить до меня? Я могла его никогда не встретить, а теперь и вовсе практически потеряла.

Вернулась домой, понимая, что не смогу ни есть, ни пить, ни спать от волнения, сварила себе убийственно-снотворное зелье, выпила и словно умерла. Ничего не помнила, ничего вокруг больше не было. Только я и темнота.

А с самого утра я вновь отправилась к королю. На этот раз я очень долго выбирала наряд и образ. Надеть черное? Глупо и нелепо. Во-первых, Арман жив или хотя бы пока не объявлен мертвым. Во-вторых, цвет этот мне не шел ужасно, делая мою кожу какого-то оливкового оттенка. Да и слишком это… нарочито, пожалуй. Но и что-то светлое и богатое надевать совершенно не хотелось. Остановилась на платье глубокого винного цвета, очень закрытом, выгодно подчеркивающим талию, нисколько не расплывшуюся после рождения сына. Волосы мне горничная уложила щипцами, и тугие локоны красиво ниспадали на плечи и спину. Так невинно и дерзко одновременно. Арману всегда нравились мои кудри, он часто зарывался в них ночами, обматывал их вокруг своей шеи, целуя меня… Я гордилась своими волосами, черными, как ночь, густыми, длинными, до самых ягодиц. Лучшее мое украшение.

И снова меня незамедлительно провели в приемную к королю. И снова Вазилевс сделал шаг мне навстречу, окидывая меня откровенно мужским взглядом.

– Иветта, вы изменились, – с улыбкой сказал он. – Стали еще красивее, еще желаннее. Вам нужна помощь, покровительство? Я правильно понимаю ваш визит?

– Мне нужны вещи моего мужа, – после небольшой паузы сказала я. – Сыну… на память.

Он посмотрел на меня странным взглядом, сделал длинный шаг ко мне.

– Сейчас это бессмысленно, Ива. Его дневники еще не изучены. Я обязательно вам их отдам… лет через пять.

– Но это единственное, что осталось от моего супруга, – пролепетала я растеряно. – А что, если они пропадут, потеряются?

Вазилевс бросил быстрый взгляд в сторону своего стола, а потом покачал головой.

– Что вы задумали, Ива?

– Задумала? Вовсе ничего.

– Вот что. Я запрещаю вам покидать столицу, герцогиня Шантор. Вы меня услышали? Запрещаю.

– Но у меня ребенок…

– Пусть его привезут сюда. Так будет даже лучше. Вы же с завтрашнего дня зачислены в свиту моей супруги, и это приказ.

– Молю вас, дайте мне время оплакать супруга! – я, всхлипывая, бросилась на грудь королю. – Хотя бы несколько недель! Я так страдаю! Мне сейчас вовсе не до визитов! К тому же я только что вернулась из провинции, и у меня совершенно нет подходящего гардероба!

Правая рука Вазилевса обвила мою талию, левая нерешительно коснулась волос.

– И теперь мне нужны черные платья. Я не могу не держать траур. О, будьте же великодушны к вдове вашего верного адмирала!

Он отстранился, пытливо заглядывая мне в глаза. Потянулся губами к моему рту – поза очень располагала. Я покорно приняла его поцелуй.

– Две недели.

Вот какова была моя награда за это унижение. Что ж, не так уж и дорого.

Две недели? Значит, нам нужно за эти две недели найти корабль. И припасы. И оружие. И отправить гонца в замок Шанторов, предупредить о возможном гневе его величества. Надеюсь, он не подумает отыграться на моем сыне.

31. Пополнение в рядах

Быстро, быстро! Не так-то просто за столь короткий срок найти хороший корабль и снарядить его в плавание! Энрике и Макеши с ног сбивались, пока не нашли небольшую шхуну. Совершенно не военного образца, скорее, маленький и юркий торговый кораблик в очень неплохом, по словам нашего капитана, состоянии. Называлось это почти что игрушечное судно “Ветреница”, что единодушно было сочтено добрым знаком. Я выпотрошила свои банковские счета (надеюсь, его величество за ними не следит, а если и следит – платья нынче чрезвычайно дороги), чтобы закупить провиант, парусину, кое-какие товары для обмена, обновить такелаж и произвести хотя бы поверхностный ремонт. Энрике уверял, что суденышко крепкое, надежное, но я догадывалась, что при первой же серьезной буре мы узнаем нашу прелестницу гораздо ближе и полнее. Лучше перестраховаться.

Две недели пролетели как один миг. Наконец, Энрике дал отмашку. Бог весть, как ему удалось получить разрешение на выход из порта, сколько денег он на это потратил? В его приписных бумагах точкой назначения был Ниххон. Я полагаю, в сторону Островов в ближайшее время не выпустят ни один корабль.

– У нас еще одно дело, очень важное, – сказал мне Макеши. – Нам нужно в королевский дворец еще раз. Мне нужно.

Я кивнула. О славной гибели графа Волорье объявили пару дней назад. На меня обрушился ворох соболезнующих записок, среди которых было и письмо от ее величества Женевьевы, которая выражала желание со мной встретиться и утереть мои слезы. О да, я уже спешу к ней, нельзя игнорировать столь важную особу, верно?

Погода стояла великолепная. Солнце припекало отнюдь не по-весеннему, в черном шелковом платье и шляпке с вуалью мне было почти невыносимо жарко. Макеши было проще – он, как обычно, был в своем ярком шутовском наряде. Он был слишком заметен, чтобы как-то попытаться замаскироваться. Утешая себя мыслью о том, что уже ночью я буду дышать морским ветром, я спокойно шла к королевскому дворцу, когда вдруг мне в ноги бросился мальчишка-попрошайка. Грязные пальцы вцепились в широкую юбку. Живописные лохмотья, рваный платок, закрывающий половину лица, гнусавый голос:

– Тетенька, подайте монетку сироте!

Я брезгливо одернула подол, скользнула рукой к поясу, где был обычно прикреплен кошелек, и вскрикнула: этот оборванец меня уже обокрал! Схватила его за плечо, сдернула платок… и с изумлением уставилась в знакомые узкие глаза. “Мальчишка”, сидящий на корточках, расхохотался, глядя в мое вытянувшееся лицо. Я встряхнула головой, открыла было рот… и остолбенела вторично.

Макеши, зашипев как рассерженный кот, подлетел к попрошайке, ухватил его за руки чуть выше локтей, дернул вверх… и впился губами в смеющийся рот. Есинага Кио, а это была она собственной персоной, попыталась вырваться, отвернуться, но Макеши держал ее крепко. Наконец, она сдалась, кажется, даже ему ответив, только когда он ее отпустил, вихрем крутанулась вокруг него и застыла, держа лезвия кинжала аккурат под подбородком у мужчины.

– Ива, он тебе очень нужен? – спросила меня подруга по-ниххонски. – Можно я его убью?

– Нельзя, – замотала головой я. – Мне без него Армана не найти.

– Ладно, – с явным сожалением сделала шаг в сторону ниххонка. – Но если этот… еще раз прикоснется ко мне без позволения… Я больше не пощажу.

– Раньше ты не была против, – невозмутимо сказал Макеши, ощупывая шею и стирая капельку крови.

– Раньше ты платил.

– Назови свою цену.

Ени зарычала. Я шагнула между ними, напоминая:

– Нас ждут во дворце. Ени, иди в порт. Найди шхуну “Ветреница”, там капитан Энрике Риолло. Скажи, что ты от меня.

– Ну вот еще, – презрительно прищурилась Ени, поднимая с земли платок. – Спорим, что ваш капитан даже не узнает, что у него на корабле стало на одного пассажира больше?

– И на что спорим? – тут же отозвался Макеши.

– С тобой — только на сеппуку, – бросила ему ниххонка, растворяясь в переулке.

Макеши только вздохнул, глядя ей вслед. Как, когда у них завязались отношения? Почему я об этом даже не догадывалась?

– И что это было? – спросила я у телохранителя.

– А! Я купил восход ее луны, – небрежно ответил он.

– Но зачем?

– Потому что хотел ее. Я или кто-то другой – какая разница?

– За две тысячи риссов? – вспомнила зачем-то я.

– Две тысячи, и тысяча дайне Токуони, чтобы говорила всем, что Ени в торгах не участвует.

– И… как все прошло?

– Она кричала, и отнюдь не от боли. Я покупал ее еще дважды. Оба раза согласилась.

Я промолчала. Подобный поворот событий здорово меня шокировал. Макеши был мне как дядя, возможно, как старший брат, а Ени – моя ровесница. Никогда бы я даже представить не могла, что между ними что-то сложится. Это просто… немыслимо, невозможно! Но ниххонка не убила туземца, даже не ранила, как, я уверена, поступила бы с любым, кто посмел бы вот так…

– А сколько тебе лет? – не утерпела я. Раньше этот вопрос меня не занимал вовсе. Макеши казался мне взрослым, даже, наверное, немного старым.

– Тридцать два, – покосился он на меня. – Будем болтать или поспешим, наконец?

Хм, не такой уж и старый, ладно. Допустим. Но Ени и Макеши? Боги, это даже чуднее, чем Жерар и Лиса!

Ее величество я нашла в парке. Не сразу – вначале мы с Макеши скрылись в дальней беседке, где еще раз обсудили план действий. Потом он взмахнул руками, обратился в ястреба и полетел искать окно в кабинет его величества, а я медленно побрела по дорожке на веселый смех и щебетание фрейлин ее величества.

К моему счастью, Женевьева не переменила ко мне своего отношения. Обняла меня, расцеловала и принялась расспрашивать о сыне и жизни на Севере. Я немного успокоилась и с гордостью рассказала и про зубы, и про то, как ловко малыш Эдди ползает по замковым коридорам, и как собаки, завидя его, спасаются бегством.

– Вы не скучаете по замку, Ива? – осторожно спросила королева, терпеливо выслушав все восторги молодой матери.

– Очень скучаю.

– Не находите ли, что там лучше и спокойнее, чем в столице?

– Женевьева… его величество запретил мне покидать столицу.

– Вот как, – задумчиво протянула она.

– Но я уеду сегодня же ночью. На Острова, – продолжила я очень тихо.

– Но зачем? Ваш Арман, он…

– Я в это не верю. А если он и мертв, я найду его кости и привезу на фамильное кладбище.

– Тебе нужна помощь? – быстро спросила женщина, наклоняясь ко мне низко-низко.

– Разве что… король будет в ярости, я думаю. Защитите моего сына от его гнева, умоляю!

– Клянусь, что юного герцога Шантора никто не посмеет тронуть и пальцем! – торжественно пообещала она. – А деньги? У тебя есть деньги?

– Достаточно.

– Что ж, моя смелая девочка, я не буду больше спрашивать. Многие знания умножают печали. Удачи тебе, герцогиня, и попутного ветра.

Удача мне, без сомнения, не помешает. Свою задачу я выполнила. У моего сына теперь есть такая защитница, что даже сам Вазилевс не посмеет его обидеть!

Вернулась в беседку, что так удачно была скрыта от людских глаз кустами цветущей глицинии, села на лавочку. Знакомый мне ястреб приземлился рядом спустя четверть часа.

– Удачно? – встревоженно спросила я.

– А ты во мне сомневалась?

Он весь светился, то и дело скрывая улыбку. Ох, что-то мне подсказывало, что думает он сейчас явно не о дневнике!

– Я взял один, последний. Забавно, его величество так неосторожен! Защитный контур на дверях и окнах, а форточка открыта. Нам повезло, что сегодня так тепло. Но довольно болтовни, стоит поспешить, пока не хватились.

Мы очень быстро покинули королевский парк. В ближайшей же подворотне я срезала с себя ненавистное мне платье, оставшись в мужских штанах и сорочке. Макеши отдал мне свой пестрый жилет, вывернув его наизнанку. Безжалостно закрученные в жгут волосы, купленная у первого же прохожего шляпа – и вот уже к порту спешит не то очень невысокий молодой человек, не то мальчишка-подросток с коричневой птицей на плече.

“Ветреница” отделилась от причала в тот же миг, как моя нога коснулась ее борта. И нас никто не преследовал. Кажется, мы смогли улизнуть.

– А где ваш чернокожий друг? – нервно спросил у меня капитан Энрике.

– Уже внутри, – усмехнулась я. – И он, и еще один непрошенный гость. Вам понравится, уверяю.

– Господин Макеши велел оставить вам две каюты. Туда принесли ваши вещи, прошу.

Я кивнула, сталкивая с плеча птицу. Пусть валит отсюда, как я буду объяснять пропажу коршуна из каюты? Коршун с клекотом разгонял чаек, а я прошла в свое пристанище на ближайшие недели. Очень тесно. Настенная койка, под ней – сундуки. Круглый иллюминатор высоко в стене. Не развернуться. Да, хорошо, что Макеши настоял на отдельных каютах. Вдвоем с мужчиной мне было бы тут неловко. А с Ени как-нибудь разместимся, это будет даже весело.

Все же, как хорошо, что подруга здесь! Она поможет мне с волосами, когда будет нужно, свою гриву я не всегда способна даже расчесать самостоятельно. В замке для этого у меня были горничные, а в море я думала воспользоваться помощью своего темнокожего друга. Но Ени – это гораздо лучше! Интересно, а где она?

Переодевшись в удобный для путешествия наряд, я натянула сапоги из мягкой кожи и заглянула в соседнюю каюту. Там были Ени и Макеши, и они самозабвенно и очень грязно ругались на ниххонском. Что ж, не стала им мешать. Как я понимаю, ночевать я буду в одиночестве. Ничего страшного.

Вышла на палубу, нашла там капитана, полюбопытствовала про ветер и волны. Но Энрике довольно вежливо попросил меня вернуться в свою каюту, потому что женщина на корабле – примета плохая, особенно при отплытии. Не стала спорить, но запомнила. Надо будет сообщить Есинаге, что она – плохая примета. Посмотрим, что из этого выйдет.

Растянулась на своей койке, радуясь, что я совсем небольшого роста. Мне совершенно не тесно тут, почти даже удобно. Прикрыла глаза, вспоминая суматоху этого дня. Дернулась было, вспомнив, что нужно забрать у Макеши дневник мужа, но неожиданно раздавшийся за тонкой перегородкой жалобный женский стон меня остановил. Прислушалась: еще стон, следом – выразительный мужской рык. Да что же это! Совершенно стыд потеряли! Я ведь… завидую. Очень. У меня мужчины не было так давно, что я почти забыла, как это – плавиться в крепких руках… Найду Армана и изнасилую, вот пусть только попробует мне возразить!

Прикрыв глаза, невольно вздыхая в унисон звукам из соседней каюты, я мечтала. О, только бы мне найти этого упрямца! Никуда его больше не отпущу…

32. Команда

Сны мне снились очень сладкие, и не удивительно: буйство за перегородкой продолжалось всю ночь. Морской дьявол и косяк селедки ему в глотку, как мне хотелось придушить этих двоих! Что они себе позволяют? Хм, а Макеши наверняка слышал, как мы с Арманом… возможно, и весь замок проклинал нас ночами, а иногда и днём.

Плюнув на попытку привести в порядок свои спутавшиеся волосы, я поднялась на палубу. В конце концов, это наполовину мой корабль, учитывая, сколько денег я потратила на его оснащение. И никто не посмеет требовать, чтобы я все плавание сидела в крохотной каюте! К моему удивлению, матросы смотрели в мою сторону, шушукаясь и презрительно сплевывая. На мое приветствие не ответил ни один. А Энрике и вовсе переменился в лице, увидев меня. Подскочил, больно хватая за плечо, злобно зарычал:

— Чертова девка, признавайся, что нужно тебе на островах? Зачем ты ищешь капитана — чтобы Убедиться в его несомненной гибели? А если он жив — добьёшь?

Мне вдруг показалось, что он все же сошёл с ума. Немудрено потерять рассудок после таких приключений!

— Отпустите меня немедленно, — громко и членораздельно приказала я. — И я требую отстранения вас с должности капитана.

— И кто будет управлять судном? Твой черномазый любовник?

— Кто это мой любовник? — опешила я. — Макеши? Да как вы смеете!

— Все слышали, как ты ночью под ним стонала! А ведь капитан так любил свою супругу! Тьфу!

— Эй, полегче, ночью под черномазым любовником стонала я, — неожиданно раздался ленивый голос Есинаги. На языке Ранолевса она говорила очень чисто, совсем с небольшим акцентом. — Убери от неё руки, если не хочешь их лишиться.

Энрике позеленел, вытаращил глаза. Матросы застыли как изваяния. Посмотреть было на что: Ени была очень красива. Чёрные полотняные штаны и куртка, точеное личико, злые раскосые глаза и гладкие волосы, рассыпанные по плечам. Несмотря на мужской наряд, никто не усомнился сейчас в ее женственности.

— Эти ещё что за демон? — пораженно выдохнул наш капитан, бодро отпрыгивая от меня. — Откуда?

— Это Есинаги Кио, моя подруга, — усмехнулась я, успокаиваясь. — И один их лучших ниххонских воинов, которых я видела.

— Баба? — удивился кто-то из матросов,

— Шиноби-но-мона, — спокойно ответила Ени.

По палубе прокатился дружный вздох. Многие из моряков бывали в Ниххоне и слышали про их легендарную гильдию убийц. Да, клан Кио был «охотничьим», но убивать там умели даже дети. А те, кто и не знал, все равно разумно заткнули свои рты.

— Я открыла вам своё лицо только потому, что мы с вами в одной лодке, — негромко пояснила ниххонка. О, как я ей гордилась в этот момент! — Мы — команда. Возможно, нам придётся сражаться спиной к спине. И я хочу, чтобы вы знали, что защищать меня не нужно и мешать мне не нужно. И ссориться со мной я тоже не рекомендую. А ещё — за каждое дурное слово в сторону моей подруги или моего мужчины я буду мстить.

Макеши, подошедший сзади к грозной воительнице, усмехнулся самодовольно и нагло поцеловал ее в шею, а она даже не вздрогнула. Глядя на это невероятную картину, я вдруг осознала, что совершенно ничего не знаю о своём телохранителе. Он всегда был чем-то незыблемым, привычным и безликим — словно тень. А оказалось, что он тоже живой, у него есть желания и даже, о ужас, влечение к женщине! Не потому ли он был равнодушен к жительницам Ранолевса, что его сердце принадлежит узкоглазой охотнице? Как охотно он играл роль евнуха, ему верили, ни разу никто не усомнился.

Энрике внезапно опустился передо мной на одно колено, сдергивая с головы платок и опуская голову.

— Я прошу прощения за то, что усомнился в вашей чести, миледи. А ещё — что даже не заметил, как ваша подруга проникла на борт «Ветреницы». Будь я ниххонцем, самое время мне было бы вспороть живот и вывалить кишки к вашим ногам, но к счастью, я могу просто извиниться и поклясться вам в верности, графиня Волорье.

Не скрою, не был невероятно приятен этот его жест, а так же то, что он просил прощения при всей команде, поскольку оскорбил он меня тоже прилюдно. Его жест требовал немало мужества, я это понимала.

— Я вижу, что адмирал Волорье умеет выбирать себе друзей, — улыбнулась я. — Встаньте, капитан, вы прощены. Надеюсь, вы станете не только другом моего мужа, но и моим.

— Для меня это честь.

Он поднялся, обвёл хозяйским взглядом палубу и рявкнул:

— Что столпились? За работу, морские обезьяны! Кок! А ты что здесь забыл? Нас сегодня кормить вообще будут ?

Матросы спешно разбежались, кок, вздохнув, пообещал немедленно принести завтрак в кают-кампанию, а Есинага выскользнув из объятий Макеши, попыталась того ударить, за что была тут же скручена и поцелована.

— Миледи, вы уж скажите вашим друзьям, чтобы они были скромнее, — смущенно попросил меня Энрике. — Матросы, конечно, народ ко всему привычный, но лучше их не дразнить. Команда новая, я не за каждого могу поручиться.

О да! Я непременно передам этим двум просьбу капитана! Вот просто с превеликим удовольствием!

***

— Какие красивые у тебя волосы, — восхищалась Ени, костяным гребнем приводя в порядок мою шевелюру. — Такие мягкие, как мех соболя. И вьются так роскошно!

— У тебя ничуть не хуже, — возражала я. — Даже лучше. Не путаются. С ними легко.

— Мешают. Мечтаю их остричь хотя бы по плечи.

— Даже не думай об этом!

Подруга ловко плела мне косы, посмеиваясь. Наверное, в этом похожи все женщины: они хотят в себе что-то изменить. Волосы, рост, грудь, даже форму носа порой. Я была собой довольна, хотя стать выше на пару дюймов было бы неплохо. А ниххонка— так и вовсе само совершенство.

Когда мы вдвоём выходим на палубу, матросы сворачивают шею. Обычно нас сопровождает Макеши, который немедленно пытается «пометить» Ени прикосновением или поцелуем, на что она всегда демонстративно злится. Он смеётся, она ругается… Пару раз доходило дело до драки, а их поединок — это нечто невероятной красоты. Гибкая и очень быстрая ниххонка и несокрушимый, как скала, чернокожий воин, предугадывающий все ее движения. Я всегда знала, что Ени — одна из лучших в клане Кио, а те два года, что мы не виделись, она не сидела в замке, как мы. Но неожиданно она совсем ничего не могла поделать с Макеши. Он читал ее, как открытую книгу. Я спросила его, почему так.

— Я знаю ее так давно… — задумчиво протянул он. — Наблюдал за ней. Нравилась очень. Каждое движение мне знакомо.

Ени внезапно смутилась и отвернулась, а я только покачала головой. Как все это странно! И совершено непонятно, что ждёт этих двоих в будущем.

— А как ты оказалась в Ранолевсе? — вспомнила я.

— Макеши прислал весть, что тебе нужна помощь. Клан выделил бойца. Меня.

— Почему именно тебя? Не Такуро, не Хойсу?

— Я отлично знаю языки, я твой друг… и я очень сильно просила, чтобы выбрали меня, — призналась ниххонка. — И господин Акихиро был на моей стороне. Всю жизнь мечтала путешествовать!

Макеши еле слышно вздохнул. Интересно, он ждал ее? Или был бы рад любому бойцу?

— Графиня, подойдите сюда, — негромко окликает меня капитан. — Сейчас идите в свою каюту, закрепляйте все вещи. Там на стенах ремни.

— Зачем? — не поняла я.

— Будет буря и сильная.

— Разве? — я выразительно оглядела совершенно спокойное море и небо.

— Стрелки барометров на мостике лежат, как те поросята в свинарнике. Да и приглядитесь к воде. Она блестит как масло. Полный штиль. А ещё, смотрите — ваш черномазый тоже чует. Эх, а ведь оставалось всего три дня пути! Идите в каюту и не высовывайтесь, и вашу шиноби заберите.

Макеши стоял у борта «Ветреницы», пристально глядя на горизонт. Вся его фигура выражала напряжение. Даже Ени не осмеливалась дотронуться до его плеча. Наконец, он ожил и тряхнул головой, эхом повторив за Энрике:

— Будет буря.

— Я могу помочь, — встрепенулась ниххонка. — Я сильная и ловкая, я умею…

— В каюту и ни шагу на палубу. Буря — дама ревнивая, конкуренции не терпит. Прошу, мне нужно будет полное сосредоточение, я не хочу отвлекаться и вылавливать твоё мокрое тело из бушующих волн.

Ворча и выразительно переглядываясь, мы с Ени отправлись в свои каюты. Я все ещё не верила — ну какая буря? Хотя ветер ощутимо крепчал, и по гладкой «масляной» воде и бежала уже нервная рябь, но корабль совсем не колыхало. Я достала дневник Армана и принялась читать его в очередной раз. Знала его уже почти наизусть, восхищалась безмерно. Он так живо описывал обычаи островов, какие-то небольшие, но веселые происшествия, а его рисунки были точными и талантливыми. С этой стороны я своего супруга ещё не знала, лишь открывала понемногу.

Увлеклась, как и всегда, только когда потемнело настолько, что стало плохо видно буквы, а по полу звонко прикатилась металлическая кружка, я очнулась. Вот оно, началось. Масляный светильник под потолочной банкой нещадно мотало, я не рискнула его зажигать. В задраенный наглухо иллюминатор плеснуло пеной. Очень хотелось выглянуть наружу и посмотреть, что происходит на палубе, но я не рискнула, памятуя слова Макеши про ревность. Ему я доверяла безоговорочно, это вбито с детства. Я выполняла все его приказы мгновенно, зная, что это может спасти мне жизнь.

Качка ощущалась все острее. Ени кричала что-то мне из-за перегородки, но я не разбирала слов. Меня начало швырять от стены к стене, благо, лететь было недалеко. Снаружи выло, стонало и рычало. Корабль натужно скрипел. Сделалось страшно. Я легла на койку, привязывая себя специальными ремнями. Так тоже мотало, но хотя бы я не рисковала сломать себе руку, ногу или нос. Бедный, бедный мой сынок! Он остался без отца и рисковал теперь остаться без матери! Зачем я во все это ввязалась? Кто вырастит Эдди, если я сейчас погибну? Как жаль, что у него не будет Авелин и Акихиро! Хотя… у Эдди есть бабушка, дама решительная и суровая, а ещё самая нежная и снисходительная в мире тетушка Лиса и, если интуиция меня не обманула — дядюшка Жерар.

Внезапно корабль натужно загудел и застыл. Неужели все закончилось? Или мы погибли уже, просто я не поняла? Буря завывала с прежней силой, но нас совсем не раскачивало, совершено. Я отстегнулась и опустила ноги на пол, такой… незыблемый. Что происходит?

И, перекрывая шум бури, вдруг я услышала могучий мужской голос. Не утерпела, выглянула за дверь и замерла ошеломлённо от отрывшегося зрелища.

«Ветреница» плыла величественно, ровно и, как показалось вначале, спокойно. А вокруг бушевала стихия, бесновались волны, кружились вихри. Паруса же были натянуты так, что снасти едва не звенели, хотя ветра никакого на палубе не ощущалось. Я подошла к борту и зажмурилась, не веря глазам. Так быстро плыть было невозможно! Ни один корабль не выдержит такой скорости, развалится по досочкам!

На носу стояла могучая мужская фигура, обнаженная и вся светящаяся. Настоящий морской бог… или ангел, если они бывают чернокожими. Макеши раскинул руки, речитативом читая какое-то заклинание, ни на минуту не замолкая. По напряженной, бугрящейся мускулами спине струился не то пот, не то дождь. Да, палуба тоже была мокрой, и матросы, с ужасом и восторгом глядя на эту невероятную магию, были насквозь мокрые, но на меня с неба не упало ни капли.

Ени, тоже стоящая на палубе, не спускала глаз с Макеши, глядя на него с обожанием. Глаза у неё сияли, лицо разрумянилось, губы приоткрылись. Красивая.

А потом вдруг буря кончилась одним махом, словно мы вырвались из ее жадных объятий, и паруса тотчас обвисли. Корабль плавно замедлился. Фигура на носу пошатнулась.

Знак капитана — и два рослых матроса бросились к шаману, подхватывая его у самой палубы.

— Несите в каюту, — скомандовал Энрике. — Да не туда, в мою несите, там самая лучшая постель. И передайте коку, пусть режет курицу и варит крепкий бульон! Ай да колдун!

— Капитан, прямо курсу… Ильенские острова, — неверяще выдохнул один из матросов.

— Я уже ничему не удивляюсь, — махнул рукой Энрике. — Ставьте судно на якорь и за работу! Воду из трюмов убрать, палубу живо очистить, такелаж осмотреть! Живее, чего рты раскрыли?

Внимательно проследив за потралом носовым брашпилем якорной цепи и постановкой судна с подветренной стороны, капитан громко выдохнул. Они сделали невозможное.

33. Первые следы

Макеши вышел на палубу утром совершенно невозмутимый, одетый, как и все матросы: в одном лишь жилете и коротких полотняных штанах до колен. Босой. На голове – завязанный на морской манер платок. Здесь, в этих краях, совершенно невозможно было носить форменные мундиры или приличные статусу аристократки платья. Невыносимо жарко. И я тоже, наплевав на все правила, переоделась в мужской костюм: такие же короткие штанишки и тонкую батистовую рубашку. Правда, пришлось оставить и лиф, я все же опасалась мужских приставаний. На поясе у меня – ниххонский веер. Не украшение – оружие, хоть об этом мало кто догадывается. А шляпу выменяю у туземцев, они плетут из пальмовых листьев и соломы настоящие произведения искусства, украшая свои головные уборы жемчугом и цветными птичьими перьями. Правда, сами они носят эти шляпы только на праздники, но вещь все равно очень удобная.

Ени хмурится, с напряжением глядя на берег. Она боится, что ее попросту не пропустят. Шиноби обычно не рады ни в каких землях, и везде им приходится скрываться, а племя О-охо, которое, можно сказать, защищает подступы к архипелагу островов, прекрасно умеет “читать” гостей. Пускают сюда далеко не каждого. И тут уже не выйдет проделать ту же шутку, что с проникновением на корабль – не пропустят ниххонку невидимые стражи.

– Ты ведь скажешь, что я – с тобой? –напоминает она Макеши.

Он качает головой, загадочно улыбаясь краешками губ. К нему подходит Энрике и весело, но с явным напряжением сообщает:

– Эй, шаман, мы не можем больше приблизиться ни на лье. Словно стена какая. И шлюпку тоже не пускает, волной прибивает обратно к борту. А ведь говорят, кто здесь бывал и вышел живым – тому препятствий нет.

Макеши пожимает плечами и, перегибаясь через борт, вглядывается в воду. Капитан не унимается:

– Но как мы попадем на берег? Неужели все зря? Или, может, вплавь?

Тяжко вздыхая, туземец трогает горло и выразительно качает головой. Да он же голос вчера сорвал! Неудивительно, сколько он заклинал бурю?

Капитан понял, закивал. Отошел, горестно бормоча что-то под нос. Макеши махнул рукой мне и Ени, подошел к шлюпке и принялся ее отвязывать. Матросы бросились ему помогать. Спустив ее на воду, он ловко сошел в нее сам и помог спуститься нам. Налег на весла. Шлюпка легко и красиво заскользила к берегу.

– Обувь не забудьте снять, – совершенно нормальным голосом напоминает туземец. – И… Ени, иди ко мне. На всякий случай.

Ниххонка охотно усаживается между его коленями.

– Ты разве не сорвал голос?

– Мне не хотелось с ними объясняться.

Ени фыркнула, словно лисица, и была тут же прижата к мужской груди. Лодка уткнулась носом в песок.

Здравствуй, дом мой, я скучала. И по обжигающему ступни песку, и по пене волн, и по ветру, наполненному солью. Я провела здесь три своих первых года, да и потом мы с родителями время от времени приплывали сюда. Рай, мой личный рай на земле. И где-то в этом раю потерялся мой демон. Эта земля всегда была милостива ко мне, меня растила, кормила, любила. И нет никаких сомнений – я отыщу мужа, если только он жив. Обязательно. Духи этих мест помогут мне. Духи этих мест не могли не сохранить его для меня.

– Нас не встречают, это хороший знак, – сказал Макеши. – Мы здесь свои, мы – часть этих островов.

Я кивнула – он мыслил в унисон со мной. Ени ухватилась за руку мужчины и вымученно улыбнулась:

– Вы – да. А мне отчего-то очень страшно, до дрожи. Хотя бояться тут пока и нечего.

Она отпустила Макеши, сделала пару шагов по песку и упала, хватаясь за ногу. Туземец присел рядом на корточки, ухватил ее за щиколотку. По тонкой женской ступне струилась кровь.

– Осколок раковины. Глубоко вошел. Надо вытаскивать. Да, тебе здесь не рады, но ты нам очень нужна. Слушай… выхода два. Или возвращайся на корабль, пока тебя не укусила змея или не проткнул острый сук, или…

Она молча посмотрела на него, щурясь.

– Или будь моей женщиной по местным обычаям.

– Я Кио. Мне нельзя быть чьей-то, запрещено. Только если разрешат старшие.

– Обряд только здесь действует. Это не замужество и не какие-то обеты. Просто я назову тебя своей на островах, все будут это знать.

– Что мне нужно делать?

– Руку дай. Ива, нож.

Я молча подала ему свой кинжал. Он кивнул и провел лезвием по ладони. Глубоко. Много крови. Я ничего не знала о подобных обрядах, наблюдала с жадным любопытством. А он просто прижал окровавленную руку к лицу ниххонки, оставляя на ее щеке отпечаток ладони и произнес на языке Островов:

– Моя женщина, и я – ее, и все, что мое – ее.

И если это был сейчас не брачный обряд – то что же это было? Хитрец. Да, Ени не понимает здешнего языка. А я понимаю. Но ничего ей не скажу, потому что мне нужен живой и невредимый Макеши.

Стряхнул капли крови на песок, подхватил ниххонку на руки, как ребенка и весьма бодро пошлепал босыми ногами к пальмам. Я поежилась и на всякий случай надела ботинки. Жарко, но меня на руках тут никто не понесет, если я наступлю на какую-нибудь дрянь.

А всё же нас ждали, я поняла это по дыму костров и умопомрачительному запаху жареного мяса. На корабле кормили какой-то баландой, еще сухарями, рыбой и солониной, а мяса там, конечно, не было. Сглатывая слюну, мы заметно ускорили шаг и вскоре вышли по едва заметной дорожке к деревне племени О-охо. Хижины здесь были – продуваемые всеми ветрами, с крышами из пальмовых листьев. Дико, неправильно? Как бы не так. Здесь тепло даже в период дождей, щели в стенах позволяют дышать свободно. А если и хлынет беспощадный тропический ливень, то крышу легко починить, а вода вся внутри не задерживается. Практично и очень просто, никаких проблем с жильем.

А посередине деревни, на круглой площадке, горел костер и на циновках было разложено угощение. Туземки, ловко снующие с большими глиняными блюдами на головах и плетеными кувшинами на плечах, при виде нас побросали свою ношу и с вигами бросились нас обнимать и трогать. Особенно меня, конечно. Меня здесь помнили и любили – еще бы, единственный белокожий ребенок, росший в этом племени. Раньше женщины едва ли не дрались за право качать меня на руках. Они почему-то считали, что я принесу им удачу. И теперь, кажется, считали так же. Тискали, мяли, трогали мои волосы и гладили руки. Чудом вырвалась живой и то, потому что вождь, длинное имя которого я давно и прочно забыла, прикрикнул на них.

– Так и не выросла, Пьенхой (*рыбка). Плохо тебя кормили в чужих краях. Садись, дочка, ешь, пей. И ты, шаман-птица, садись. И выпусти из рук свою женщину, никто ее не тронет.

Самый первый закон Островов: голодного надо кормить. Если гость тебе дорог – его надо кормить. Разговор о всех делах – только после обильного ужина и не иначе. И мы ели — нет, обжирались. Хватали руками мясо, облизывали пальцы. Сочные фрукты лопались в наших руках, стекали по подбородкам, пачкали одежду. Восхитительная жареная рыба – нигде больше я не ела ничего подобного – таяла во рту. Столь великолепного пира я не помнила даже в королевском дворце. Да все повара Вазилевса должны удавиться от зависти, попробовав эту рыбу! А повара ниххонского Императора – немедленно сделать сеппуку.

Наконец я уже легла на землю, наевшись так, что мне было тяжело дышать. И напилась, конечно. Местные напитки весьма коварны, даже если кажется, что алкоголя в них нет вовсе. Смотрела в стремительно темнеющее небо и улыбалась, а по вискам сами собой струились слезы. Где мой Арман? А сын – что с ним сейчас? Не совершил ли Вазилевс чего-то… дурного?

– Так корабль не пропустишь? – спрашивал Макеши у вождя.

– Нет, больше нет. Духи злятся. Один уже уплыл… и не вернулся. Чужеземцев долго теперь не пустят в эти воды. Может быть, пройдут года… Может – сотни лет.

– Нам нужно на Огненный остров.

– Ты можешь пройти. И Пьенхой. И твоя женщина с кровью на руках. Вы свои.

– Ладно. А торговать? Мы привезли ткани, много. И топоры. И широкие ножи, которыми так удобно рубить лианы.

– Торговать? Это можно. Мы сами приплывем на твой корабль. А ты – можешь взять здесь, что захочешь. Ты сам знаешь, шаман, что всё на этой земле и твое тоже.

– Да, знаю. Я – часть этого мира.

– Теперь ты – часть всего мира. Это хорошо. Ты сильный. И дети у тебя будут великими воинами, женщина твоя подарит тебе сильных телом и духом сыновей.

Услышав про сыновей, я заскулила в голос. Хочу домой к моему Эдди! Хочу уткнуться носом в его светлую макушку и вдыхать его запах. Как ужасно – я не увижу его первые шаги и слово его первое будет не “мама”. Что я за мать такая? А это всё Арман виноват. У-у-у!

– Пьяна как попугай, отведавший скисшие плоды, – усмехнулся Макеши. – Девочка, тебе пора спать.

Он подхватил меня на руки – о, совсем как Ени – и отнес в одну из хижин. Бережно уложил на подстилку из листьев, укрыл какой-то тканью. Я вдруг встрепенулась, рассматривая ее в неверном лунном свете – да это же рубашка! Большая! Из белого когда-то батиста. Рубашка Армана. Он был здесь! Он спал в этой же хижине! Впервые я вдруг почувствовала, что он где-то рядом. Заревела уже в голос, заворачиваясь в эту рубаху, невнятно бормоча в небо не то проклятия, не то благодарности, не то мольбы.

34. Плот

Проснулась я… от стука топора. Вот это неожиданность! Дровосеки — здесь, на островах? Невозможно! Деревья здесь не рубили вот так, запросто. Для постройки хижин специально выращивали небольшие пальмы, их потом срезали широкими ножами или спиливали. Для костров достаточно было веток, сломанных деревьев и горючих камней. Камни эти находили выше на плато, их там было в избытке.

Морщась, закрывая глаза руками от слепящего солнца, я вышла из хижины. Каждый удар топора был словно выстрелом в мою голову. Ужасно!

Раздался вдруг свист, шум — словно огромное дерево рухнуло на землю, ломая все вокруг.

Я вышла на «площадь», где мы вчера пировали. Какая-то полуобнаженная туземка неожиданно подскочила ко мне и протянула чашу из кокосовой скорлупы. Я принюхалась: пахло чем-то сладким и свежим.

— Ты совершено не умеешь пить, белая рыбка. Кава-кава не для тебя. Пей, это уймёт твою жажду и исцелит тело.

Попробовала: какие-то травы, ягоды. Очень вкусно и освежающе. Мне сразу полегчало. Спросила, где мои спутники. Оказалось, шаман-птица там, на берегу, а женщина-с-глазами-как-тьма ещё спит.

Ени выглядела, наверное, ничуть не лучше меня. Глаза у неё опухли, стали совсем щелочками. Волосы всклокоченные и слипшиеся. От каждого удара топора, эхом разносившегося по деревне, она вздрагивала и морщилась.

— Мы идём купаться, — сказала ей я и, несмотря на сопротивление, потащила за собой.

Я хорошо знала этот остров. Побережье, густой тропический лес, в центре — горное плато, совсем небольшое, каменистое. Там жили только говорящие с духами, шаманы. Племя О-охо разбило свою деревню у его подножия, на краю леса. Не только потому, что они — наблюдатели и охранники Островов. Ещё и потому, что здесь есть несколько источников питьевой воды, и к одному из них я привела подругу.

Маленькое круглое озеро, неглубокое, кристально чистое, прогретое жарким солнцем до самого дна. Небольшой водопад, с шумом обрушивающий свои струи в воды озера. Шелковистая трава вокруг.

— Это место называется И-ло Сьянзано. Женское лоно, чтоб ты понимала, — с усмешкой сообщила я.

Ени неуверенно хихикнула.

— Да, здесь очень редко бывают мужчины, разве что для особых обрядов. Не бойся, никто нас не увидит, разве что женщины придут. Можно купаться смело.

Красиво, очень тихо и так спокойно! По легенде, сама Великая Мать всего сущего создала это место, чтобы отдыхать здесь. Мужчины верят, что богиня любит сюда возвращаться. Увидев ее, не устоит ни один смертный. Потеряет рассудок от ее красоты. Только самые отчаянные смельчаки доказывают свою любовь, приводя своих женщин на эти берега — ночью. Ночью богиню разглядеть сложно. Все это я рассказывала Есинаге, прекрасно понимая, что этой же ночью она будет испытывать храбрость своего мужчины. Интересно, приведу ли я когда-нибудь сюда Армана?

Спустя некоторое время к нам присоединились местные женщины, гибкие, чёрные и совершенно бесстыжие. Мы купались в рубашках — обе выросли в Ниххоне, где обнажение не допускалось даже в бане. Раздевались там только лишь перед мужчиной — и то подобную честь нужно было ещё заслужить. Не то, чтобы мы действительно следовали этой традиции, но мучительно стесняясь друг друга, решили не обнажаться.

Туземки не ведали стыда. Они смеялись, брызгались, ели в воде сочные фрукты, угощали нас, бесцеремонно тыкали в нас пальцами и хихикали. Пришлось сказать им, что наша белая кожа чересчур нежна для жаркого солнца, поэтому мы прячем ее под тканью. Это они поняли и смеяться перестали, но все равно глазели.

Очарование было нарушено, да и мы уже устали. Отжали волосы, натянули свои штаны, сунули ноги в плетёные сандалии, подаренные вчера вождем, и вернулись в деревню, где обнаружили нечто потрясающее. Макеши вместе с местными мужчинами сооружали большой плот! Работа кипела вовсю. Рубили, обтесывали, плели и вязали. Нас прогнали отдыхать и набираться сил, а мы и не возражали.

Спустя пару дней наше плоское судно уже покачивался на волнах. Семь очень толстых брёвен были крепко стянуты тросами. Поверх них уложены тонкие стволы бамбука и пальмовые листья. Двуногая мачта, на ней натянут парус, маленькая хижина посередине. Такая низкая, что в ней можно только сидеть или лежать. Нос у плота острый и сзади — киль с рычагом.

Макеши времени зря не терял, в отличие от нас — бездельниц. Явно уже побывал несколько раз на корабле: в хижине поверх листьев было кинуто стёганное лоскутное одеяло и несколько тюков с одеждой. Это он правильно придумал: можно не брать с собой много еды или воды — Острова нас прокормят, но одежда нужна, и оружие, и ткани. И цветные стеклянные бусы, и тонкой выделки кожаные ремни, и несколько фигурных бутылок, и даже фетровая треуголка, наверное, пригодится. Впрочем, треуголку Макеши тут же нахлобучил себе на голову и объявил себя капитаном. Мы не возражали. В дорогу нам дали корзину с фруктами, несколько баклажек питьевой воды и блюдо с той самой жареной рыбой. Мы с Ени немедленно забрались на борт плота. Туземцы оттолкнули нас длинными шестами, капитан взмахнул рукой — и ветер наполнил парус. Мы поплыли вдоль берега.

Макеши развернул карту, подзывая своих «матросов».

— Остров обогнём с восточной стороны, здесь пролив с хорошим, предсказуемым береговым течением. Оттуда – напрямую пройдем между Птичьим островом и Землей маленьких людей. По воде это примерно сорок лье. Неделя, не больше. Возражения есть?

Возражений не было. Разве что я бы хотела заглянуть и на Птичий остров, о чем я ему и сообщила. Мне было интересно наконец увидеть этого легендарного мужчину – Антуана Бревса. Мужчину, можно сказать, с самой большой буквы М.

— А как вышло, что ты, сын Бревса, вырос в племени О-Охо? — спросила Ени.

Я эту историю знала, но с удовольствием послушала ещё раз.

Острова — уникальное место. К нему невозможно приблизиться ниоткуда, кроме как с севера. Со всех сторон их окружают крайне опасные воды: подводные скалы, отвесные и неприступные берега, катастрофические приливы и коварные бризы. Коралловые рифы, населенные невозможными морскими чудовищами. Множество смельчаков погибли в тех коварных водах, и ни разу никто не слышал, чтобы хоть один корабль доплыл до местоназначения.

Зато на севере путешественников встречает океанская гладь, приветливый берег с золотым песком и… шаманы. Именно здесь живут самые сильные туземные колдуны. И когда в каком-то племени рождается ребёнок, явно наделённый даром, его отправляют на О-охо. Учиться у лучших. Иногда — забирают силой, покупают, похищают. Макеши в своё время попросту украли у родителей. Сложные среди туземцев отношения. Те же огненные люди ненавидят всех вокруг, а «маленьких» с соседнего острова не трогают. Племя с Птичьего острова периодически вступает в войну с О-охо. Иногда племена объединяются, часто — заключают торговые договоры. Военные стычки тоже нередки. К счастью, никогда никакие местные разборки не касались гостей. Впрочем, гости так далеко и не проплывали. Мы — вторые.

Макеши здесь, на Островах, маг очень сильный. Вдали от дома он способен не на многое: зелья, наговоры, иногда управление погодой. Любой шаман умеет вызвать осадки и найти воду под землей. Тут же сила переполняла его, переливалась через края. Он управлял нашим плотом лишь одними движениями пальцев. Двигались мы очень быстро, я даже не представляла, что большой плот может быть таким юрким.

— Еще раз показываю: мы поплывем вот так, — Макеши снова достал карту и пальцем прочертил линию. — Никуда не заходим, незачем. Воды нам хватает, рыба вон в море водится, если закончится провиант. В дневнике ясно сказано, что путь графа закончился на Огненном острове. Нам нечего делать на других островах. Если вдруг со мной что-то случится… Тогда вы сможете вернуться обратно к О-охо, я надеюсь.

Мы замолчали. Всем было понятно, что без Макеши мы тут пропадем. Управлять плотом он нас учил, но ветер и волны нам не подчинялись. Все, что мы могли – пристать к ближайшему же берегу и просить помощи у туземцев. И неизвестно еще, что они сделают с двумя женщинами. У меня на поясе висит веер – любимое мое оружие. Под ветками и листьями в хижине – хорошие ножи и короткий меч. От огнестрельного оружия пришлось отказаться, Макеши сказал, что местные духи могут очень разозлиться из-за выстрелов.

В общем, задача Макеши – привести нас к Огненному Острову, а наша с Ени – беречь своего лоцмана. Мы и берегли: заставляли его есть и спать, нахлобучивали на голову шляпу в полдень, поили почти насильно. Не спорили с ним, не возражали ни в чем, и он вскоре заявил, что такого скучного времяпрепровождения он и не припомнил. То ли дело Ранолевс – там вечно случались какие-то стычки, драки и приключения. А тут – сплошная патока и всеобщая любовь.

Я немедленно напомнила ему, что ветер все слышит, и духи островов тоже. Ох и накличет он на нас беду. Туземец согласился и замолчал, достал карту и снова стал вглядываться в нее.

– Завтра будем на месте, – наконец, сказал он.

35. Огненный остров

Огненный остров был похож на конус. В его центре возвышалась очень ровная, покрытая зеленью гора, из которой курился дымок. Да и сам остров был круглый, как каравай.

А на волнах где-то в миле от берега покачивался корабль. У него были обвисшие паруса, и выглядел он унылым и брошенным, но на первый взгляд был совершено цел. Даже снасти не порваны.

— «Сердце Севера», — прочитала зоркая Ени.

Да, вне всякого сомнения, это был корабль Армана, даже по названию это было абсолютно ясно.

— Подплывем ближе, — предложил Макеши. — Я хочу знать, что внутри. Живых там, как я ощущаю, нет.

Ловко, как белка, Есинага вскарабкалась на борт. Мы с Макеши ждали. Она пробыла на корабле достаточно долго, спустилась невозмутимая, кажется, даже довольная.

— Одиннадцать трупов, — бодро отчиталась она. — Пять белых, судя по остаткам одежды, шесть туземцев. В трюме вонища… все, что могло испортиться, сгнило. Фрукты там, провиант. Полно воды, но течи, кажется нет. Каюты разграблены, посуда побита, мебель по большей части поломана, все железные предметы вынесены, арсенал разворочен. При этом снасти целы, книги тоже, как ни странно. И знаете что? В капитанской каюте целый сундук с алмазами.

Она раскрыла ладонь, в которой лежал крупный прозрачный камень.

— За один такой «орешек» в Ниххоне можно купить дом с садом в столице, — серьезно сказала она. — Волорье баснословно богат… если он жив.

— Почему они не разобрали корабль по досочкам? — с недоумением спросила я. — Не сняли паруса и такелаж? Канаты, веревки, парусина — здесь очень ценятся.

— Скорее всего, они хотели его использовать, — усмехнулся Макеши. — Но что-то пошло не так. И это хорошо. Если выжило достаточное количество народа, мы поплывем обратно на «Сердце Севера».

Оптимист! И стратег. Я вот ни о ком, кроме Армана, и не думала.

— Ени, ты шиноби, — помолчав, сказал мужчина. — Наше тайное оружие. Мы пойдём вдвоём с Ивой, ты останешься. Будешь наблюдать. Вмешаешься, когда сочтешь нужным.

Она кивнула спокойно и собранно, завязывая волосы в хвост.

— Будьте осторожны.

— И ты.

Они так смотрели друг на друга… что я невольно позавидовала. Смотрел ли на меня вот так Арман? Полностью доверяя, с волнением и заботой? Кажется, ни разу.

Когда плот шёл уже вдоль берега, Есинага гибкой лентой соскользнула с него. Мы остались вдвоём. Момент истины! Сегодня я узнаю, жив ли мой любимый мужчина.

Нас, конечно, давно заметили. На берегу стояли высокие чернокожие люди с копьями и луками. Впервые острова направили на меня оружие. Так странно!

Макеши махнул рукой повелительно, и сильный порыв ветра разметал этих вояк как щепки. Они попадали на колени, утыкаясь лбом в землю. Мне было их нисколько не жалко, учитывая рассказы Энрике.

— Шаман, шаман О-охо, — послышалось со всех сторон.

Крепко держа меня за руку, Макеши двинулся вперёд, к тропе, ведущей вглубь леса. Туземцы поспешно отползали с нашего пути.

— Ты, главное, молчи, — шепнул он мне на ниххонском. — Я попробую их запугать.

Мы шли спокойно, медленно. Я старалась не вертеть головой, глядеть прямо, ибо в каждом кусте мне чудился туземец, в каждой ветке — нацеленное в меня копье. Очень страшно. Меня могут убить в любой момент, и вряд ли Макеши сможет закрыть меня от роя стрел.

Деревня местных ничем не отличается от деревни О-охо. Те же дырявые хижины, та же площадь с котлами. Только вот черепа и кости, украшающие местные дома, вызывают напряжение. А ещё — изможденные, худющие белые люди, которые сидят на пороге некоторых хижин. Один из них оплетает прутьями тыквенную баклажку, другой что-то вырезает из дерева. Ещё пару белых спин я увидела на огороде.

— Живые, — выдохнул Макеши. — Хвала всем богам!

Нам навстречу выходит огромный чернокожий мужик в шелковой набедренной повязке, увешанный разноцветными бусами. Оружия у него нет, да он сам — оружие, с такими-то ручищами. Остальное племя ниже его на голову. Маленькая я вынуждена задрать голову, чтобы заглянуть туземцу в лицо. Его это явно забавляет.

— Что тебе нужно, большой шаман? — с явной неохотой проявляет нечто похожее на дружелюбие вождь.

— Мне? Ничего. А эта женщина пришла за своим мужем. По священному праву супруги. Она переплыла море, она оставила ребёнка. Она искала и нашла. Ты должен вернуть ей мужа. Согласно обычаям предков.

— Ну и кто ее муж? — спросил вождь хмуро.

Вокруг нас уже толпились люди, в том числе и белые. Они вскочили, побросав работу и теперь с безумной надеждой вглядывались в наши лица.

— Капитан Волорье. Высокий, светловолосый и со шрамом на лице.

Белые ахнули. Чёрные забормотали что-то странное.

— А, этот… самый бесполезный из рабов. Какой выкуп?

Жив! Он жив! Боги, он жив, жив, жив! Мне хотелось кричать и прыгать. Все-таки я сомневалась.

— О выкупе мы поговорим после того, как ты приведёшь нас к капитану. И накормишь.

— Что ж, идите за мной.

И мы пошли. За деревней было небольшое поле. Там в земле копалось несколько человек, все — белокожие измученные рабы.

— Слепец, за тобой пришли, — зычно крикнул вождь.

Один из работающих поднял голову. Лицо его было скрыто шляпой из листьев. Я никогда не узнала бы Армана в этом длинном и очень худом человеке. Загорелый дочерна, весь нелепо-изломанный. Осунувшийся. Но словно в грудь что-то толкнуло, и я бросилась к нему прямо по зелёным росткам чего-то явно культурного. Вцепилась в него, громко, по-бабски, голося, что-то кричала, ощупывала его рёбра, снова выла и рыдала.

Он вздрогнул всем телом, оцепенел, даже руки опустил.

– Бред, – прошептал он. – Я сплю.

— Нет, я тебя нашла. Это правда я, Арр.

— Быть этого не может.

— Ну правда, – я засмеялась сквозь слезы. – Кто еще может отправиться на Острова на твои поиски, любимый? Подумай сам…

Он вдруг выдохнул и стиснул меня так крепко, что я задохнулась. Ах! Поверил!

Скинул шляпу, позволяя рассмотреть свое лицо, худое, заросшее криво подстриженной бородой… и с двумя мутными глазами. Слеп.

– Твой глаз, что с ним? – испуганно прошептала я.

– Не знаю. Меня сильно ударили по голове. Очнулся уже вот таким. Противен?

– Не говори глупостей. Пойдем, я тебя забираю.

– А мы? – еле слышно спросил какой-то незнакомый мне мужчина.

– Мы сделаем всё, что в наших силах, – выдавила из себя я.

Обхватив мужа за талию, я повела его туда, где за нами наблюдали Макеши и вождь.

– Мне нужно умыться, – тихо сказал Арман. — Потный, грязный. Воняю. У меня там… личная хижина, — он вдруг горько усмехнулся, а у меня голова закружилась.

Осознание того, что он рядом, навалилось как камень. Стало трудно дышать, грудь словно сдавило от волнения и страха, потемнело в глазах. Если бы он ловко не подхватил меня на руки, я бы просто упала тут к его ногам.

Пришла в себя я в одной из хижин, села на ложе из листьев и сухой травы, огляделась. Арман был рядом и гладил мою коленку. Уже умытый, с влажными волосами.

Я снова разревелась, вцепившись в его руку. Он вздохнул, нашёл пальцами мое лицо, утирая слезы, ручьём текущие из глаз.

– Сумасшедшая, – прошептал он. – Зачем, Ива, зачем? Ты рисковала жизнью, выпороть бы тебя. Дура, какая ты дура!

Губы говорили одно, а руки совсем другое. Руки ловко расшнуровывали ворот рубашки, касаясь кожи, очерчивали полукружия груди. Я всхлипнула, прильнула к нему.

– Живой, живой, – бормотала я, ловя его пальцы и целуя. – Я знала, я верила.

Он вдруг застыл, а потом буквально оторвал меня от себя и оттолкнул:

– Ты сейчас сядешь на корабль и вернёшься домой, – рыкнул он. – А я останусь тут. Всем скажешь, что я мертв. Вот, – он сорвал с шеи шнурок, на котором висел его фамильный железный перстень. – Отдашь матери. И будешь жить, как жила. Выйдешь замуж. Родишь ещё детей...

Я прикрыла глаза и сосчитала до десяти. Ну нет, любимый, я больше не та Ива Шантор, которая до дрожи боялась тебе перечить. Я знаю теперь, чего я хочу. Не для того я переплыла через океан, чтобы вот так слушать этот бред! Слепой, хромой, увечный, без рук, без ног – ты мне нужен, и я не отступлюсь.

– Ива, ты меня поняла? – Арман склонил голову, словно что-то пытался рассмотреть в кромешной тьме, которая окружала его. – Поняла? Уплывай.

И от того, что он снова решает за меня, что он попросту обесценивает всё то, что я сделала, чтобы его найти, меня охватила жгучая злость. Сразу я вспомнила, как он сбежал от меня в день рождения нашего сына. Как мучил меня, когда узнал, что под маской Виро тоже была я. Как никогда не верил в меня. Злость, негодование, обида сконцентрировались в кончиках пальцев, и я сделала то, чего никогда не делала раньше, даже подумать об этом не смела – я его с силой ударила по лицу. Ударила слепого человека, да так, что голова мотнулась в сторону.

– Никогда не смей решать за меня, – прошипела я. – Слышишь...

А большего я сказать не успела, хотя ещё многое могла. Он просто сграбастал меня в объятия и жадно, агрессивно поцеловал. Наши зубы столкнулись, язык с силой ворвался в мой рот. Я смогла только пискнуть. Арман навалился на меня всем телом, распластывая по подстилке. Большой – я и забыла, какой он крупный. Хоть и крайне худой, изможденный, он был в полтора раза крупнее маленькой меня. И он прекрасно ориентировался даже без глаз. Колено вклинилось между моих ног, чуть приподнялось, прижимаясь к моей промежности. Я застонала ему в рот. Хочу, хочу, хочу! Худые острые пальцы сдернули с меня и штаны, и бельё, до боли вмялись в ягодицы. Воспользовавшись небольшой свободой, я подалась бёдрами навстречу его телу. Он не мог не чувствовать под пальцами моё возбуждение. Я хотела его. Немедленно. Прямо сейчас. И он не обманул, в этот раз нет. Никакой нежности. Просто задрал свои лохмотья и вонзился разом на всю длину в истекающее соком лоно. Большой. Горячий. Слишком большой для меня, отвыкшей отлюбви телесной. Я вскрикнула от боли, ударила его кулаком в плечо, и он замер на мгновение, позволяя мне привыкнуть.

– Помедленнее, ты, дикарь. Осторожнее.

Прежде я никогда не решилась бы сделать ему замечание. Но теперь слова сами собой вылетели изо рта.

– Я не могу, – выдохнул он. – Хочу тебя. Но постараюсь.

Первое движение, действительно, было почти нежным. Длинным. Медленным. Следующее чуть резче. Останавливается, тяжело дышит. Я обвиваю ногами его талию, цепляюсь за плечи. Арр мучительно стонет, прижимаясь к моему лбу своим мокрым от пота лбом. Я чувствую его еле сдерживаемое нетерпение, его дрожь. Виляю бёдрами ему навстречу, позволяя. Я привыкла. Мне больше не больно. С глухим рыком Арр делает несколько грубых, резких движений внутри меня и неожиданно изливается.

– Прости, – с неожиданно мягким смешком сообщает он. – У меня женщины почти год не было.

– Бывает, — хмыкнула я. — Я удивлена, Арр. Ты хранил мне верность… это так странно!

– Ива, я же говорил, что брак для меня – не пустяк. Я изменял тебе, это так... но только с Виро.

Я зажмурилась, снова защипало глаза. Услышать такое – это словно... словно... А Арман, снимая меня с себя, продолжал ровно, спокойно и почти страшно:

– Я думал о тебе все это время. Жалел, что так скверно себя вёл. Ты одна была моим светом в этой тьме.

Меня затрясло.

– Люблю тебя, – говорил Арман, как-то ловко поднимая меня на ноги, разворачивая меня лицом к стене и избавляя от рубашки. – Прекрати реветь, все же живы. Прости, Иветта, прости.

Я не понимала, за что он просит прощения – за прошлое или за то, что его мужественность опять раздвигает мои складочки, проникая внутрь. Пока осторожно, но первый же мой стон выпускает наружу зверя. Арман никогда не позволял себе такого, но теперь он рычит, сминает моё тело, кусает за плечи и нажимает между лопаток, заставляя изгибаться немыслимым образом. И он все ещё большой для меня. Рука Армана скользит по животу, проникая между ног, а вторая предусмотрительно зажимает мне рот. Вовремя. Моё тело, не знавшее мужчины столько времени, вдруг начинает колотить дрожь, ноги трясутся. Я отчаянно мычу ему в ладонь, почти теряя сознание от накатившей волны удовольствия. Я обмякаю, съезжая по стене. Руки саднит от трения о такую грубую опору.

Арман не возражает против смены позы, он приподнимает меня за бедра, ставя на четвереньки, и снова вбивается в моё тело. Теперь уже его ладонь не глушит стоны, которые я не могу сдерживать. Впервые мне плевать на все. Я почти рыдаю от слишком острых, болезненно-приятных ощущений. Мужские руки мнут и тискают грудь, обхватывают живот, сжимают шею. Я вздрагиваю, уже не в силах ни сопротивляться, ни подаваться навстречу его сильным яростным толчкам. Междугрудямистекают капли пота, бедра мокрые, скользкие не то от его семени, не то от моего возбуждения. Очередной оргазм, его напрягшиеся руки и громкое "Ууух" почти не приносят удовольствия, только накрывают пеленой усталости. Голова кружится так сильно, что не понятно, лежу ли я или парю в воздухе, а может, снова началась качка.

– Бедная моя девочка, я совсем тебя измучил, – шепчет Арр, а я распахиваю глаза, снова вспоминая, что это не сон, хватаю его за предплечья. Никуда больше его не отпущу.

36. Шиноби

— Иногда я думал, что лучше бы я лишился мужского достоинства, чем единственного глаза, — с горькой иронией сообщает мне Арман, обтирая меня влажной тряпочкой. — Но знаешь… теперь думаю иначе. Ты дала мне надежду.

О, ради этих слов стоило плыть хоть на край света!

— Я научусь жить дальше, — мягко обещает он. — Ради тебя, ради нашего сына. Кстати, как ты его назвала?

— Акихиро, — хмуро отвечаю я, вдруг снова вспоминая, как он бросил меня в день родов.

Он хмыкает весело.

— В честь отца? Акихиро Шантор, ахха!

— Имя должен был сыну дать ты.

— О женщины! Ты разыскала меня только для того, чтобы оставить за собой последнее слово в разговоре?

— Нет, я разыскала тебя, чтобы у моего сына был отец. А у меня — муж.

— Что, не нашлось других претендентов?

— О, целая толпа. Но мне нужен только ты.

— Верю, — он наощупь поймал меня рукою, притянул к себе и зарылся носом в волосы. — А мне нужен мой экипаж, я же не могу их тут бросить!

— Я знаю, — тяжело вздыхаю я. — Но как это провернуть?

— Оружие есть? Знаешь, мы с радостью тут их всех уничтожим.

— Пара топоров и с дюжину ножей, – вздохнула я. – Мало.

— Мало, – согласился Арман. – А что Макеши, он же с тобой? У него какие мысли?

— Интересный вопрос. Чтобы на него ответить, придется выйти, – а честно говоря, выходить я совершенно не хотела. Особенно после того, как вся деревня слышала мои крики и стоны.

— Так пойдем. Поможешь? Просто обними меня, да, вот так…

Он закинул руку мне на плечо, я обвила рукой его талию. Так и пошли – ближе, чем когда-либо в жизни. Мне было отчаянно его жаль, но стыдно признаться – до чего же нравилось чувствовать себя нужной ему!

Насчет криков я, наверное, волновалась зря. Туземцам до нас вообще дела не было. Мужчины уже сидели на земле, а женщины каждому подносили блюда с мясом. Увидев нас, Макеши, сидящий на почетном месте рядом с вождем, приветливо махнул рукой. Пихнул в бок сидящего рядом воина, прогоняя, выразительно похлопал по земле. Я провела Армана и усадила на землю. Сама опустилась рядом.

— Дела неважные, – тут же заговорил Макеши на ниххонском. – Вождь согласен отпустить господина графа, потому что его женщина имеет право потребовать этого, и потому что граф – побратим вождя Бенеухелуху. Ну и еще я обещал наколдовать им много дождей, отличный урожай и все такое. А остальных наотрез отказывается даже и продавать. Много тут народу?

– Двадцать три человека, – мрачно ответил Арман.

– И почти три сотни воинов. М-да, задачка. Даже если бежать – на плоту все не поместятся, а корабль… его еще приводить в порядок нужно. Я не моряк, я не знаю, как это делать.

– И питьевая вода, и провиант, – напомнил капитан Волорье. – Такелаж весь осмотреть, выставить паруса, выкачать воду из трюмов… Были ведь и дожди, и бури. Ребята мои говорят, что вроде бы “Сердце Севера” на плаву. Это хорошо, но…

– Но не быстро, – закончил Макеши. – Единственное, что приходит мне в голову – просить помощи у отца и отбивать вас силой. Нас тут только трое, кто способен держать оружие.

– Я не слишком и способен, – вздохнул Арман. – Был бы зрячий… А третий кто?

– Я вас и не считал. Ива – великолепный боец, чтоб вы знали. А еще с нами шиноби.

– Ива – боец? – изумился мой супруг. – Вот это новость! Да она – маленькая девочка.

– О, вы совсем ее не знаете…

– Подозреваю, что так и есть.

– Вот что, – Макеши нахмурился вновь. – Ночью я принесу всё оружие, которое у нас есть. Пусть ваши матросы разберут себе ножи. Надо быть готовыми к самому худшему. А пока – улыбаемся этим дикарям и пьем только воду.

Дикарям! Я усмехнулась, понимая, что мой темнокожий друг давно уже себя давно не относит к местному населению. И он совершенно прав. Не так уж много я знаю людей настолько умных и образованных, как Макеши. Он говорит на пяти языках и не счесть скольких диалектах, прочитал множество книг, в Ниххоне учился искусству врачевания, изучал историю, географию и прочие естественные науки. Да половина знати Ранолевса ему и в подметки не годятся!

Пир продолжался всю ночь. Мы с Арманом рано ушли в его хижину, спали плохо, нервно. Я чувствовала, как он напряжен, сама прислушивалась к звукам ночи. А он то и дело находил меня рукой, гладил по волосам и шептал, что все будет хорошо.

Наутро вождь объявился возле нашей хижины и заявил:

– Я передумал. Я не отпускаю своего раба и его женщину. Жена раба – тоже рабыня. А раз она рабыня, я имею право забрать ее себе.

Убийственная логика – в прямом смысле убийственная. В руках у Армана невесть откуда появился короткий меч, я резким движением руки раскрыла веер. Вождь махнул рукой, и толпа воинов, вооруженных копьями, качнулась вперед.

– Раба убейте, – приказал он. – Женщина будет моей.

И вдруг схватился за шею, захрипел и упал. Из горла у него торчала маленькая блестящая звездочка – сюрикен. Есинага где-то рядом.

Снова свист – и еще два воина хрипят, поливая землю кровью. Еще свист…

– Что происходит? – шепчет Арман, вертя головой.

– Шиноби, – отвечаю я, а потом громко заявляю. – Духи острова недовольны ложью вашего вождя и покарали его. Вы все умрете.

Словно в ответ на мои слова со стороны деревни раздаются воинственные вопли и крики ужаса. Видимо, у рабов теперь есть оружие.

Немного помедлив, туземцы находят виновников всех их бед – и это явно мы с Арманом. Они бросаются на нас с ревом. Мы ныряем в проем хижины – сколько их может поместиться внутри? Четверо – не больше. И все четверо смельчаков падают замертво. Двое проткнуты саблей, у двоих перерезано горло взмахом веера. Я и сама не поняла, как я смогла – просто тело среагировало само по себе, воспроизведя уроки боя.

Больше в хижину сунуться не рискнул никто, зато эти твари догадались тыкать в нас копьями сквозь щели в стенах. Деревянными копьями. Я сообщила об этом Арману и он немедленно принялся махать мечом. Несколько копий даже перерубил.

И вдруг они пропали. Я выскочила наружу, успевая увидеть быструю как птица черную фигуру с двумя клинками. Есинага казалась демоном, несущим смерть – и явно не одной мне. Туземцы сначала растерялись, толкаясь, попытались сбежать, натыкаясь вдруг на толпу очень злых белых людей, жаждущих мести.

– Стой здесь, – сказала я Волорье. – Тут свои. Ты можешь задеть кого-то.

А сама бросилась на ближайшего же туземца, взмахивая веером: силы были неравны, врагов было больше. Еще один воин упал. От копья в такой толпе увернуться было несложно, к тому же мой маленький рост был скорее преимуществом, чем недостатком. Туземцы меня почти не замечали. Оглянулась – и вовремя.

– Арман, справа!

У Волорье мгновенная реакция: один лишь взмах меча – и враг падает, роняя широкий нож.

– Спереди двое!

Нет, его нельзя оставлять, он же не видит, а в таком шуме – и не слышит. Налетаю сзади на одного, успевая лишь полоснуть лезвиями веера по правой руке и приседаю, чтобы меч мужа меня не задел. Вот так. Еще двое мертвы.

Оборачиваюсь.

Толпы больше нет. Есть оборванные и шатающиеся белые мужчины, все в крови. И гора трупов.

– Разбежались со страха, – на чистейшем ранолевском говорит Макеши, и только это спасает его от мгновенной смерти – разгоряченные матросы едва ли могут его сейчас отличить от остальных чернокожих. – Я предлагаю немедленно отправиться на корабль – пока они не пришли в себя и не догадались расстрелять нас из луков.

– Лодки возле плота, – сообщает Есинага, появляясь рядом со своим мужчиной. – Пять штук. Остальные я ночью продырявила.

Скользя босыми ногами по кровавой каше, матросы, пошатываясь, устремляются следом за шиноби, а мы с Макеши подхватываем Армана с двух сторон и ведем в сторону плота.

– Я вчера подлила в кувшины с водой сонного зелья, – весело докладывает Есинага. – Часть туземцев еще крепко спит. И всех женщин с детьми заперла в хижинах. Нечего им лезть в бой.

– Именно поэтому я и посылал за шиноби, – усмехается Макеши. – Ты прекрасна, птичка моя.

До корабля доплываем в два счета. Хочется просто упасть, распластаться на палубе, но нельзя. Матросы расползаются по вантам. Кто-то ныряет в трюм. Привязывают плот, топят ненужные больше лодки.

– Нужно уплыть подальше от острова, – озабоченно говорит капитану Волорье Макеши. – Командуйте.

– Как? – с горечью спрашивает муж. – Я ничего не вижу.

– Ну так на то вы и капитан, чтобы выводить корабль в море с закрытыми глазами.

– Действительно, – усмехается Арман. – Команда, стройся! Сколько человек?

– Девятнадцать на ногах, один тяжелораненый и двое убитых.

– Назовите свои имена.

Они называют, а Арман кивает.

– Джордано, встанешь за штурвал. Блисс, ты будешь моими глазами. Гордон…

Вот теперь я позволяю себе просто сесть на грязную палубу и обессиленно закрыть глаза. Вдруг понимаю, что веер я из рук так и не выпустила. Складываю его дрожащими пальцами, привязываю к поясу. Кажется, мы выиграли эту битву.

37. Свобода

Худо-бедно, но мы плывём на корабле. Идём, как говорит капитан. Меня уложили спать в одной из кают, где чудом уцелела узкая койка. Я лежала, смотрела в низкий дощатый потолок и думала, что делать дальше. Мои планы никогда не простирались так далеко.

Я рассчитывала, что найду и выкуплю Армана, а уж дальше наша жизнь будет его решением. Но по всему выходило, что теперь решать буду я. Возможно, всегда. Как бы я ни пыталась это отрицать — муж мой теперь калека. Это меня не смущало, не отталкивало. Я люблю его любым, просто теперь ещё и бесконечно жалею. Главное, что он жив и в здравом уме, а с остальным мы справимся.

Как будем жить? У нас есть замок с грамотным и верным управляющим. Есть сын. Родим ещё детей. Найдём Арману занятие по душе. Я стану его руками и глазами. При дворе, конечно, Волорье будут не рады, там нечего делать калеке. Конечно, ему придётся тяжело, да и мне тоже. Всю жизнь прожить на Севере… А я ведь так хотела навестить родителей в Ниххоне, посетить знаменитые эльзанские минеральные источники, побывать в купальнях на морском побережье. Все это сделать можно и со слепым мужем, вот только будет в разы сложнее. И захочет ли Арман? Только бы он не сломался, не замкнулся в себе. Мой муж раньше был не из тех людей, кто сидит на месте. Что будет теперь?

Я ощущала вдруг страшную усталость. Не хотелось даже подниматься с постели. Лежать бы так… смотреть на покачивающуюся под переборкой лампу… кстати, отчего туземцы ее не стащили? Не понравился цвет меди? Зря, хорошая же лампа, надежная.

Итак, мы на корабле. Горстка полуголых измученных матросов, слепой капитан, нет еды и воды. А до О-охо мы доберемся только дней через пять. Справимся? А у нас есть выбор? В конце концов, в море есть рыба, в небе – тучи (наверное, Макеши сможет их вызвать), а люди привыкли терпеть лишения. Теперь, когда до свободы осталось рукой подать – они будут работать как проклятые, забывая про еду и сон.

Дверь каюты тихонько приоткрылась, ко мне проскользнула Есинага.

– Спишь? – весело спросила она. – А мы уже почти доплыли до Птичьего острова. Там наберем воды и фруктов.

– Как, уже? – вяло удивилась я.

– Макеши колдовал.

– А, да. Он прекрасен. Ты как считаешь?

Подруга привела на край кровати, задумчиво уставившись в стену.

– Мне никто не позволит быть с ним, – тихо сказала она. – Да я и сама не хочу. Я – шиноби. Моя задача – служить семье, быть им нужной. А Макеши – лишь временное приключение. Я потеряла голову, но это ненадолго. Хотя если я забеременею от него, это будет великолепно. Я принесу в клан дитя-птицу, это очень хорошо.

– Ты считаешь, что он так просто тебя отпустит? – удивилась я. – Он тебя любит.

– Ну и пусть. Я останусь в его жизни красивым воспоминанием. Знаешь, иногда это куда лучше, чем “вместе навсегда”, “долго и счастливо” и прочие глупости. В жизни должно быть место сказке. Мы с ним совершенно разные, мы не сможем быть счастливыми вместе. Я не женщина… ну, в том смысле, что роль женщины – не для меня. Я не буду сидеть дома и варить поке. Не буду покорной и послушной. А он вряд ли простит кровь на моих руках и постоянные отлучки.

– А цвет его кожи тебя вообще не смущает? – ехидно поинтересовалась я.

– Ни капли. Он ведь – воин. Сильный, могучий, да еще колдун. Я им восхищаюсь. И он сильнее меня. Только такой и достоин был меня взять.

Я понимала подругу. Макеши ее – взял. Победил. Уложил на обе лопатки. Любого другого мужчину Ени бы снисходительно допустила до своего тела, а он – взял сам, потому что захотел. Да, если это вот – не любовь, то что такое любовь?

Мы еще долго беседовали, сидя на кровати. Старались наговориться впрок, зная, что вскоре наши дороги вновь разойдутся. Ени расспрашивала меня о Севере, о сыне, о планах на жизнь, а потом вскользь бросала, что в Ниххоне Император увеличивает налоги, а это значит – снова будет голод, может быть, даже война. И снова появятся ёкаи и όни, а значит, вновь придет время Охоты.

***

На Птичьем острове нам были рады. Накормили, напоили досыта, уступили лучшие дома. Удивительное место – яркие большие попугаи смело садились мне на плечо, выпрашивая угощение, маленькие зеленые птички нагло таскали кусочки фруктов прямо из тарелок, а степенные крачки, переругиваясь, путались под ногами у людей.

И дети, здесь было очень много детей. Причем – разноцветных. Встречались и светлоглазые, и белокожие, и блондинчики, хотя обычных темнокожих и кудрявых карапузов было гораздо больше.

Наконец-то я увидела и того самого Антуана Бревса, отца мамы Авелин. Высокий, с седыми уже волосами и бесконечно усталыми глазами, он немного оживился при виде почти что соотечественников и с радостью болтал о чем-то с Макеши. И не сказать, что красавец – обычный мужчина почтенного уже возраста. Не вождь, конечно – символ. Человек-птица. Не повезло ему сюда попасть… Или повезло – это как посмотреть. Его здесь любили, берегли, кормили и поили самыми лучшими блюдами, а главное – каждую ночь у него была женщина. Любая. Правда, его не спрашивали, хочет он или нет. Шепотом Арман признался мне, что ни за что бы не хотел поменяться с Бревсом местами – даже сейчас, в своем плачевном состоянии.

Золотая клетка для человека-птицы… Трагично и нелепо. Говорили, что в прошлом он совершил немало преступлений, но столько лет несвободы с лихвой компенсировали его дурные дела.

Впрочем, все, что я могла – лишь пожалеть его и выкинуть из головы. Мне гораздо важнее были собственные проблемы. Пора было возвращаться домой, где меня ждал сын… и наказание за побег.

Однако перед нашим отплытием Антуан ухватил меня за локоть и отвёл в сторону.

— Слушай, девочка, ты ведь знаешь Авелин Ферн?

— Она моя приёмная мать.

— А если я… если я попрошусь на ваш корабль? Я ведь — и птица тоже. Улечу.

— А почему вы спрашиваете меня? Задайте этот вопрос капитану.

— Это непременно. Но я хочу знать — Авелин примет меня в свой дом хотя бы на время? Я ей отец только по крови. А идти мне совсем некуда. В Эльзании мне делать нечего, там клан Фернов. Любой из них сдаст меня властям. В Ранолевсе — никого знакомых. Все, что меня там ждёт — нищета. Я уже стар, работы никакой не найду, во всяком случае, быстро. А Ниххон… я могу помогать Авелин в аптеке, сидеть с внуками, плести корзины, делать флейты из бамбука! Что угодно, лишь бы сбежать отсюда! Никогда я не был так близко к свободе.

— Я думаю, что Авелин вам поможет, — мягко сказала я. — Она очень добрый и светлый человек. А если вам совсем уж некуда податься — в моем замке на Севере всегда найдётся угол для отца моей приемной мамы.

— Спасибо, — хрипло пробормотал Антуан. — Спасибо.

Бедняга. Я оглянулась: теперь он разговаривал с Арманом. Что ж, я уверена, что муж не откажет. Он вообще очень добрый и справедливый человек, мой Арман. Со всеми — кроме меня.

Наверное, мне стоит радоваться, что теперь он зависим от меня. Больше ему не сбежать — некуда. Но мне невыносимо видеть его таким… потерянным.

Я вдруг вспомнила один случай из детства. Мы тогда гостили в племени О-охо, просто вырвались на несколько недель. Папа был тяжело ранен, ему нужно было отдохнуть. Мама ждала третьего ребёнка. А я потеряла в траве какую-то безделушку и очень расстраивалась. И Акихиро сказал тогда очень интересную вещь: «духи Островов иногда возвращают то, что забрали, если их правильно попросить. Нам вот вернули тебя, да ещё с Макеши впридачу». Безделушку, кстати, нашёл один из братьев.

Так если духи возвращают — можно ли попросить их вернуть Арману глаз? Кого об этом спросить? Конечно, самого «большого» шамана Островов. И я обязательно спрошу — не убьют же меня за это, верно?

38. Слепец

После тяжелого разговора с господином Бревсом Армана немного отпустило. Пусть он был слеп, жалок и убог, но его хотя бы больше не держали в плену. Время, которое он и его команда прожили на Огненном острове, было одним из самых кошмарных в его жизни. Во-первых, они были рабами: их били, иногда морили голодом в наказание за непослушание, издевались, кидали в них грязью и камнями. А во-вторых – не было совершенно никакой надежды. Вазилевс явно не пришлет им на помощь войска, да и не пустят больше в эти воды никого. Весь остаток жизни – слепым рабом. Как он не сошел с ума, не наложил на себя руки? Арман не знал. Хотя, признаться, он был очень близок к последней черте.

И вдруг все поменялось: они свободны, они плывут домой к своим семьям. “Сердце Севера” – такой же уставший и измученный, как его команда, скрипит снастями, словно стонет, но идет. И вот уже Арман слышит, как где-то вдалеке отзывается ему рындой другой корабль. Тот, на котором приплыла его жена. За ним.

Наверное, если бы Ивы не было рядом, ему бы полегчало. Кто угодно, но только не она! Невыносимо стыдно предстать перед ней вот таким – уродливым и неполноценным. Он и раньше не был красавцем, а теперь и подавно должен был вызвать у женщины только брезгливость.

И это даже не жалость к самому себе, нет. Себя ему было не жалко. Он совершил множество ошибок, он за них расплатился. И, кажется, именно слепота спасла его от страшной участи быть сожранным заживо. Он знал, что у нескольких его людей дикари вырвали сердце и печень, а потом сварили их в котлах и съели. К счастью, подобное действо было скорее ритуалом, нежели продиктовано голодом. Съедали только тех, чьи качества дикари хотели забрать себе. Его, кстати, в племени считали колдуном и силачом и не раз вздыхали, что дух его мог бы вселиться в кого-то из воинов, вот только и слепота шла в придачу.

Арман усмехнулся, прислушиваясь. Его бросили здесь, в деревне О-охо – пока силами теперь уже двух экипажей приводили в порядок “Сердце Севера”. Он был не нужен там, на корабле. И это хорошо, у него было время подумать. Особенно хорошо, что рядом не было ЕЕ.

Только он и темнота. Темнота, которая скрыла от него мир, полный чувственных красок. Что ж, он всегда был слепцом, разница лишь в том, что теперь мог им называться по праву. Ничего. Зато обострились другие чувства. Он слышал как кот, как собака чувствовал запахи. Осязал все вокруг с такой остротой, будто с него сняли кожу.

Будто из воздуха возникли руки. Не услышал, не смог. Как она это делает? Он не слышал троих – Макеши, девицу-шиноби и Иветту. Значит, она и правда совсем другая, не такая, какой он ее знал.

— Я пришла, чтобы помыть тебя и переодеть.

Усмехнулся. Калеку помоют.

— Что опять случилось, Арман? Мы же все обсудили. Мы вместе, мы семья, мы одно целое. Позволь поухаживать за тобой.

Спорить с ней было бессмысленно. Да, обсудили. Решили. И вымыться, конечно, стоило. Молча кивнул головой, ожидая воды, губок, тазиков, обтираний и тряпочек.

— Пойдем. Я знаю отличное место для этого.

— Я не могу, я…

Поцелуй вдруг накрыл мутные и припухшие глазницы. Тонкая и чувственная дорожка усмирила томившую боль.

— Просто доверься мне. Руку давай и пойдем. Я теперь твои глаза. Помнишь? Я очень хочу быть твоей неотъемлемой частью.

Легкий ветерок рядом сообщил ему – встала и ждет. Прикосновение пальцев к плечу – как приглашение.

Поймал ее руку, поднялся, беспомощно озираясь и снова прислушиваясь. Тепло руки на груди, быстрое касание шеи губами. Тихий шепот:

— Идем.

Шли они медленно и очень … чувственно. Подсказывала, обнимала, награждала за смелость легкими поцелуями и прикосновениями. Порхала вокруг, словно его личный ангел-хранитель.

Да, в последнее время он часто себе представлял эту дикую сцену: Арман Волорье – слепец и убогий калека тычками шагает, цепляясь за стены. А рядом – жена, кусая губы от жалости, смотрит на муки несчастного. Но Иветта сейчас все изменила. Творила почти невозможное. Он вдруг ощутил себя центром вселенной. Шаг за шагом ее открывал, не был слабым и не был отверженным.

— Мы пришли. Это маленький водопад. Слышишь шум воды? Рядом озеро, неглубокое и очень теплое. Раздевайся.

Вот как? Не “Давай, дорогой, я тебя бедного тут раздену?”

Скинул грязные вещи, остро пропахшие тяжелой дорогой. Прислушался: на шаг впереди плеск воды. Совсем недалеко – шум водопада, действительно, судя по звуку, совсем небольшого. Сделал неуверенный шаг вперед. Вдруг ощутил в спину сильный толчок и полетел прямо в воду. Петля ужаса захлестнула, сдавливая горло и сердце. Это все? Быстрый способ избавиться от мужа? Арман, ты идиот! Выныривай уже, горе-моряк. Для того, чтобы овдоветь, эта женщина могла просто остаться дома.

Рывок вверх – и вот уже он обнаружил опору под ногами, глоток воздуха и женское тело, захватившее в плен. Горячие губы впились в рот, забирая остатки разума и дыхания. Ноги и руки обвили, как цепи. Он нырнул опять: обнимая, лаская, наказывая за шалость. Ощущая ладонями струи воды на спине своей личной русалки. Прижалась лишь только плотнее, вжимаясь пламенем женственности прямо в пах.

Он снова рванул их наверх. Разомкнулись и выдохнули, как дельфины, отплевывая струи воды. Больше не сомневаясь и ничего не боясь, он вынес добычу свою на траву у воды.

Положил и лег рядом.

— Помыла?

Тихий смешок, и она прильнула к его боку спиной. Он прекрасно помнил ее тело наощупь – и представлял за все время разлуки много раз. И замечал, что грудь ее стала больше, едва помещаясь теперь в его крепкой ладони. И изгибы бедер – лишь круче.

— Арр, а ты меня представляешь? – голос такой вкрадчивый, томный. – Еще помнишь?

Будто мысли читала. Хотя… Пальчики, пробежавшие по напряженному, как боевой лук, стволу говорили – просто видит его недвусмысленную реакцию.

— Да. Я безумно хотел бы увидеть тебя. Хоть еще раз. Это мучительно, когда весь мир вдруг украли. И тебя.

— Я же тут. Ты ведь чувствуешь меня? Я тоже хочу… нет. Ты хочешь, я тоже ослепну сейчас? И мы будем на равных, кожа к коже, огонь к огню. Я пойму тебя тогда?

Он рассмеялся, потом вдруг внезапно нахмурился. А она подскочила, исчезла, ускользнула, и уже через минуту схватив его руки, прижала быстро к вискам, позволяя ощутить повязку на своем лице.

— Видишь, я завязала глаза. И теперь мы на равных. Есть такой танец в Ниххоне –“Бурандо”.Когда мастера меча надевают маски без прорезей и сражаются в тишине, лишь ощущая друг друга, слушая дыхание и шелест одежды. Готов ли ты к поединку, муж?

Готов ли он? Снова ей проиграть? Ну уж нет. Он сел и раздвинул колени, развел руки широко, пытаясь поймать свою бабочку.

Иве было странно и страшно. Да, мир вдруг угас, потерялся, исчез. Только мужское дыхание, возбужденное, громкое. И пальцы. Он поймал ее, медленно усадив между ног. Все ощущения обострились. Как хорошо она вдруг поняла его! Беззащитна, беспомощна и так… чувственна. Поцелуй в основание шеи ощутила, как удар. Обжигающий, запустивший мурашки по коже, вырвавший стон.

— Чувствуешь?

Поймал пальцами ее руку, поцеловал в центр ладони, забросил себе за плечо, “расправляя” ее грудь, разворачивая Иветту, как сверток из листьев. Вторая рука закинута. И вот она уже распята у него на груди, руки у него на шее, спина выгнута, грудь вперед. А его ладони тяжело опустились на ее колени, сгибая, разводя их бесстыдно-широко. Ива представила себе эту сцену: на берегу тихого лесного озера сидит мужчина, а между ног у него - вот такая она, раскрытая до предела, до откровения, возбужденная, беспомощно-слепая.

Словно в ответ над ухом раздался его громкий вздох. Не у Иветты одной – воображение. Подтверждение тому каменной твердью упирается ей в поясницу. Потерлась спиною, мырлыкнув протяжно. Ощутила на коже капельку влаги и стон в шею. Протяжный, мужской.

— Ты – моя пытка.

Руки накрыли ей грудь, и она тут же выгнулась, подалась вперед, представляя, как наполняет его ладони собой. Она скучала по его рукам. И по его неторопливости тоже. Он, как и раньше, никуда не спешил, прислушивался, трогая, гладя, лаская. Вызывая прикосновениями стоны и вздохи. Сам лишь плотней прижимался. И мучал.

Вот и кто тут – чья пытка?

Рука скользнула в давно уже ждавшую его женскую плоть, горячую и влажную, и все же дрогнула. Пальцы гладили, перебирали задумчиво складочки, ласкали вход. Ива кусала губы, не смея кричать – в любой момент здесь могут появиться люди. Когда она вела сюда Армана – планировала только купание. А он жарко шептал ей в ухо:

— Ты просто не знаешь, сколько раз я представлял твой цветок… Сколько раз я хотел погрузить в него пальцы – вот так…

Знакомая твердость проникла, влажно и порочно двигаясь в ней.

— Сколько раз я мечтал сделать вот это…

Вторая рука, оторвавшись от груди, осторожно спустилась, нежно притронувшись к чувственной точке. Да, он был в этом мастером. Довести ее до блаженства одними пальцами и удерживать на краю – эти игры он любил и раньше. Сознание отступало. Кровь приливала к лицу, Ива стонала и всхлипывала, извиваясь в мучающих ее руках.

— А потом, потом я бы испил тебя, как лучший в мире напиток…

Руки внезапно исчезли, заставив ее громко взвыть. Куда?

Толчок – и она падает коленями и локтями в шелковую зелень травы. Нежное, но настойчивое прикосновение – и все ее естество открыто, как книга. Горячий язык, снова его руки, поцелуи. Он действительно пил ее, как амброзию. Твердые пальцы внутри, снова стремительно завязывающийся тугой узел желаний. Она билась, как подстреленная птица, кричала. И вдруг у самого уха услышала тихо:

— И взять. Взять свою женщину, свою жену – по праву мужчины и мужа. Вот так.

Ее словно огромной волной накрыло. Он вошел в нее медленно, продолжая ласкать, но шторм было уже не удержать. Он одного только проникновения ее сорвало, бросило на траву, растоптало, разорвало на ощущения и чувства. Она и вслепую ощущала теперь его каждую клеточку. Глаза были не нужны.

Удар. Тянущийся, будто бриз. Она только прижалась плотнее. Удар. Арман одним движением сильной руки сорвал с ее глаз повязку. Еще удар, и он вышел, заставив ее скулить. Развернул и посадил на себя, будто всадницу.

— Смотри на меня. Я хочу, чтобы ты видела. Видела, кто я теперь.

Он замер под ней, словно давая ей шанс сбежать. Ива медленно наклонилась, целуя его глаза. Легла грудью на грудь, принимая его, надеваясь, натягиваясь на горячую плоть, такая нетерпеливая и порочно-влажная.

Прошептала:

— Любовь моя. Ты самый сильный и самый красивый мужчина этого мира. Хочу тебя. Хочу тебя в себе глубоко.

Он подался ей навстречу, потом крепко обнял, а она еще крепче прижалась. Толчки, стоны и всхлипы. Лежа на его груди, целуя его, обнимая, она принимала Армана всего. Казалось, хотела впитать, как песок пляжа впитывал волны. Не отпустит и никому не отдаст, погрузит в себя, будто в морскую пучину.

Быстрее, быстрее, быстрее. Звериный рык, напряжение, стон, вспышка и крик. Женский крик, что вещает огромной вселенной — его женщина счастлива. Она к звездам взлетела в объятиях своего мужчины, дарящего жизнь свою снова и снова, одной только ей.

Кажется, она потеряла сознание… или просто уснула в его руках. Очнулась от трепетных поцелуев на лбу.

— Ты жива?

— Кажется, мы оба умерли и парим в небесах.

39. Расплата

Я поднималась на плато. Никогда здесь не была, откровенно боялась этого места. Слишком уж тут тягостно дышалась. Словно и правда – обитель духов предков. Последнее пристанище мертвецов.

На Островах умерших не закапывали в землю, их сжигали. Здесь, наверху. Этим занимались шаманы. Тело заворачивали в листья, тех, кто мог себе позволить – в ткань, украшали сей сверток цветами и оставляли в условном месте. Потом, когда видели дым, начинали праздник: считалось, что это дух умершего соединился со своими предками. Словом, плато – место не слишком привлекательное для живых. Этакое огромное кладбище. Все там побывают, но лучше бы – попозже.

А я вот упрямо ползла вверх по тропинке, потом по вырубленным в камне ступеням. Мне очень нужно было поговорить с самым главным местным шаманом. В деревне был еще один, но, видимо, не столь сильный, он-то и посоветовал мне подняться сюда и задать свои вопросы.

Поднялась, огляделась. Вершина этой горы была срезана, как ножом. Все здесь серое и коричневое, травы мало и деревьев не растет. Прохладно – снизу теплее. И вид просто удивительной красоты: весь залив как на ладони. Застыла, ежась от порывов ветра, засмотрелась. Не услышала шагов сзади, а может, их просто не было. Только скрипучий голос:

– Что ты ищешь тут, белая рыбка?

– Я ищу чуда, – ответила я, оборачиваясь.

Старик с длинными седыми волосами был стар, как этот мир. Неожиданно яркие глаза блестели на морщинистом черном лице. Одет он был внезапно очень роскошно – в некое подобие шелкового саронга. Да, шелк я узнала – мы привезли его сюда для обмена.

– Пойдем, рыбка, поговорим. И обувь оставь здесь.

Пришлось снимать сандалии. Идти по колючей траве и бурой пыли босиком было неприятно. Мне всё казалось, что я ступаю по пеплу тысяч сожженных здесь людей.

А хижина у шамана неожиданно оказалась самым настоящим каменным домом, разве что без окон. Свет проникал в широкие щели под крышей. Был здесь и стены, и очаг, и даже двери. На стенах маски и полки с различными сосудами. На земляном полу – циновки и подушки, на одну из которых мне было жестом предложено опуститься.

– Расскажи о своей беде, рыбка.

– Мой муж слеп. Я хочу знать, можно ли вернуть ему зрение.

– Сколько времени и от чего он ослеп?

– От удара по голове. А время… – я задумалась, подсчитывая. – От шести до двенадцати лун, я полагаю.

– Где он потерял свет? Здесь, на Островах? Твой муж – тот беловолосый мужчина, который жаждал познания? Он приплыл сюда на корабле из северных морей, верно?

– Да, это он. Шаман снизу сказал, что если зрение потеряно тут, на островах, то духи могут его вернуть.

– Да, это возможно. Послушай, рыбка. Я буду разговаривать с духами, а ты жди. Не выходи, не смотри. Духи не любят любопытных. Можешь поспать пока.

Я закивала. Пока все шло просто отлично.

Шаман отвел меня в дальнюю часть хижины, крохотную каморку, где ничего, кроме постели и небольшого плоского камня не было. Принес мне миску с какой-то кашей и чашу с водой.

– Ешь. Пей. Иногда духи не отвечают несколько дней.

Поставил на пол весьма неожиданную вещь – фарфоровую ночную вазу. Боги, откуда здесь это?

– Сама знаешь для чего.

Ух, какой заботливый. Есть мне не хотелось, воду нужно поберечь. Надеюсь, до вазы дело тоже не дойдет. Спустя бесконечное количество времени стало темнеть, пришлось воспользоваться всеми предложенными удобствами и лечь в чужую постель.

Шаман пришел наутро, вывел сонную и ничего еще не понимающую меня из дома. Прямо возле входа был выложен круг из камней и костей.

– Духи дали ответ, – начал старик без всяких предисловий. – Они вернут то, что забрали. Если ты согласна заплатить.

– У меня есть шелк, и лен, и хлопок, и ценные меха, и железные ножи, – обрадовалась я.

– Нет, – спокойно и очень тихо перебил меня шаман. – Как ТЫ будешь платить?

– А как нужно? – спросила я растерянно.

– Возможно, ты согласишься отдать свое зрение в обмен на его глаза?

Я задрожала. На такой поворот событий я не рассчитывала. Это, кажется, непосильная для меня плата. Я очень люблю Армана, но свою жизнь губить ради его исцеления – это слишком жестоко.

– А можно я отдам только один глаз? – жалобно спросила я.

Старик вдруг рассмеялся.

– Ответь мне, рыбка, что такое любовь? – неожиданно спросил он.

Я растерялась.

– Любовь? Ну… это когда жить не можешь без человека? Когда хочешь, чтобы ему было хорошо?

– Нет, рыбка. Любовь – это не чувство. Любовь – это дар. Это отражение божественной любви. Как море отражает лучи солнца, так и глаза человека – отражают любовь. И чем чище и светлее человек, тем ярче она сверкает. Любовь – это стрела. Ты можешь лишь выпустить ее, а поразит ли она цель, зависит не только от тебя. Ветер, дождь, панцирь на груди другого человека может ее сломать. Любовь – это путь. Путь за тем, кто тебе нужен. Ты прошла этот путь, маленькая рыбка. В твоих глазах я вижу отражение солнца. А твой мужчина оттого и слеп, что глаза его не умели любить. Научился ли он, спрашивают духи?

– Я не знаю, – прошептала я. – Я лишь выпустила эту стрелу. Попала ли она в цель – судить не мне.

– За его часть тебе придется отдать часть себя, это неизменно. Иногда духи просят очень многого. Например – нерожденного ребенка. Смогла бы ты заплатить такую цену?

Я невольно скользнула рукой по животу. Так значит, мои подозрения верны. Я беременна. Мне эта мысль уже приходила в голову, но слишком рано думать об этом.

– Я смогу заплатить такую цену, – твердо сказала я.

В конце концов, у меня будут еще дети. А даже если и не будет – у меня есть сын. Да, я готова. Это страшно, мерзко и гореть мне потом в аду, но если это вернет Арману его глаз – пусть так.

Старик вдруг засмеялся. В руках у него появился нож. Я зажмурилась, умирая внутренне от страха. Он что же, разрежет мне живот? Внезапно голове моей стало так легко и свободно, я открыла глаза и увидела, что в руках у шамана мои волосы. Длинные, черные, они развевались, словно живые. Я ощупала затылок. Волосы он обрезал до самых ушей.

– Это все? – недоверчиво спросила я, видя, как он укладывает копну волос в каменный круг. — Всего лишь волосы?

– Тебе мало? Хочешь отдать что-то еще?

– О нет, меня очень устраивает эта цена!

– Ты нравишься духам, белая рыбка. И супруг твой нравится тоже. Все будет хорошо. И не думай больше ни о чем, некоторые вопросы – это просто вопросы.

Я поняла, это он про ребенка. Его не заберут. Это хорошо. Он меня потом простит, а прощу ли я себя – это неважно. У меня всё получилось.

– Что мне теперь делать?

– Уводи своего мужчину. Повязку с глаз не снимать до рассвета. И уплывайте отсюда как можно быстрее, пока духи не вспомнили про резню на Огненном острове.

Уводи? Повязку? Что все это значит?

Дверь хижины распахнулась. Оттуда вдруг показался Макеши, а следом – Арман собственной персоной. Откуда он здесь? Я сглотнула, с ужасом глядя на верного моего телохранителя. Они все слышали, да? И как я торговалась тут? Какой стыд!

На глазах у Волорье тканевая повязка. Он молчит. Положил руку на плечо Макеши и идет спокойно, словно меня и нет здесь. Что ж, я и это стерплю, я сильная. Потрогала волосы на затылке, вздрогнула. Бросилась к споткнувшемуся об камень мужу, подхватила за талию, накинула его руку на свое плечо. Он не оттолкнул.

– Как нам спустить его по горной тропе? – спросила я Макеши. – Как ты его вообще смог сюда поднять?

– А как, по-твоему, наверх поднимают тела? – ухмыльнулся туземец. – Ты же не думаешь, что тут один только спуск?

Вообще-то я так и думала.

Вдвоем мы довели Армана до широкого провала в земле. Здесь была установлена система блоков и висела огромная деревянная бочка.

– Все не поместимся. Сначала вы двое, потом я.

– А… можно я я другой дорогой? – заблеяла я, заглядывая в темноту провала. – Как пришла, так и вернусь.

– Я с тобой, не бойся, – неожиданно заговорил муж. Я вздрогнула, как от удара. – Иди ко мне, маленькая.

Пришлось идти. Прижалась к нему доверчиво, а он опустил руку на мои волосы, теперь стриженные под мальчишку, и скрипнул зубами. Ничего больше не сказал. Спускаться оказалось почти не страшно, канаты казались прочными, блоки – надежными, а в темноте ничего не было видно, но я притворно ойкала при каждом рывке веревки и дрожала. Мне так нравились его успокаивающие прикосновения.

Он не выпустил меня из объятий, даже когда бочка поползла обратно вверх. Снова и снова трогал волосы, касался скул кончиками пальцев, ощупывал плечи. Казалось ли, или тут было жарко, душно? Очень темно, я едва различала стены вокруг. Мы оба уже дрожали. Я чуть отстранилась, запуская ладони ему под рубашку. Гладила, царапала ногтями, вздыхала томно. Если бы не грохотавшая сверху бочка, мы бы, наверное, не сдержались, слились бы в вечной песне влюбленных.

Но Макеши спустился быстро, повел нас вперед в темный провал тоннеля, а когда послышался шум водопада, я вдруг догадалась, где мы. Возле озера И-ло Сьянзано. Еще два дня назад мы с Арманом любили друг друга на этой шелковистой траве. А сегодня, словно преступники, мы спешим убежать с Островов. Не вспомнив про вещи, про прощания, не оглядываясь даже, мы запрыгиваем в шлюпку и отталкиваемся от берега.

“Сердце Севера” величаво покачивается на волнах. “Ветреница” рядом с ним кажется совсем малышкой. Он – крупный, сильный и надежный. Она – изящная, упрямая и быстрая. Как я и Арман. Жаль, что он не может сейчас увидеть эту картину. Он бы, наверное, смог нарисовать.

Слепой капитан с повязкой на глазах. Жалкая горстка выживших матросов – исхудавших, словно высушенных морем и солнцем, загорелых дочерна, но таких счастливых, сияющих. При виде нас они бросают свои дела и хлопают в ладоши, стучат ногами по палубе, свистят и орут. На лице Армана впервые за последние дни появляется улыбка. Он стоит, широко расставив ноги и расправив плечи.

– Что, морские черти, домой? Небось в море больше и не сунетесь?

– С тобой, капитан, хоть морскому дьяволу в пасть! – кричит кто-то, и все его поддерживают.

– Тогда – за работу! Отдать концы! Поднять паруса!

Хлопанье крыльев — на нос корабля опускается ястреб. Красивый, могучий, с острым клювом и внимательными глазами. Что ж, все в сборе. Теперь, действительно, можно и отплывать.

40. Сломанная стрела

Капитанская каюта на «Сердце Севера» была невероятно удобной. Матросы вычистили ее, починили стол и койку, собрали все самое ценное в сундуки: карты, приборы, одежду. Подзорную трубу капитанскую даже нашли. Все здесь снова сияло, как прежде.

На широкой капитанской койке — свежее белье. За ширмой — настоящая медная ванна!

— Графиня желает искупаться? — весело спросил у меня матрос, старательно отводя глаза от моих коротких волос. — Мы можем принести горячей воды!

— Морской?

— Пресной. Запасов хватит, до Ранолевса не так уж и далеко.

Видя, что я колеблюсь, явно не желая их утруждать, матрос кивнул сам себе и убежал. Через мгновение раздался громкий крик: «воды горячей нашей графине!».

Вообще-то я герцогиня, но мне даже нравится, что они зовут меня так. Я для них — жена Армана.

Ени и Макеши перешли на «Ветреницу», а часть матросов с неё — на корабль Армана, где было недостаточно экипажа. На палубе кипела работа, ставились паруса, слышался веселый голос капитана Волорье, который даже с повязкой на глазах отлично знал своё дело. Да, теперь я вдруг поняла, почему он не может без моря. Корабль для него — дом куда более родной, чем замок на Севере, море — вечная любовница. А я нежилась в горячей воде, запрокинув голову и прикрыв глаза, потом долго вытиралась мягким полотенцем. В сундуке, перенесённом с «Ветреницы» нашлись мои сорочки и даже платье. Жизнь была прекрасна и удивительна. А ещё я самостоятельно вымыла волосы.

Вытянувшись на чистых простынях, на настоящей перине и настоящей подушке, я блаженствовала. Я смогла, я победила! Как это сладко — ощущать себя настоящей героиней!

Проснулась от внимательного взгляда. В окно пробивались розовые лучи утреннего солнца. Муж лежал рядом, оперевшись на руку, и пристально меня рассматривал. Рассматривал! Взвизгнув, я подскочила. Потянулась к нему руками, коснулась осторожно щеки и вдруг поняла: у него блестели оба глаза одинаково. Красивые серые глаза, оба живые. Вот это — чудо!

— Но как эти возможно? — выдохнула я. — Твои глаза… они…

— Да, — кивнул он. — Я сам до сих пор не могу осознать. Лежу и любуюсь тобой. Обоими глазами.

Что-то в его голосе было не так, не правильно. Я остро ощущала, что он не рад. Впрочем, ещё вчера я поняла, что Арман сердит. Но разве я не сделала правильно, разве не вернула ему зрение? Победителей ведь не судят, верно? Отчего же он даже ни разу не поблагодарил меня? Да что там, разве мне нужны его слова? Я просто хочу немного любви, я ведь не прошу чего-то невероятного!

Поджала губы, поднимаясь, стягивая через голову сорочку. Раз он теперь видит — пусть любуется мной. Я красива, я знаю об этом. И талия, и изгиб бёдер, и стройные ноги. Грудь, правда, стала больше, это меня смущало, но со спины этого не видно.

Натянула короткие кружевные панталоны, всей спиной ощущая его взгляд. Отчего же он медлит? В прежние дни достаточно было вот так выгнуть спину — и я бы уже стонала под ним. Сейчас всё изменилось. Неужели я не нравлюсь ему больше? Корсаж, потом тонкое муслиновое платье в желтую полоску. Крепкие пальцы на спине помогают застегнуть крючки и завязать бант на талии. Я оборачиваюсь, кусая губы и злясь. Спрашиваю прямо:

— Ты не хочешь меня?

— Я не знаю, что мне теперь с тобой делать, — неожиданно признаётся Арман.

— Как это что? — широко раскрываю я глаза. — Любить? Целовать? Носить на руках? Падать на колени и уверять, что я — самая прекрасная в мире женщина?

— Пожалуй, пора бы и упасть, верно?

— Я не понимаю тебя, — на что он опять обиделся? Не мужчина, а загадка.

— Да, ты меня совсем не понимаешь, Ива. Не слышишь. Ни о чем не спрашиваешь. Просто делаешь, что пожелаешь, верно? Не жалеешь, что зрение ко мне вернулось? Больше нельзя меня водить на поводке, словно телёнка. Не боишься, что я опять сбегу?

Я почувствовала, как закружилась голова от его злых слов. Сглотнула.

— В чем ты меня обвиняешь сейчас? — прошептала с трудом. — Арр, я все сделала, чтобы тебя спасти! Только ради тебя я…

— Ради меня? — перебил он меня. — Ты в этом уверена? Все, что ты делала — было лишь потому, что ты так хотела. Сама хотела. Я просил меня искать? Нет. Я просил возвращать мне зрение? Нет. Ты сама так решила. Сама.

— Ну знаешь, — я начала злиться всерьёз. — Насчёт зрения ты не прав. Мне очень хотелось оставить тебя калекой! Ведь тогда ты всегда бы был только мой. Ты не смог бы без меня жить. Как телёнок на привязи, да?

— Да ну? И зачем тебе калека, детка? Надолго бы хватило тебя? Год, два… а потом тебе бы стало скучно, ты бы устремилась к новым свершениям. Я стал бы обузой. Не ври себе самой, Ива. Больше всех в этом мире ты любишь себя. И я тебе нужен лишь как трофей. Как кабанья голова над камином.

Как я его ненавидела в тот момент! Наверное, во многом он был прав, и от того было ещё больнее.

— Ты избалованная девчонка, привыкшая получать все, что пожелаешь.

Да, я такая.

— Не переживай, никуда я теперь от тебя не денусь. С моей стороны это будет чёрной неблагодарностью, верно? Всю жизнь теперь мне расплачиваться за твои благодеяния, святая Иветта. Я твой — как пёс, как раб. Ты ведь этого хотела, да?

Я зарычала, как зверь, не в силах вынести этой боли. Словно нож в грудь воткнули. Да, да! Я хотела этого! Именно так я и думала: он полюбит меня за то, что я его спасла, он не сможет не полюбить! Но он — не любит.

Любовь — это стрела. Так говорил тот шаман на плато. Любовь — это направление. Не узы, не какая-то сила. Нельзя заставить человека себя полюбить. А вот заставить ненавидеть — очень даже можно. Значит, вот какова я в его глазах? Он хочет моего унижения? Может быть, мне попросить прощения за своё самоуправство? Никогда. Я — герцогиня Шантор. В моих жилах — кровь древних королей Ранолевса. И немного туземной магии.

— Раб? — спокойно приподняла я брови. — Помилуйте. В Ранолевсе нет рабства. Вы совершенно свободны, адмирал.

— Серьезно?

— Более чем. Настолько свободны, что можете катиться в преисподнюю, или к морскому дьяволу, или куда вам там угодно? Короче — дверь за вашей спиной.

— Иветта, мы на корабле, — неожиданно усмехнулся Арман, вдруг успокаиваясь. — Не выйдет.

— Тогда я сама освобожу вас от своего удушающего присутствия.

— Я не закончил!

— Зато я закончила.

Вылетела из каюты, гневно пыхтя. Да, пока нам далеко не разбежаться. Но совсем скоро мы будем дома. Ох, а там меня ждёт неминуемое наказание за то, что я нарушила запрет короля. И сын. Ещё меня ждёт сын.

Плевать на всех этих самцов, у меня есть свой человечек. Тот, который всегда будет меня любить, даже старой, больной и немощной. Я выращу его настоящим мужчиной. Проклятье, отчего же мне так больно?

На палубе раздался восхищенный свист. Матросы смотрели на меня, как на чудо какое-то. Видимо, мой наряд впечатлил их больше, чем Армана.

— Графиня, вы восхитительна! — крикнул кто-то. — Виват нашей спасительнице!

— Виват, виват! — раздалось со всех сторон.

Я улыбнулась сквозь слёзы. Вот, эти люди ценят мой поступок. Они благодарны — в отличие от этого надменного и самолюбивого графа. Значит, я все сделала правильно. Просто… мой муж меня не любит и никогда не любил. Все очень просто.

Жалела ли я сейчас о том, что бросилась за ним? Нет. Любовь — это стрела. И она сломалась о его грудь. Я проиграла, но зато — он жив, он свободен и здоров. Вот и пусть будет свободен и здоров… где-нибудь подальше. Я теперь не та Ива Шантор, какой была раньше. Я — сильная, я самостоятельная. Я могу жить и без Армана, я знаю это точно. Спасибо, Арр, за урок. Ты уплыл, бросил и меня, и сына. Так пусть так будет и дальше.

Я стояла на носу корабля, глядя в синюю даль, дыша соленым ветром, слушая, как там, за моей спиной “Виват” кричат уже Арману. Все так удивлены тому, что он здоров, что я аж умиляюсь. Вспомнил ли кто-то, что именно я за это заплатила? Вряд ли. И заплатила я не волосами, волосы – это такая, в сущности, мелочь. Я заплатила своей душой и своей любовью. Сломанной теперь, как стрела.

– Ветер, – шептала я. – Ветер… Забери мою боль. Любовь – это ветер. Корабль под названием “Жизнь” никогда не поплывет, если его паруса не наполняет ветер любви.

Вглядываясь в горизонт, вдруг вздрогнула всем телом, приложила ладонь козырьком ко лбу. Туман ли это, облака над самой водой, или…

– Паруса прямо по курсу! – крик матроса с мачты развеял мои сомнения. – Наши, флаги Ранолевса.

Мне вдруг сделалось страшно. Захотелось броситься к мужу и укрыться в его руках, но я напомнила себе, что Арман меня не любит и не хочет. Снова я одна – и нужно быть смелой и сильной.

Корабли быстро приближались. Какая ирония – первой шел гордость королевского военного флота фрегат “Женевьева”. Надеюсь, это хороший знак – ее величество всегда была ко мне милостива. Человек, стоящий на ее носу, вдруг подпрыгнул и замахал руками.

– Капитан Волорье, – с неожиданным удовлетворением заявил подкравшийся сзади Арман. – Мой младший брат. Приятно видеть, что по мою душу посылают лучших.

Не стала его расстраивать, что, скорее всего, корабли шли по мою душу. Его объявили мертвым, а я была живая – к тому же беглянка.

Встреча была фееричной: два брата обнимались, кажется, даже плакали и не могли никак наговориться. Про меня все забыли, и я, незамеченная никем, спряталась в каюте. Конечно, потом познакомилась и с новоявленным родственником, и снова мне кричали “Виват”, но все это было уже неважно. С Арманом мы больше не разговаривали наедине. Когда кто-то был рядом, мы улыбались, словно ничего и не произошло. Играли роли, носили маски. Всё, как и раньше. А в своей каюте ложились на разные края кровати. И когда мы, наконец, прибыли в Ранолевс, то разъехались разными дорогами.

– Иветта, я закончу с разгрузкой корабля, потом в министерство торговли, потом в казначейство. Там мне будут очень рады, – небрежно бросил Арман. – Встретимся дома.

Я кивнула. Дома, конечно. Мне туда нельзя, я покинула Ранолевс, нарушив прямой приказ короля. Что меня ждет? Арест? Ссылка? Страшно даже представить.

— И забери с собой Бревса. Пусть передохнёт. Я узнаю, когда будет корабль в Ниххон и все организую.

Я кивнула. Домой я, в общем-то, тоже не собиралась. Господин Бревс прекрасно найдёт дорогу и сам.

Арман ушел, а ко мне подошел невысокий человек в черном:

– Графиня Волорье? Ох, простите, герцогиня Шантор? Мне приказано немедленно доставить вас к королю.

Верный Макеши вопросительно посмотрел на меня. Будь что будет. Лучше принять свою казнь прямо сейчас, чем с трепетом ожидать неминуемой расплаты.

– Это арест? – прямо спросила я.

– Нет, что вы. Приглашение. Но сами понимаете, от королевских приглашений отказываться чревато.

– Да, я догадываюсь, – вздохнула я, залезая в карету с королевским гербом на дверце. Макеши запрыгнул следом. Чиновник не возражал.

– А где Есинага? – вспомнила я.

– Она ушла, – поджал губы Макеши. – Наверное, навсегда. Сказала, что я ей не нужен.

– И что ты будешь делать?

– Не знаю пока. Зависит от тебя, Ива. Я – твоя тень. Не ее. Как бы она ни хотела, чтобы было иначе.

Прекрасно, просто прекрасно. Мы снова с ним вдвоем, оба – раненые в самое сердце. Едем к королю. И что будет дальше, предсказать трудно.

41. Победа со вкусом тлена

Арман напился. Они все напились. Из казначейства его выставили, заявив, что финансовый отчёт у покойника принимать как-то цинично. Ладно, он не особо и настаивал. Хотел было вернуться домой, но Энрике и брат потащили его в кабак, где, разумеется, он обнаружил всю свою команду. Сначала Волорье пил виски, потом эль, потом вообще невесть что, потому что главное — не то, что в стакане, а то, что вокруг. А вокруг были рожи не чёрные, а красные, местами синие. Какое блаженство! И в происхождении мяса тут сомнений на было: могли подсунуть собачатину, даже крысятину, но уж точно — не человечину.

Брат с огромным удовольствием рассказывал Арману, какую поминальную службу ему закатили в Белом замке. А какой поставили памятник! Матушка заливалась слезами, сестра отложила на полгода свадьбу. Весь свет обсуждал гибель славного адмирала, кто-то сочувствовал, кто-то ехидничал, кто-то строил планы на его должность.

И только одна Иветта не поверила в его смерть и бросилась на его поиски.

— Удив-вительная у тебя жена! — кивал Энрике. — Она ка-а-ак заявила мне «не верю», так я сразу в себя и пришёл. Веришь-нет, пил я как не в себя. И опиум курил, потому как без опиума уснуть не мог. Только глаза закрывал: а там эти рожи чёрные жрут моих товарищей. А эта мышка маленькая глазищами сверкнула и говорит: любые деньги плачу, если меня на Острова отвезёшь. Тут-то я и очнулся.

— Да, — пробормотал Арман мрачно. — Иветта удивительная. Упрямая, вздорная, наглая… и такая красивая. Лучшая женщина в мире. Мне пора домой. Она, наверное, беспокоится.

Он поднялся, отмахиваясь от пытающихся его поддержать матросов.

— Сам дойду, не слепой, — рявкнул он и засмеялся.

Не слепой! Как это забавно!

Иветту он, впрочем, беспокоить не стал, просто завалившись в дом и рухнув на диван в гостиной. Выспится, примет ванну… побреется… и уж тогда поговорит с женой. Там, на корабле, она так и не дала ему закончить их разговор.

Злилась, упорно делая вид, что его не замечает. Снова себе что-то придумала, снова решала за них двоих. Упрямица. Она как море — такая же непредсказуемая и бурлящая. С ней — как в шторме, то вверх, то вниз. Красивая — как волна. Он все плаванье ей любовался — благо оба глаза были на месте.

Конечно, она не поняла, что он пытался до неё донести. Не важно. С Иветтой всегда так — она должна созреть. Обдумать все и сделать выводы. Она умная, справится. Главное, не отпускать штурвал. И ещё обязательно укладывать ее в постель. Во-первых, это приятно, причём обоим, а во-вторых, так легче всего ее успокоить. После ночи любви она всегда такая кроткая, такая послушная…

На корабле не вышло, слишком напряженная была ситуация. Брат так и не смог толком объяснить, с какой целью флот выдвинулся к Островам. Догонял «Ветреницу»? Или хотел забрать прах своего адмирала, как уверял Волорье-младший?

Как бы то ни было, а адмиралу нужно было сдать в казначейство финансовый отчет, составить рапорт и доложить о результатах экспедиции. Алмазы по праву принадлежали ему — у Армана давно был патент на торговлю. Все товары для обмена он покупал исключительно на собственные средства. Команде была выплачена причитающаяся им доля, все они теперь обеспечены до конца жизни. А Волорье и раньше не бедствовал, но теперь был просто безобразно богат.

Богат, при обоих глазах и удачно женат. Недаром его в морских кругах прозвали «любимцем удачи».

И сын, у него ещё был сын. С этой счастливой мыслью адмирал заснул, и на устах его была улыбка.

Утром улыбаться ему не хотелось, и ситуацию не спасли ни идеально сваренный кофе, ни блинчики с сиропом, ни овсяная каша. Мало того, что у него гудела голова, так выяснилось ещё, что Ива дома не ночевала. Она вообще не появлялась. Беспокоиться было рано: с его женой был Макеши. Это значит, ничего дурного с ней случиться не должно. Могла ли эта маленькая злючка попросту разобидеться и отомстить ему — таким вот глупым образом? Вспомнил историю с маской и с сожалением признал — Иветта способна на всё. И где же она ночевала? У Шатиньонов? В гостинице? Или прямиком направилась на Север?

Кстати, Бревса тоже не было, но за старого пройдоху Арман не беспокоился. Этот не пропадёт. На всякий случай Волорье послал слугу к Хлое и по гостиницам. Лучше бы знать, какие ещё сюрпризы приготовила своему мужу Иветта.

Помылся, побрился, привёл в порядок запущенную шевелюру, наслаждаясь благами цивилизации. Обедал божественным супом и жарким из божественной говядины. Смотрел обоими глазами на людей, на свой дом, на ненавистные отчёты, а потом оба глаза таращил на своего человека, который сказал, что Ивы в столице нет. Ни в одной гостинице она не появлялась, никто ее не видел.

Уехала на Север к сыну? Да, весьма вероятно. Не сообщила, не оставила записки? В этом только его вина. Упиваясь своими обидами, он так и не нашёл на неё времени. Ждал, что она как всегда придёт мириться первой. А когда не пришла — только улыбнулся, предвкушая. Дома. В полном покое. На родной кровати. Ух как они помирятся! Он рассчитывал стрясти с неё все накопившиеся супружеские долги. На корабле он был капитаном, жил по вахтам. Времени на удовольствия было совсем немного, поэтому он не настаивал. А сейчас корил себя за это — нужно было просто обнять ее и поговорить.

Что ж, он догонит ее. Только с делами своими разберётся.

Беспокойство не отпускало. Хотелось ехать за женой немедленно. Арман вздохнул и снова продолжил писать отчёт. Он всегда был ответственным человеком и переступить через свои обязанности просто не мог.

Как и следовало ожидать, к вечеру Арману пришло «приглашение» к королю. Он был к этому готов. У него тоже накопилось немало вопросов к его величеству.

— Ваша жена — удивительная женщина, — встретил его Вазилевс «откровением». — Она совершила чудо.

— Именно так.

— Признайтесь честно, Волорье, вы ее любите?

— Странный вопрос, вообще величество.

— Ничуть. Она столько сделала для вас…

— Я очень ее люблю, — совершенно спокойно ответил Арман. Он ни сколько в этом не сомневался больше. — Она — единственная женщина, которая мне нужна.

— Признаться, я не на шутку ей увлёкся, — неожиданно сообщил король. — Я видел в ней ее мать, Аду. И себя в юности.

Арман прищурился. Он все это знал и понимал, но не ожидал, что Василевс принается вслух.

— Я прошу за это прощения, я злоупотреблял своей властью. И перед Ивой я тоже уже извинился. Надеюсь, вы сделаете ее счастливой, она этого достойна.

— Когда вы видели Иветту в последний раз? — нетерпеливо спросил Арман.

— Вчера. Она была здесь.

— Ясно. Мои отчёты будут готовы в течение недели. Я могу идти?

Спрашивать о том, не знает ли Вазилевс, куда могла податься его жена, Волорье постыдился. Не хотелось бы, чтобы король понял, что супруги в ссоре. Да и некуда было Иве деться, кроме как отправиться в замок к сыну.

Он быстро попрощался и вышел в сад, где был тотчас же окружён толпой юных прелестниц из свиты королевы. Даже зажмурился — отвык уже от подобной красоты.

— Ах, адмирал, вы — герой! Правда ли, что вы были в плену у людоедов?

— Говорят, трюмы «Сердца Севера» заполнены несметными богатствами, это так?

— Расскажите же нам про дикарей, это так волнующе!

Он немедленно захотел сбежать. Женщины в таком количестве смущали его и раньше, а теперь он чувствах себя зайцем, грамотно загоняемым злобными гончими.

— Не спешите, адмирал, мне тоже интересно услышать о ваших приключениях, — раздался голос Женевьевы, и Арман обреченно вздохнул.

Сбежать не вышло. Заяц попался в ловушку.

— Ваше величество, я сейчас очень спешу, — попытался все же ускользнуть он.

— К вашей прекрасной супруге, я надеюсь? Кстати, жду вас завтра на утреннюю прогулку вместе с Иветтой.

— Э-э-э… Ива уехала на север, — мучительно покраснел Волорье. Врать он не любил и не умел. — Очень соскучилась по сыну.

— Да? — в прекрасных глазах Женевьевы сверкало веселье, и Арман вдруг подумал, что она видит его насквозь. — А вы, конечно, поедете за ней?

— Как только закончу все дела.

— Что ж, удачи, бравый адмирал. Спешите же. Но завтра — жду. И не вздумайте не явиться, я буду очень сердита!

Дьявол и преисподняя, якорь ему в глотку, вот только этого Волорье и не хватало! Страшно ругаясь про себя, он поспешно покинул дворец, оставляя поле боя за противником. Дезертировал. К сожалению, только до утра.

Быть героем Арману не нравилось совершенно. На него смотрели, его обсуждали. Внезапно обрушившееся женское внимание злило. Эти женщины все воротили нос от него, когда он был просто одноглазым графом Волорье. Теперь же они находили его шрам «ужасно мужественным», а язвительность величали остроумием и прямотой. А ведь его злые шутки всегда понимала только Ива, более того, она не жеманничала и не краснела, а отвечала ему в тон.

Он скучал по жене.

Странно и волнующе. Именно в окружении всех этих разноцветных бабочек, он вдруг ощутил острую тоску по своей женщине. По ее честности и воинственности, по упрямству и невероятной жажде жизни. Эти все… не стоили и ее мизинца.

Он даже не довёл свои отчёты до совершенства, как делал всегда. Просто сдал их в казначейство и рванул домой, на Север. Черт возьми, он найдёт свою упрямицу и выпорет за эту глупую выходку. И никуда больше не отпустит.

Волорье вдруг ощутил азарт охотника. Добыча ускользнула от него? Это ненадолго. Он поймает ее… да, планов у него на жену было много. Очень заманчивых и весьма коварных.

42. Охота

Разговор с королем меня скорее напугал, чем порадовал. Хотя я ожидала ареста, ссылки, ещё чего-то столь же ужасного, но нет, Вазилевс только улыбался грустно.

— Герцогиня, вы невероятно нас напугали. Нас — это меня и Женевьеву. Пропали, сбежали, да ещё увезли сына. Право, вы считаете меня способным на столь низменные поступки, как шантаж? Я никогда не посмел бы манипулировать материнскими чувствами. Запрет покидать столицу был для вашего же блага.

— Ваше величество… — пролепетала я, но он остановил меня одним властным жестом.

— Победителей не судят, Иветта. Вы смогли, вы нашли вашего супруга. И вернулись живой и невредимой. А ведь я послал следом за вами целую флотилию… Признайтесь, как вам удалось пересечь океан так быстро?

— Опытный капитан и попутный ветер, ваше величество, — опустила я ресницы.

— Кто был этим капитаном? Я непременно присмотрюсь к этому бравому моряку. Такие люди мне нужны.

— Вы знакомы с ним. Это тот, кто принёс вам вести о гибели Армана.

— И как вы проплыли на Острова? Как это возможно?

— Меня там любят, — улыбнулась я. — Как видите, даже телохранитель у меня — островитянин.

— Да, удивительно. Обязательно расскажите мне эту захватывающую историю… потом. А пока поспешите же к вашему супругу, вы же так этого хотели, правда?

— Как, меня не сошлют на Север, — изумилась я. — Не будет никакого наказания?

— За что? За любовь? Невозможно. Идите же.

Вот теперь я видела перед собой истинного короля. Того, кто сумел отступить и признать своё поражение. Улыбнулась ему искренне, присела в реверансе. И вышла.

— Все хорошо? — с тревогой спросил Макеши, ждавший за дверью.

— Более чем. Мне нужно к ее величеству.

Он кивнул.

Королеву разыскать было несложно, она обрадовалась мне, как родной сестре, и немедленно принялась расспрашивать. Узнав, что Арман жив и здоров, что с ним вернулась часть его команды, Женевьева даже в ладоши захлопала.

— А волосы? – первым делом спросила она, разглядев меня. – Что с твоими волосами.

— Долгая история, – отмахнулась я. – Как-нибудь потом, ладно?

Она покивала, обходя меня, разглядывая с ног до головы. Уверена, от ее острого взгляда не укрылся ни пыльный подол платья, ни загар, ни тоска в моих глазах.

— Ты, моя дорогая, выглядишь уныло, — подтвердила она мои мысли. — Уставшая, грустная. Наверное, скучаешь по сыну? Я нашла ему прекрасную няньку, они живут в моем маленьком домике возле моря. Ты тоже можешь там жить, сколько захочешь. Вам с мужем, наверное, нужно побыть вдвоём?

— О нет, — вздрогнула я. — Мы страшно поссорились. Арман… не важно. Я думаю, что с радостью спрячусь от всего мира на какое-то время. Если позволите.

— Я немедленно распоряжусь, чтобы подали карету.

— Женевьева, насколько маленький домик? Хватит ли место моему телохранителю?

— Не настолько маленький, чтобы не вместить в себя даже и полсотни гостей, — усмехнулась ее величество. — Можешь не волноваться, там весь штат прислуги. .

Вот и славно. Мне сейчас очень хотелось побыть в одиночестве. В замке Шанторов слишком много народу: свекровь, Лиска, Регнары. Им придётся рассказать все, как есть. С ними придётся беседовать. Они будут меня жалеть. Нет-нет, только не это!

Лес, море и сын — вот рецепт моего исцеления.

***

Сама поездка прошла как в тумане. Я все же плакала на груди у Макеши – горько и мучительно вырывая из сердца желание разыскать Армана и умолять его о любви. Нет, это не работает. Невозможно заставить человека любить силой, нельзя решать за него – он сказал мне это, и я запомнила. Урок усвоен, шаг сделан. Дальше решать ему. Захочет – догонит и вернет. Я ведь не скрываюсь, уверена, Женевьева обязательно расскажет Арману, куда я уехала. А не захочет – значит, так тому и быть.

Маленький домик оказался поместьем на самом побережье моря. Двухэтажный особняк из камня на двенадцать спален, две столовых, гостиная, небольшая бальная зала и терраса с плетёной мебелью, где по утрам накрывали завтрак. Вокруг дома — большой сад с розовыми кустами и фруктовыми деревьями. С террасы открывается великолепный вид на залив. От дома к берегу ведёт широкая пологая лестница с резными перилами, на берегу огорожены купальни. Красиво, спокойно и очень тихо.

Эдди очень нравится бегать по мокрому песку своими маленькими ножками и пугать чаек, нравится морская пена, нравится собирать в ведерко камушки и ракушки. А мне нравится бегать за ним, а потом целовать его и нюхать светлые кудряшки. Я совершенно счастлива рядом с сыном. Бойкий мальчуган, порою очень упрямый — хоть он пока и не разговаривает, но на своём настоять умеет: если не хочет кашу по утрам — невозможно его заставить съесть даже ложку. Я и не настаиваю, хотя нянька, строгая женщина средних лет, ворчит о том, что я избалую мальчишку. Но ни один ребёнок на моей памяти от голода ещё не умер, отказываясь от завтрака, а судя по круглым щечкам — Эдди отнюдь не страдает от недоедания.

Мальчик тянется к мужчинам. Он обожает Макеши и с явным удовольствием засыпает на руках у деда Антуана.

Да, Бревс отправился с нами. Не то, чтобы его кто-то звал, он сам присоединился к нам на выезде из столицы. Прогнать его было неловко, мне он не мешал. И в конце концов, он — отец Макеши! Поэтому Бревс остался с нами и первое время проводил в одиночестве, гуляя по саду или читая в библиотеке. От людей шарахался, даже еду забирал в свою спальню. Наверное, ему тоже нужно было исцеление.

А потом им заинтересовался маленький Эдвард — и участь старика Антуана была предрешена. Почему сын выбрал именно Бревса — непонятно. Но он упорно разыскивал деда в саду и настойчиво вручал ему подарки: гладкие камушки, цветочные лепестки или дохлого жука, а потом брал его за руку и вёл гулять по садовым дорожкам или на морской берег. Подобная назойливость принесла плоды: вскоре Антуан начал завтракать с нами, а потом оказалось, что он прекрасно умеет ладить даже с самыми упрямыми детьми. Во всяком случае, угомонить расшалившегося мальчишку и уговорить его лечь спать после обеда у старика получалось куда лучше, чем у няни.

Какое сказочное место! Никого вокруг: только мы, четверо слуг и лесник в сторожке неподалёку. Хотелось бы мне приобрести подобный дом для себя — но, к сожалению, большую часть своих личных денег я истратила на оснащение «Ветреницы». Арман богат, но просить его о чем-то я больше не буду никогда.

Он не приехал за мной. Его не интересую ни я, ни даже наш сын. Придётся жить без него, впрочем, я уже свыклась с этой мыслью. Если первые дни я выла по ночам в подушку, то теперь почти не вспоминаю мужа. Не чаще раза в день.

Да, теперь я могла себе признаться: я ждала, что он бросится следом. Что его слова о любви не были лживы. Увы. Я ошиблась.

А все же мне казалось постоянно, что он рядом. Оглянусь — и встречусь с ним взглядом. Оборачивалась… никого. Пару раз, впрочем, мне чудилась высокая фигура в чёрном плаще, я пожаловалась Макеши на это, но шаман заверил меня, что чужаков тут быть никак не может — он бы почувствовал. Что ж, после нашего путешествия я ему полностью и безоговорочно доверяла.

Мы сидели в саду с сыном, раскладывали камушки по чашкам.

— Сюда большие, а сюда — маленькие, видишь, Эдди? Где большие камушки?

Сын хохотал и переворачивал обе чашки, а я только вздыхала.

— Эдди, скажи «мама», ма-ма.

Он мотал головой и хихикал:

— Дай!

Да, первое слово у моего сына было отнюдь не «мама».

— Дай! — он строго смотрел на меня и требовательно стучал чашкой по столу. — Дай!

Я беспомощно оглянулась на Антуана, внимательно за нами наблюдавшего поверх книги.

— Что он хочет?

— Полагаю, что ваши бусы.

Я немедленно сняла с шеи жемчужное ожерелье. Эдди схватил его и тут же засунул в рот с самым блаженным видом.

— Эдвард, плюнь, — встрепенулся дед. — Это не ягоды! И вообще, Ива, купили бы вы ему стеклянные бусы, пока он не слопал весь ваш жемчуг. Мальчишке нравится все блестящее и круглое — бывает. И мяч, ребёнку обязательно нужен мяч.

— И мясо, и яйца, — со вздохом сказала появившаяся кухарка. — Молоко тоже кончилось. А Герман опять пьян. Право слово, миледи, нам нужен новый конюх! Кого мне послать на рынок — не садовника же!

Да, конюх здесь был не самый надежный мужчина. Садовник стар. Ещё кухарка и горничная — вот и весь штат. Раз в неделю приезжала девушка из деревни помыть окна и помочь по хозяйству.

— Я съезжу, — кивнула я Клариссе. — Напиши список, что нужно купить.

— Миледи, мне, право, неловко…

— Глупости, — улыбнулась я, мягко забирая у Эдди обслюнявленный жемчуг. — После обеда и поедем с Макеши. Как раз Эдвард заснёт.

— Я уложу пацана, — встрепенулся дед. — Не забудьте купить черники парню, он любит. И мяч!

Я закатила глаза. Вне всякого сомнения, в этом доме был только один хозяин, которого все обожали и стремились ему угодить — и это Эдди. Жаль, что на зиму все равно придётся уехать на Север: здесь будет совсем холодно и ветренно уже через несколько месяцев. Да и рожать второго ребёнка лучше дома, в замке Шанторов.

– Наверное, пора возвращаться домой, – грустно говорю я Макеши, когда мы выезжаем на проселочную дорогу. – Не стоит злоупотреблять гостеприимством королевы.

– И куда ты торопишься? – хмыкает он. – Думаешь, Волорье вернется на Север?

– Да при чем здесь Волорье! – вспыхиваю я. – Мне он совершенно не нужен! Я о нем и вовсе не думаю!

– Ну да, ну да.

– Вы, мужчины, никак не можете признать, что женщины прекрасно могут прожить без вас, – мне больно, и я намеренно раню своего друга. Отвечаю ударом на удар. – А мы – самодостаточны.

Он молчит.

– От мужчин одни только неприятности, – продолжаю я зло. – Они умеют лишь брать…

– Тихо, – бесцеремонно перебивает меня Макеши. – Слышишь?

Нет, я ничего не слышу, но послушно замолкаю. Он натягивает поводья и останавливает наш возок.

– Пожалуй, мы едем обратно, – бормочет он.

– О нет, – раздается из кустов чей-то голос. – Не так быстро!

Макеши ругается на ниххонском, очень тихо и грязно.

Сзади нас появляются еще три человека с наружностью, совершенно не внушающей доверие. Прямо скажем, самого что ни на есть разбойничьего вида. Невольно я скольжу рукой по бедру, с досадой вспоминая, что свой веер в Ранолевсе я убрала в сундук. Макеши застыл, выпрямившись.

– Уважаемая герцогиня, не соизволите ли вы отдать нам ваше великолепное ожерелье? И кошелек впридачу. И, пожалуй, повозку мы тоже заберем.

– Делай как они сказали, – шепчет Макеши. – Там в кустах двое с пистолетами. Мало ли, знаешь, рука у них дрогнет. Не стоит рисковать. Хотя…

Он наклонил голову набок, явно прислушиваясь. Я сняла с шеи ожерелье и отстегнула с пояса кошелек.

– Что там у вас еще, гребни, серьги? И кольца тоже снимайте.

Застыла растеряно. Серьги и костяные гребни, украшенные жемчугом и эмалью – это неважно, а вот кольца… Два из них я почти никогда не снимала: одно принадлежало матери, а другое надел мне на палец Арман в день нашей свадьбы. Несмотря на то, что у меня не было уже надежды на его возвращение, лишиться этого кольца было для меня подобно смерти. Жалобно посмотрела на Макеши, зная, что он не поймет. Мужчины никогда не понимают.

– Господа, прошу вас, – голос мой дрогнул. – Это семейная реликвия. Я готова выкупить свои кольца за любые деньги.

– Вот и отлично, снимайте побыстрее. Может быть, мы продадим их потом именно вам.

Дрожащими пальцами, надеясь на невесть какое чудо, я нарочно тянула время, медленно расстегивая замок на серьгах.

Макеши все еще прислушивался, не делая ни малейшей попытки сопротивляться. Я понимала, что глупо рисковать жизнью из-за каких-то драгоценностей, но все равно готова была плакать, так мне жалко было колец.

– Вам помочь? – не выдержал разбойник. – Могу отрезать вместе пальцами, мне не сложно.

Я молча встала и кинула в него серьгами.

– А кольца миледи оставит при себе, я так думаю, – раздался ленивый голос с дороги. – Впрочем, и все остальное рекомендую вернуть.

Макеши ухмыльнулся, а я, пытаясь унять внезапно заколотившееся сердце, уставилась на подъехавшего всадника. Огромный черный конь, шляпа, надвинутая на глаза. Широкие плечи, сильные руки… и пистолет, направленный на главаря. Вовремя, ничего не скажешь! Любит же господин Волорье эффектные появления!

– Вы один? – вежливо осведомился разбойник. – Извините, но нет. Я не согласен возвращать золото. Предлагаю остаться при своем и разойтись с миром.

– Увы, но ваше предложение неприемлемо, – с сожалением в голосе заявил Арман, а затем вскинул руку и выстрелил в глубину кустов. Судя по крику – попал.

В тот же миг с облучка повозки взлетела коричневая птица, молнией метнувшаяся в кусты с другой стороны дороги. Оттуда тожа раздался крик. Главарь на миг растерялся, и Волорье направил своего огромного коня прямиком на него. Тот еле успел откатиться в сторону. Два лошадиных шага – и мужчина в шляпе навис надо мной, подхватил за талию и затянул на коня.

– Справишься здесь? – крикнул он Макеши.

– Безусловно. Хоть повеселюсь.

– Только не жри их, туземец, они немытые.

– А это как пойдет!

Арман уносил меня прочь, оставляя за спиной испуганные крики. И вез он меня явно не в сторону моря, а куда-то в лес.

43. Награда

– Отпустите меня, – потребовала я, пытаясь вырваться из его рук. – Немедленно.

– Непременно. Но чуть позже.

– Что вы себе позволяете?

– Не ерзайте, Демон не железный, да и я тоже.

– И все же мне хотелось бы определенности.

– Уже приехали, Иветта, помолчи, сделай милость.

Вот как? Помолчать? Он сначала пропадает на два месяца, потом спасает меня, потом похищает – и что, я должна теперь целовать ему руки в благоговении? Не дождется. Едва только он спустил меня с коня на самое крыльцо крошечной лесной избушки, я попыталась сбежать. Ах, как жаль, что я не птица! Улетела бы… А так он снова схватил меня на руки, открыл ногой дверь и внес внутрь домика. Здесь совсем тесно и темно. Через крошечное окно под потолком проникает совсем немного света. Стол, лавка и очаг – больше ничего.

Волорье осторожно ставит меня на пол, не выпуская из объятий, ерошит пальцами волосы.

– Так и не выросли, – дрогнувшим голосом замечает он.

– Вырастут, – зачем-то обещаю я. – Просто пришлось подстричь, чтобы было ровно.

– Тебе идет.

– Вы украли меня, чтобы обсудить мою прическу?

Пальцы скользят по горлу, потом по подбородку, приподнимая мое лицо, заставляя смотреть ему в глаза. В оба глаза. Меня охватывает острое удовлетворение: всё-таки его зрение – это моя заслуга.

– Я тебя не крал. Просто позвал на прогулку.

– Ах, теперь это так называется? Ну так я не хочу гулять.

– А чего ты хочешь?

Эта веселая игра начала меня раздражать. Я сделала шаг назад. Лавка ударила меня под колена, но Арман не позволил сесть, снова рывком притягивая к себе.

Он разглядывает меня так внимательно, что мне становится неуютно под его взглядом. И мысли в голову лезут… всякие. Кровати тут, слава небесам, нет. Видимо, местный лесник спит на лавке или на полу. Да о чем я вообще думаю, какая кровать!

Подушечки пальцев проводят по самому краю декольте, едва касаясь нежной кожи. Как, почему — я вздрагиваю от этой незамысловатой ласки, по коже бегут мурашки. Разумеется, Арр это замечает. Ох, как темнеют его глаза!

— Отпусти! — я резко дергаю плечом, пытаясь вырваться.

— Ива, Иветта, — вкрадчиво мурлыкает он. — Такая горячая, такая страстная. Признайся, ты скучала по ласкам? По нашим ночам? Просыпалась на рассвете с мыслями обо мне? Может, я тебе снился?

Промолчала гордо. И просыпалась, горя от почти нестерпимой жажды, когда все тело пылает, а между ног горячо и влажно. И снилось — ох, чего мне только не снилось!

— Я просыпался, — признаётся Арман. — С мыслями о тебе. Каждый день, Ива, каждый чертов день я утром искал тебя рядом.

Мне ужасно хотелось спросить, что бы он сделал, если бы нашёл. Но я только вскинула подбородок и презрительно скривила губы.

Снова замолчали. Тяжелое дыхание, шелест ветра, скрип старых половиц под ногами. Тяжелая рука на затылке — и у меня подкашиваются ноги. И уворачиваться уже не хочется. Тяжесть сползает ниже — пальцы пробегаются по застежкам платья, словно по струнам гитары.

Треск ткани.

— Что ты делаешь?

— Слишком долго расстегивать.

— Не смей, я не хочу!

— Не верю.

Он просто с силой разводит руки, и платье рвётся пополам. Мое новое красивое платье! Дикарь! Как мне теперь добираться до дома? Горячие губы прижимаются к шее, язык влажно скользит по плечу.

— Ты сладкая, как дыня.

— Ты пьян, Арман?

— Да. Тобой.

Не выдерживаю, снова вырываюсь из рук его, придерживая локтями остатки платья.

— Это ничего не изменит! Чего ты добиваешься, чего от меня хочешь? Допустим, ты меня сейчас возьмешь… силой. Что дальше? Или ты думаешь, что я тут же всё забуду и позволю, как и раньше, вытирать об меня ноги? Уезжать, когда захочешь, забывая обо мне и сыне…

— Иветта, послушай…

— Нет, это ты меня послушай! – я злилась, и сильно.

Шагнул вперед, запечатывая мне рот поцелуем. Жадным, горячим, всепоглощающим. Выбивающим все мысли из головы. Твердые губы, вторгающийся язык. Я задыхаюсь, поддаваясь, прогибаясь, подчиняясь его страсти.

— Теперь молчи, женщина, – с видимой неохотой он отрывается от меня. – Просто выслушай. Будешь возражать – буду затыкать вот так.

Искушение велико. Мне хочется болтать без умолку, но гордость снова поднимает голову. Слишком просто все у него выходит, я не сдамся из-за каких-то там поцелуев, даже столь умопомрачительных.

— Там, на корабле, я сказал много лишнего, но извиняться я за это не буду. Всё, что я говорил, было правдой. Ты, Иветта, упрямая, вздорная эгоистка. Капризная и избалованная.

Я дернулась было, мечтая только об одном – убежать от его злых слов. Ну зачем, зачем он меня нашел – только, чтобы оскорблять? Но его руки ухватили меня чуть выше локтей, не позволяя даже шаг сделать.

— Ты не дослушала. И тогда, и сейчас. Ты – мое море. Непредсказуемое, своенравное, со штормами и штилями. Мне не нужен никто другой, Иветта, пойми. Меньше всего я хотел бы скромную и тихую жену. Именно от такой мне хочется бежать на край света.

Я захлопала глазами, приоткрыв рот. Это что – он мне в любви сейчас признается? Я не сплю?

— С тобой никогда не бывает скучно. Ты – настоящее приключение. И я тебя никуда не отпущу больше.

— А… плавания? – пискнула я. – Ты же – моряк.

— Поплывешь со мной.

— Но сын… он слишком мал! И еще…, – вот тут я замялась, не зная, как сообщить ему о своем положении.

— Сына возьмем с собой. У меня, знаешь ли, новая должность. Дипломатическая. После расскажу. Тебе, я думаю, понравится. Никаких опасностей и приключений больше – во всяком случае, так предполагается. Что ты на это скажешь?

— А что я должна сказать?

— Подумай, умница моя.

— Хорошо, ты меня убедил, – со вздохом сдалась я. – Я тоже тебя люблю. И всегда любила, ты же знаешь.

— Да. С того первого танца ты была моей.

Он силой развел мои руки, и платье, больше не придерживаемое, упало вниз, шурша.

— Арр, в доме есть спальни, – капризно проворчала я. – Ты не можешь потерпеть?

Тихий смешок мне в волосы:

— А ты можешь?

Снова ладонь на затылке, пальцы, зарывающиеся в короткие волосы. Стратег – нашел мою слабую точку точно и безошибочно. Мягкие губы быстро-быстро покрывают поцелуями лицо – глаза, скулы, лоб. Устоять невозможно. Обвиваю руками его шею, запрокидывая голову. Целуй же меня, пей меня, люби – прямо здесь и сейчас. Немедленно – я так этого жажду! Сама цепляюсь за его рубашку, мну ее, тяну – желая добраться до горячей плоти. Снова треск ткани: Арман, кажется, вознамерился, порвать всю одежду, которая только есть на мне. Развязывать шнурок на панталонах ему не хватило терпения. Он подхватывает меня на руки, усаживая на стол.

Каждая клеточка тела ждала его. Эта беременность была совершенно другой: никакой боли, никакого намека на утренние недомогания. Тело словно яблочко наливалось соком и … страстью. Грудь уже потяжелела, предательски отзываясь на каждое прикосновение. Линии округлились. Арман медленно развел колени, смотря очень пристально, молча. Да, так наблюдают за волнами прилива, любуются морем, закатом. Задумчиво, долго. Провел указательным пальцем от подбородка к пупку, ниже, ниже. Прикрыв глаза, дыша порывисто, громко и страстно.

Он вдруг распахнул глаза, положив ладонь на живот.

– Ива? Это то, что я думаю?

Что тут сказать… Потянулась за поцелуем в ответ. Все вдруг стихло. Не могу больше я быть покорной женою. Не буду. Да, я – море, я шторм, он – мой берег скалистый, о который я разбиваюсь и к которому бесконечно стремлюсь.

— Моя. Только моя теперь, слышишь? Никому не отдам.

Словно сорвали кингстоны, наш корабль с громким треском пошел ко дну. Я рвала его рубашку, словно тонкий батист был во всем виноват. Руками, зубами, рычала и выла. Он только смеялся, снимая штаны с сапогами.

— Потерпи, моя буря, — рычал, ловя губами лицо. Бросил плащ мне под спину, опустил осторожно. — Так нас тут теперь трое? Красиво. Ты очень красива. Любовь моя невозможная.

Он смотрел на меня, как капитан на открытые им же земли. Я замерла, не в силах даже дышать. Нечто еще незнакомое, острое, пряное медленно заполняло сознание. Это не было возбуждением торопливым, как прежде. Предвкушение. Как у пустого кувшина в ожидании тугой струи хмельного, густого вина.

Не отводя серых глаз, темнеющих, как небо перед грозой, он согнул мне колени, поднимая и вновь разводя. Поставил ступни на стол, словно тарелки перед семейным обедом на для нас двоих.

Осторожно пальцами подхватил мою лодыжку. Поцеловал каждый палец, жадно прихватывая губами, облизывая, сладострастно посасывая. От этой ласки пронизывало возбуждением насквозь, как от маленьких молний. Я потянулась руками навстречу - он отстранился неторопливо, не отрываясь. Дорожка влажных и горячих поцелуев наверх. Следом, словно волна наступала, подхватывала, обволакивала и уносила. Горячо, невозможно, немыслимо. Руки гладили, как крылья чаек над волнами - дразня, не касаясь и не ныряя. Губы, язык, выводили одному лишь ему ведомые слова любви на моей коже. Выше, выше. Пальцы, погладили вдруг самый центр моих громких желаний. Так влажно и так порочно, нырнули слегка подразнив и заставив податься навстречу.

— Нет. Забудь про то, что ты жена. Здесь и сейчас – я охотник, а ты жертва.

Опаляющее дыхание. Раскаленный язык, проникающий внутрь. Пальцы, раскрывающие женское естество будто книгу. Массивные плечи раскрывающие мои колени, как двери - настежь.

Заскулила жалобно, не в силах больше быть покорной и терпеливой. Войди же! Я жду тебя, вернись в свой дом, без тебя сиротливо и пусто. Это так просто - войди и согрей. Раскали добела, как металл раскаляется в пламени. Муж мой, мой любовник и неизлечимая моя болезнь...

Выгнулась тонкой дугой, не могу больше, изнываю, страдаю, хочу.

— Иди ко мне.

Очень просто и так честно. А в ответ – громкой стон. Как будто нож ему в спину воткнули.

— Что ты делаешь со мной? Я боюсь утонуть. Снова гибну.

И - пришел. Медленно, наполняя все тело теплом и восторгом. Он входил так, как солнце восходит после долгих и страшно унылых дней зимы. Я ему раскрывалась навстречу, хватая ртом воздух, поглощая каждой частицей себя, забирала, не возвращая. Крала у всего этого мира, прятала внутри себя это чудо. Дальше, глубже, всепоглощающе.

Мы жадно пили друг друга, не в силах на миг оторваться от пьянящего этого зелья. Пели общую песню любви – быстрее, быстрее. И уже будто шторм грохотал в этой лачуге. Волны бились о берег, осыпая всю землю потоками брызг с белой пеной.

— Кричи, Ива. Кричи, я хочу тебя слышать.

Я и кричала. Карабкалась по нему, как по скалам, вырывалась, не видя уже и не слыша вокруг ничего. Мой мучитель держал меня крепко, заставляя испытывать ни с чем не сравнимое наслаждение, еще и еще. И я себя потеряла. Многократно. Навеки. Словно заново родилась в его крепких объятиях. Я и не я.

Очнулась, сидя у него на коленях, свернувшись в калачик, прикрытая теплым плащом. Огороженная со всех сторон его телом от мира. Под защитой. Дома. Вот теперь уже – навсегда.

— Люблю, — тихо шептал он мне в волосы. Мне? Себе ли? Или может – всему этому миру Арман сообщал свое это открытие? — Никому не отдам, мое море, моя жизнь, моя мечта.

Эпилог

Да, новое назначение Армана оказалось для меня весьма приятным сюрпризом. Вазилевс решил отправить строптивого, но такого любознательного адмирала подальше от Ранолевса – послом в Ниххон. Вместе со всем семейством, разумеется. Я визжала от восторга, а Арр строго выговаривал мне, что подобное ребячество не пристало герцогине Шантор. Глаза его, впрочем, смеялись, он был очень доволен, что я счастлива.

И в один поистине прекрасный день “Сердце Севера” прибыло в порт Ниххона. Этого дня ждали с нетерпением все – и я, и Макеши, и Антуан Бревс, но в особенности – команда корабля, которых малыш Эдвард просто измучил своей любознательностью. Из каких только щелей мы его не вытаскивали, с каких вант не снимали, разве что за борт он не падал, но это не иначе, как чудо. Парень был просто влюблен в эту интересную огромную игрушку с веревками, лестницами и всяческими норами. Прирожденный моряк!

Нас встречали. На пристани ждали и Авелин, и Акихиро Кио, и малышка Янголь. Мне хотелось спрыгнуть со сходен им навстречу, смеясь и рыдая, но твердая рука супруга удержала меня.

– Не забывай о своем положении, – строго сказал Арман громко.

Я кивнула послушно. Чтобы все видели. И лукаво стрельнув в него взглядом, шепнула:

— А не то … что?

Поймала взгляд. Тот самый, который хотела и получила. С тихим выдохом в ухо:

— Поймаю. И буду наказывать. Долго. Жестоко.

А муж мой – тот еще разбойник. Отлично. Мне это очень нравится.

Медленно и величественно, как и полагает столь важным людям, как посол Ранолевса с благоверной супругой, мы сошли на берег. Следом спустились Макеши с малышом Эдом на руках и Антуан Бревс. Янголь не выдержала первой, вырвавшись из рук мамы и летя ко мне, словно птичка.

– Ива, Ива, сестренка!

Я прижала ее к животу – едва еще выступающему, но она тут же обо всем догадалась, отпрыгивая и смешно тараща темные раскосые глаза:

– Ты беременная?

— Тише, не надо об этом кричать на всю пристань, – смеясь, попросила я.

— Ух, ты родишь мне подружку!

— Думаешь, будет девочка? – обрадовалась я.

— Конечно, кто же еще.

Янголь порою предсказывала будущее. Во всяком случае, некогда она напророчила мне вторую встречу с Арманом. А я… я очень хотела подарить ему именно дочь. Только дочери делают отцов невозможно-счастливыми.

Обняла крепко родителей. Как я скучала! Оглянулась на мужа. Он улыбался, светло и спокойно, любуясь на эту картину. О чем он думал? Представлял себя в роли отца дружной семьи? Судя по взгляду – вполне вероятно.

– Дайте же мне моего внука, – потребовала мама. – Ух, какой крепкий парень!

Эд, сидя на руках бабушки, ее разглядывал с явным восхищением, осторожно трогая светлые волосы и улыбаясь во весь рот. Вот ведь… сын отца своего!

Мама вдруг обернулась, будто в ответ на чей-то немой зов.

— Отец… Ты как здесь?..

— Сбежал, – нервно усмехнулся Антуан Бревс. – Знаешь, в моем возрасте роль, предписываемая мне на Птичьем острове, стала весьма утомительной. Я решил, что пользы от меня все равно уже немного… и покинул это славное место на корабле капитана Волорье. Вот, решил поглядеть на внуков… Сотней больше, сотней меньше…

Авелин хрустально засмеялась.

— Я рада тебя видеть. Погостишь у нас?

– С радостью.

Акихоро подал тестю руку, испытующе вглядываясь в его лицо. Видимо, разглядел то, что хотел, и кивнул приветливо.

– Добро пожаловать в Ниххон, родственник.

Макеши дотронулся пальцами до моей руки, вопросительно на меня глядя, и я, вздохнув, спросила Авелин.

– Есинага домой вернулась?

– Да, – удивилась мама. – А что с ней могло случиться? Она – девочка умная, ответственная. Никогда не позволила бы себе нарушить контракт с кланом.

Макеши скрипнул зубами.

– А где она сейчас?

– Я не знаю, а почему ты спрашиваешь? Скорее всего, в деревне, в ее положении…

– В каком положении? – отодвинул меня в сторону Макеши. – Ли, она ждет ребенка?

– Да, – Авелин вдруг улыбнулась весело, почти засмеялась. – Поезжай, конечно, даже не думай. У Ивы здесь достаточно защитников. Но имей в виду, будет очень непросто. Ниххонцы очень… традиционны. Во всяком случае до тех пор, пока им это выгодно. Помни об этом всегда.

Макеши отрывисто кивнул.

– Спасибо, – быстро сказал он, поправляя на плече свой мешок. – Ива, не хулигань и слушайся старших. И веер свой больше не забывай.

И исчез, растворился в узких улочках Ньяхо.

– И что за история с веером? – негромко поинтересовался отец.

– Я вам расскажу ее. Обязательно. Несколько позже и без свидетелей, – Арман усмехнулся. – Кажется, нам полагаются комнаты в Императорском дворце? Не стоит пренебрегать гостеприимством Императора, мне что-то подсказывает, что это может быть чревато. Где здесь рикши?

Очень скоро нас с мужем пришлось рассказать всю нашу историю. Увлекательный вечер воспоминаний… Вкусные блюда, круг родных лиц, теплые взгляды, воспоминания.

Арман неспешно рассказывал, как искал меня долго на Севере, а Женевьева и не подумала ему помогать. Не сказала, где я, а лишь только смеялась, говоря, что капитан должен разыскать свое сокровище сам. И вообще – от хорошего мужа жены не сбегают, что такого натворил отважный Волорье, если его жена предпочла вдруг сбежать и спрятаться вместе с ребенком?

Он ужасно тогда разозлился, рассорился вдрызг с королевой, наговорил много лишнего Вазилевсу, намекая на воспитание столь строптивой супруги. И только юный кронпринц сжалившись над другом рассказал обо всех поместьях его матери. Ох уж эти королевские игры!

Невзирая на “помощь” двора, на свою все растущую популярность среди дам королевства, Арман меня все же нашел. Немалых трудов стоило скрыться от света. Заметая следы, отбиваясь от массы друзей и поклонниц, мой муж поселился в лесу, неподалеку от нас.

Зачем? Хотел просто понять, почему от него я “сбежала”. Преследовавшая ум любого покинутого супруга мысль о любовниках вскоре отпала. Тогда почему? Он не понимал. Ох уж эти мужчины…

А вот про свои ощущения при этом он рассказывал уже одному только Акихиро, когда я, как он подумал, уснула на диванчике, а Авелин увела Янголь и Эдварда спать.

Как он наблюдал. Как видел, что я совершенно спокойна, даже счастлива, вероятно. Как раз за разом рвался ко мне и останавливался, задавая вопрос себе снова и снова: что скажет? Как сможет мне все объяснить? Может, просто уйти, как мальчишке?

Нет, мужчина не должен так просто сдаваться, оставляя все то, что принадлежит ему по праву крови и брака. По праву любви. Да, только там, в чаще лесов, смотря на меня, наблюдая, теряя и не находя, он понял тогда окончательно: любит. Не как потерянный берег и не как последнюю свою надежду. Любит любой. Чужой или влюбленной в него беззаветно – уже неважно. Капризной, самоуверенной. Плачущей и веселой. В бриллиантах и голой, на песке и в снегу. Просто – любит. Как может и должен любить настоящий мужчина.

Именно эти слова он потом скажет своему так быстро растущему сыну. Больше никто не научит его, что значит быть гордым представителем рода Шантор. Только отец. Тот, которого Арману так самому не хватало.

Во всяком случае он так думал до того, как проснулся с ножом у горла.

– Предупреждать надо, капитан. – темнота звучала узнаваемым тембром Макеши. – Я ж мог ловушку поставить. Или сначала стукнуть по голове, а потом задавать вам вопросы.

Все, что мог Арман – только развести руками.

Он сказал, что они говорили всю ночь. О чем? О любви, несомненно. О женщинах, что бесконечно глупы. О надеждах, конечно.

А потом произошло это нападение — в местах, где отродясь разбойников не бывало. Арман еле успел, испугавшись вот так вот — впервые. Я, конечно, скромно умолчала о том, что Макеши во всех сферах этой страны имел свои связи. Не он ли дал наводку на «герцогиню”? Да и не важно. Мой супруг был прекрасен, и это даже не обсуждается. Мой личный герой как в сказках старинных – спас принцессу, всех победил, трофей свой похитил. Об остальном он скромно умолчала, но думаю, отец прекрасно догадался.

А потом Арман на руках перенес меня в постель и лег рядом. Я в полусне переплела с ним пальцы.

Надо же, я ведь даже и не подозревала, что ему было так сложно меня найти. Он не говорил ничего, а я и не спрашивала. Боялась, наверное, а может – это все было неважно. К тому же у него было потом много дел: знакомство с сыном, завоевание его доверия. Эдди принял отца далеко не так быстро, как деда.

Потом мы вернулись в столицу, произведя там фурор. Потом была свадьба Жерара и Лиски, оформление всех документов – и отплытие в Ниххон. Еще я узнала, что Армана наградили орденом за его вклад в естественные науки и настоятельно просили сесть писать о своих путешествиях книги. Надо же…

Новое дело и новые горизонты.

Ощущать в себе новую жизнь было в этот очень радостно. Мы оба по-настоящему хотели этого ребёнка, муж, кажется, был счастлив даже больше, чем я. Смеялся, что с Островов мы привезли самое ценное, что могли. Какой он все-таки… Спокойный, сильный и надежный. Мой берег, моя скала, о которую разбиваются все шторма этого мира.

Моя судьба, мой человек, мой мужчина. Ловила его серый взгляд, теплеющий сразу, полный любви и восторга. Горячие пальцы в руке дарили мне силу.

Мы вместе.

Впереди целая жизнь, полная приключений. Мы еще столько увидим, пройдем сотни дорог, на суше, на море. Рядом.

Он — моей континент, я — его океан. Мы — целый мир.