Гибель Помпеи (сборник)

…Вдруг я услышал шарканье чьих-то ног у нашего подъезда, тихий стук костяшками пальцев в дверь. Стук был коротким, но шарканье не прекращалось: кто-то тщательно вытирал ноги о крыльцо. Стук повторился.

Я натянул штаны, накинул телогрейку, тихо вышел из комнаты и спустился в подъезд. Там уже стояли Дамир, Велира и Севка Пастернак.

– Кто-то стучит, – боязливо сказала Велира.

– Кто там? – крикнул Дамир.

– Откройте, пожалуйста, – послышался за дверью глуховатый мужской голос.

В подъезд один за другим входили наши ребята. Дамир открыл дверь. На крыльце стояла какая-то сутулая фигура в черном, сильно поношенном пальто, в шляпе. Из-под широких обвислых брюк матово блестели головки новых калош.

– Вам кого? – сердито спросила Эльмира.

– Тише! – оборвал ее Севка. – Что ты, не понимаешь?

– Я, собственно, просто так, – пробормотал человечек. – Проходил мимо и решил постучать. Должно быть, нервы…

– Вы, наверно, по запаху, – любезным голосом сказала из-за наших спин тетя Зоя. В руках у нее был ухват. – На пирожки потянуло? Заходите, попотчуем.

– Нет, спасибо, что вы, я в самом деле ошибся, ваш дом пятьдесят пять, а мне нужно двадцать два. Сами понимаете, как похожи эти цифры. Просто посмотрел не с того ракурса, – бормотал человечек и продолжал осторожно отступать.

– Севка, Васька, Борька, заходите справа, – скомандовал Дамир.

Человечек резко повернулся и побежал. Мы бросились за ним. Мы бежали очень быстро, но никак не могли его догнать. Прямо перед нами мелькали его новенькие калоши, слышались прерывистые хрипы, вырывающиеся из его груди, но дотянуться, схватить за полу черное развевающееся пальто никому не удавалось.

Уже начинало светать, и в конце гулкой улицы небо было розовым, низко висели трамвайные провода, орали грачи в пустых садах.

– Простая ошибка, элементарная путаница! Думал, двадцать два, оказалось – пятьдесят пять! – дико заорал человек, резко свернул за угол, в туче брызг пролетел по лужам сквера и дунул вниз по Поддужной, к тускло светящейся ленте речки Казанки, за которой начинались уже поля и синели, розовели, зеленели маленькие озерки. Он бежал прямо к узкому дощатому Коровьему мостику.

– Неужели не догоним, неужели уйдет?! – крикнул я.

– Как же, уйдет! Там наши! Попался, голубчик! – закричала тетя Зоя.

На мосту действительно были наши – Инка и ее «летуны». Красавица сидела на перилах, свесив кудри, офицеры играли на гитарах, а француз пел никому из нас не известную песню:

Как я хочу в вечерний часКольцо Больших бульваровОбойти хотя бы раз…

– Ну вот, уже гонят! – воскликнула Инка. – Мальчишки, только не стреляйте – надо живьем!

Офицеры, раскрыв объятия, побежали к человечку, но тот вдруг оторвался от земли и тяжело полетел над рекой Казанкой, заваливаясь, ухая, стеная, рыча, то ли как сова, то ли как подстреленный бомбардировщик.

– Эх, где же мой «Як»! Где же мой «Илюшин»! Где же моя «Аэрокобра»! – в досаде закричали «летуны». По мосту загрохотали их сапоги и наши дырявые ботинки.

Человечек неуклюже приземлился на другом берегу и побежал по полям, по вязкой весенней земле.

Мы мчались за ним мимо озер под бледной луной и розоватой зарей, смешались ночь и день, черное пальто все трепыхалось перед нами, и мелькали калоши.

В одном из озер по пояс в воде стоял голый Миша Мамочко.

– Берлин брал, кровь мешками проливал! – заорал он. – Вся грудь в крови! – завопил он, нырнул и вынырнул. – Искусана клопами! – захохотал он. – Граждане, червонец за шутку!

На берегу другого озера сидел с удочкой Камил Баязитович. Увидев погоню, он вскочил.

– Так и знал, что клюнет! – закричал он. – Вот это щучка.

Однако человечек снова совершил полет над озером на распластанных вроде бы драповых, вроде бы бронированных крыльях и, вновь приземлившись, пустился в поля.

Впереди, на холме, у треноги фотоаппарата суетился дядя Лазик, а рядом стояла с поднятой кверху рукой юрисконсульт Пастернак.

– Готовьте магний, Нина Александровна! – покрикивал дядя Лазик. – Снимок для истории! Оп!

Вспыхнул магний, на мгновение все вокруг стало черным и белым.

– Готово!

Человечек бежал уже тяжело, калоши застревали в липкой земле, но он никак не хотел с ними расстаться.

И вот запели, зазвенели во всем чистом поле серебряные фанфары, и в розовом утреннем свете встали на горизонте конный гусар, и слон, и верблюд, и четыре медведя на крыше «эмки», и три упряжки игривых пони, и в колясках множество всякого другого зверья, и артисты с гармониками и дудками.

– Гу-у-у-у! – заголосил человечек. – Гу-гу-гу! Чучеро ру хиопластр обракадеро! Фучи – мелази, рикатуэр!

Взмахнув крыльями, он медленно поднялся в воздух, пролетел, нелепо кувыркаясь, малое расстояние и ухнул в какое-то зеленое озерцо.

Когда мы подбежали, озеро шло кругами. В глубине мгновенно промелькнули знакомая косая челка, усики и оскал, потом все пропало.

– Капут Адольфу, – сказал Дамир и вытер пот.

1967 г.

Любителям баскетбола

Посвящается Стасису Красаускасу