— Пустите меня, друзья, молил он. — Я уже давно чувствую, что слишком слаб, чтобы управлять Иерусалимом. Преступно пролитая кровь гнетет меня, а коварный враг внутри, — он указал на грудь, из которой исходили хрипящие звуки, — застилает мне взор. Я разучился быть вождем. Молодая сила должна вытеснить немощную старость. Малодушие и раскаяние пригодны в келье грешника, но им не место управлять отчизной, и потому…
Он вытянул исхудалую дрожащую руку по направлению к палатке Симона бар Гиона. На его возбужденном лице видно было непоколебимое решение сдаться.
— Это будет гибелью для всех нас, — проговорили все, опустив головы.
— Лучше погибнуть нам, чем Иерусалиму, — сказал Иоанн и сделал знак слугам нести вперед носилки.
Симон бар Гиора принял его, окруженный войском. Он поднялся навстречу больному Иоанну, и тот с огромными усилиями встал из носилок и приблизился к нему с опущенной головой.
— Я пришел к тебе, — сказал тихо Иоанн и поднял свой взгляд на мрачное лицо Симона. — Старость пришла к юности, прошлое к будущему. Я хочу, чтобы ты понял, что отечество гибнет из-за нашей распри.
Симон бар Гиора рассмеялся.
— Из-за нашей распри? — повторил он резко. — Кто же виновник несчастья, кто навлек на Иерусалим гнев Божий? Я не был сторонником знатных родов, но я враг лжи, выдуманной твоим безграничным честолюбием. Не думай, что ты можешь меня обмануть, как ты обманул своих сторонников. В моих руках доказательства твоей измены, и потому, несмотря на перемирие, я воспользуюсь возможностью расправиться с тобой.
Он схватил за руку стоявшего перед ним Иоанна и заставил его встать на колени.
— Смотри, народ иерусалимский, смотри на Иоанна из Гишалы, изменника своей родине! — крикнул Симон.
Возгласы негодования послышались из группы сторонников Иоанна, пришедших с ним. Они столпились вокруг него, защищая его своими телами, впереди всех был Регуэль, который спешил поднять отца с земли. Но Иоанн не позволил этого.
— Оставь, — сказал он. — Это справедливая кара. Я давно хочу искупить свою вину пред Богом. Ты не знаешь, как я страдаю. Для меня отрада лежать здесь в пыли и чувствовать карающую руку Господа.
Регуэль приходил в отчаяние. Смятение увеличивалось, галилеяне уже хватались за мечи, чтобы обороняться, а под предводительством Хлодомара из храма спешил отряд зелотов. Битва казалась неизбежной. Но вдруг среди воинов показалась женская фигура. Она опустилась на землю рядом с Иоанном из Гишалы, все еще стоявшим на коленях, и обняла голову старика.
— Тамара, — вскрикнул он. — Тамара, это ты?
— Да, — ответила она, рыдая и целуя его руки. — Это я, твоя Тамара, твое дитя. Но…
Она обернулась к бар Гиоре. Он обнажил меч и встал во главе своих людей, чтобы вести их против галилеян и зелотов. Она быстро вскочила и откинула назад волосы, опустившиеся ей на лицо от резкого движения. Глаза ее сверкнули, и, встав между воинами, она сказала громко:
— Слушайте, воины, это я, Тамара, дочь того, который здесь унижен. Перед всеми теми, которые любят отечество не менее тебя, перед лицом святого города и вечного храма, перед лицом Всевышнего спрашиваю я тебя, Симон бар Гиора, почему ты обвинил Иоанна из Гишалы в предательстве?
Повисла глубокая тишина. Даже самые возбужденные поняли, что девушка спрашивает справедливо. Симон бар Гиора облегченно вздохнул. Он видел, что и среди его приверженцев многие не одобряют его поведения относительно Иоанна из Гишалы.
— Ты спрашиваешь, девушка, — сказал он, — о вещах, которые нам всем известны. Отец твой стремился к власти и поэтому хотел удалить представителей знатных родов. Он нашел средство лишить их доверия народа. Он подделал письма, по которым будто бы видно было, что противники его заключили союз с Вероникой, Агриппой и римлянами. Эти ложные письма он распространял в народе. Так он обманывал и проливал невинную кровь.
Иоанн из Гишалы вздрогнул как от удара бича и гордо поднял голову.
— Ты лжешь, Гиора, — крикнул он, — я никогда…
Он не закончил. Тамара мягко взяла его за руку.
— Погоди, отец, — сказала она. — Я знаю Симона бар Гиора. Он вспыльчив и нетерпелив, но он добр и честен. — Обращаясь затем к Симону, она продолжала: — Ты говоришь о письмах, но где же они? Принеси мне доказательства, покажи их нам, и клянусь Всемогущим Богом, если твое обвинение справедливо, сам отец отдастся тебе на суд и никто из его людей не поднимет меча против тебя…
— Клянусь в этом, — подтвердил Иоанн и выступил вперед, поддерживаемый своими детьми.
Симон бар Гиора был изумлен твердостью человека, вина которого была так очевидна. Он обернулся в ту сторону, где до прибытия Иоанна стоял доверенный его невинных жертв.
— Оний! — позвал он.
Но никто не отвечал. Никто не шел на его зов. Он позвал еще раз.
Иоанн из Гишалы вздрогнул, и глаза его широко раскрылись.
— Оний? — переспросил он. — Это он дал тебе эти письма?
Симон бар Гиора кивнул: страшное подозрение закралось в его душу.
— Оний! — крикнул он в третий раз.
Из толпы воинов вышел один человек.
— Я встретил его на улице, ведущей к складам, — сказал он.