Гибель королей

– Священные книги описывают идеальные груди как молодых оленей, господин. Должен признаться, я тщательно изучал этот аспект. – Он помолчал, обдумывая только что сказанное, затем одобрительно кивнул. – Очень тщательно! И все же до сих пор не понял, в чем схожесть. Но кто я такой, чтобы подвергать сомнению написанное в священных книгах?

– Значит, сейчас, – пробормотал я, – все утверждают, что венчания никогда не было.

– Вот поэтому-то я и не могу рассказать тебе, что я сделал, – заявил Катберт.

– И все же венчание состоялось, – уточнил я, и он кивнул. – И близнецы законнорожденные, – добавил я, и Катберт опять кивнул. – А ты разве не знал, что Альфред не примет этот брак? – спросил я.

– Эдуард очень хотел жениться, – просто ответил он.

– Ты поклялся хранить молчание?

– Они пригрозили, что сошлют меня во Франкию, – пожаловался новоявленный капеллан, – в какой-то монастырь, но король Эдуард предпочел отправить меня к тебе.

– В надежде, что я убью тебя?

– В надежде, господин, что ты защитишь меня.

– Тогда, ради бога, не разбалтывай кому ни попадя, что Эдуард женился.

– Я буду хранить молчание, – пообещал он. – Я буду святым Катбертом Молчаливым.

* * *

Близнецы жили с Этельфлэд, которая строила конвент в Сирренкастре, недалеко от моего нового поместья. Во времена, когда Британией правили римляне, Сирренкастр был большим городом, и сейчас дочь Альфреда жила в одном из древних домов, красивом здании с просторными комнатами, выходившими на дворик с колоннадой. Когда-то дом принадлежал старшему Этельреду, олдермену Мерсии и мужу сестры моего отца, и я жил в нем в детстве после того, как сбежал на юг от своего другого дядьки, узурпировавшего Беббанбург. Старший Этельред расширил дом. Теперь в нем сакская тростниковая крыша сочеталась с римской черепицей, но он оставался очень уютным, а защиту ему обеспечивали стены города.

В качестве строительного материала для конвента люди Этельфлэд использовали римские развалины: они разбирали остатки древних зданий и складывали из камня новые стены.

– Зачем все это? – спросил я у нее.

– Затем, что таково было желание моего отца, – ответила она, – и затем, что я дала слово. Монастырь будет посвящен святой аббатисе Вербурх.

– Той женщине, что напугала гусей?

– Да.

Воздух в доме Этельфлэд буквально звенел от голосов детей: ее собственной дочери, Эльфинн, двоих моих младших, Стиорры и Осберта. Мой старший, Утред, все еще был в школе в Винтанкестере, откуда писал мне почтительные письма, которые я даже не считал нужным читать, потому что знал: они преисполнены скучным благочестием. Самыми младшими в Сирренкастре были близнецы-младенцы Эдуарда. Помню, как я смотрел на спеленутого Этельстана и думал, сколько бы проблем решилось одним взмахом Вздоха Змея. В этом я был и прав, и не прав: со временем Этельстан вырос в молодого человека, которого я полюбил всей душой.

– Ты знаешь, что он законнорожденный? – спросил я у Этельфлэд.

– Если верить Эдуарду, то нет, – ответила она.

– У меня в доме живет священник, который обвенчал их.

– Тогда прикажи ему держать язык за зубами, – посоветовала она, – иначе ему несдобровать.

Сирренкастр располагался недалеко от Глевекестра, где у Этельреда имелся дом. Он ненавидел Этельфлэд, и я опасался, что Этельред поручит своим людям захватить ее, а потом либо убьет, либо заточит в монастырь. Ведь она лишилась защиты и покровительства своего отца. Однако Этельфлэд отмахнулась от моих страхов.

– Может, Эдуарда он и не боится, – сказала она, – но вот ты наводишь на него ужас.

– А он решится провозгласить себя королем Мерсии?

Этельфлэд наблюдала за тем, как каменщик обтесывает римскую статую. Бедняга пытался сделать из орла гуся, но пока ему удалось лишь добиться сходства с возмущенной курицей.

– Нет, – ответила она.

– Почему?

– Слишком многие олдермены Мерсии хотят защиты Уэссекса, – пояснила она, – и, по сути, Этельреда не очень интересует власть.

– Не интересует?

– Во всяком случае, в настоящий момент. А раньше интересовала. Сейчас он каждые несколько месяцев страдает от приступа болезни и очень боится смерти. Он хочет заполнить то время, что ему осталось, женщинами. – Она с сарказмом посмотрела на меня. – В некоторых аспектах он очень похож на тебя.

– Чепуха, – возразил я. – Сигунн – моя экономка.

– Ага, экономка, – пренебрежительно усмехнулась Этельфлэд.

– И она боится тебя до ужаса.

Ей понравились мои слова, и она рассмеялась, а потом, увидев, как неловким ударом деревянного молотка каменщик отбил у курицы клюв, сокрушенно вздохнула.

– Я всего лишь просила сделать статую Вербурх и одного гуся.

– Ты хотела слишком многого.

– Я хочу того, что хотел мой отец, – тихо призналась она. – Англию.