Гибель Иудеи

Люди Ония распространили слухи о заговоре, в результате которого Иерусалим должен был быть предан в руки римлян. Вождями заговорщиков называли Анания, Матия бен Теофиля, правящего первосвященника, и приверженцев дома Ирода. Волнение дошло до высших пределов; когда же наконец были схвачены и отведены в тюрьму казначей Антипас и различные высокопоставленные лица, когда их предали суду, то измена казалась доказанной. Народ требовал казни изменников и грозил сам напасть с оружием в руках на тюрьму и убить предателей.

Вечером того же дня Елеазар бен Симон, предводитель зелотов, сам не одобрявший необдуманную быстроту действий, созвал собрание во дворе храма. Только этого Оний и ждал. Он запустил в толпу своих людей, и огромный двор наполнился странным наглым людом; предводитель зелотов понял опасность положения и хотел тотчас же распустить собрание; но один из людей Ония стал требовать смещения первосвященника и выбора нового из народной среды. Поднялся страшный шум. Напрасно более благоразумные старались умиротворить рассвирепевшую толпу, которая требовала жертвы; даже более спокойные присоединялись к требованиям толпы, одни из искреннего патриотизма, другие из боязни перед мечами бунтовщиков.

Через несколько минут был образован совет, который свергнув Матия бен Теофиля, уничтожил старинные привилегии аристократии. Брошен был жребий для выбора первосвященника из народа.

Раздался оглушительный смех, когда выбранным оказался невежественный крестьянин Пинхас бен Самуэль, он происходил из священнического рода. Его привели в Иерусалим прямо из деревни, с хохотом и насмешками нарядили в одежды первосвященника и привели в храм, занятый зелотами. Такое глумление над святыней сделало примирение невозможным. С тем же гонцом, который доставил письмо Вероники в Иерусалим, Оний сообщил царице и через нее Веспасиану о том, что святой город залит кровью своих жителей.

Произошли уже кровопролитные схватки между знатными родами и зелотами. Оний же оплакивал вместе с Симоном бен Гамлиэлем и Иоанном из Гишалы несчастную родину, обреченную судьбой на погибель. Иоанн сидел вместе с престарелым председателем синедриона в одной из комнат дворца, когда вошел Оний с выражением глубокого волнения на лице.

— Благословен Всевышний, что я вас застал! Вы одни можете остановить всеобщую гибель. Нужно спешить и потому…

— Спешить? — перебил его Иоанн. — Но что же случилось, говори!

— Страшное, небывалое должно свершиться в эту ночь. Ананий решил осадить храм ночью и беспощадно убивать всех, кто будет сопротивляться.

Симон бен Гамлиэль побледнел.

— Но разве он не знает, — крикнул старец дрожащим голосом, — что идет против иудеев, своих единоверцев и соотечественников!

Оний пожал плечами.

— Он ослеплен интересами своей партии и не видит опасности, надвигающейся извне.

На минуту наступило томительное молчание. Иоанн ходил взад и вперед с нахмуренным лицом. Оний с кажущимся спокойствием стоял у дверей, следил за Иоанном. Вероника требовала, чтобы Оний как можно более отдалил Иоанна от всех партий. Если он примкнет к одной из них, то, конечно, тотчас же получит высшую власть в государстве и объединит народ для сопротивления римлянам. Нужно непременно лишить его доверия и любви народа, сделать его подозрительным в глазах толпы. Онию казалось, что наступила минута для выполнения этого плана и что ему удастся представить Иоанна виновником смуты.

— Я знаю, — сказал он медленно после долгого раздумья и опустил глаза, чтобы скрыть лукавое выражение лица. — Я знаю, как покончить эту несчастную распрю, но средство опасно для того, кто его будет применять: он легко может возбудить подозрение всех партий.

Иоанн вспылил.

— Дело идет о спасении всех, и нужно быть предателем, чтобы не пожертвовать личным положением для общего блага.

— Таково и мое убеждение, — ответил Оний горячо. — Поэтому я предлагаю тебе, Иоанн, любимцу народа, употребить свое влияние для восстановления мира. Отправься к первосвященникам, собравшимся во дворце Анания. Убеди их отказаться от некоторых своих привилегий в пользу низших. И когда тебе это удастся, при помощи Симона бен Гамлиэля отправься в храм к осажденным зелотами и убеди их, в свою очередь, уступить аристократии.

Он закончил говорить и пристально взглянул на Иоанна. Тот понимал, как опасно последовать совету Ония и как посредничество между двумя партиями может возбудить всеобщую ненависть и еще более увеличить смуту. Но когда Симон бен Гамлиэль встал и подошел к нему с умоляющим видом, Иоанну показалось, что вся жизнь его великого отечества сосредоточена в фигуре согбенного старца. Он решил отдать последнюю каплю крови за неприкосновенность этой священной главы. Он выпрямился и молча взял меч.

— Что ты решил, Иоанн? — спросил Симон бен Гамлиэль.

Кроткая улыбка показалась на истомленном лице Иоанна; он положил руку на плечо председателя синедриона и повел его вместо ответа к двери.

— Ты укажешь нам путь к дому Анания, Оний?