Гибель царей

Прошло всего несколько минут, а десерт уже был готов, и Касаверий обсасывал пальцы, пристанывая от наслаждения. Какое удовольствие — ледяное мороженое в жаркий летний день!.. Мелькнула мысль: сколько могут стоить эти две порции? Невообразимое количество серебряных монет! Глыбы льда везли на телегах с гор, за время перевозки половина пропадала. Потом их складывали в глубокий темный подвал, и лед медленно таял, но на все лето хозяйский дом был обеспечен прохладными напитками и десертами. Касаверий подумал, что надо проверить запасы льда. Возможно, пора сделать заказ.

Вошел Далкий с подносом в руках.

— Можно посмотреть, как ты готовишь мороженое? Мой последний хозяин его не делал.

Касаверий указал рукой на чаши и улыбнулся.

— Все готово. Через кухню придется бежать, чтобы не растаяло.

Далкий наклонился над столом и повалил кувшин с густым сиропом, забрызгав блюдо с чашами желтыми пятнами. У Касаверия враз пропало хорошее настроение.

— Идиот, быстрее неси тряпку и вытирай. Надо спешить.

Раб испугался и дрожащим голосом сказал:

— Прости! Вот чистый поднос, хозяин.

Касаверий переставил чаши с блюда на поднос и быстро протер их снаружи тряпкой, которой вытирал пот. Не до мелочей, подумал он. Лед таял. Повар велел Далкию взять поднос и добавил:

— Давай, беги! И если ты споткнешься, я тебя высеку!

Раб выскочил из комнаты с подносом в руках, а Касаверий принялся вытирать сироп, разлитый на блюде. Какой неуклюжий этот Далкий. Надо подумать, прежде чем давать ему ответственные поручения.

В коридоре Тубрук быстро достал пузырек с ядом, вылил содержимое в обе чаши с десертом и размешал пальцем. Потом рысью пробежал по кухне к дверям и вручил поднос ожидавшему рабу.

Тубрук смотрел, как раб вышел из кухни и скрылся в дверях роскошного здания, стоявшего напротив. Пора уходить. Осталось лишь замести следы. А жаль. Касаверий хороший человек, но он узнает Тубрука, даже если сбрить бороду и снова отпустить волосы.

Чувствуя внезапную усталость, старый гладиатор пошел назад в холодную комнату, нашаривая костяную рукоять ножа, спрятанного под туникой. Это должно выглядеть как убийство. Тогда семье Касаверия ничего не грозит.

— Отдал поднос? — спросил повар, когда Тубрук вошел в комнату.

— Отдал. Мне очень жаль, Касаверий, — ответил тот, быстро шагнув к повару, который смотрел на него, не понимая, почему так изменился голос раба.

Тут Касаверий заметил нож, и лицо его исказила гримаса страха.

— Далкий! Брось!.. — крикнул он, но Тубрук молниеносно ударил ножом в грудь, пронзив сердце, извлек клинок и для верности еще дважды всадил его в тело повара.

Касаверий стоял, шатаясь и ловя ртом воздух. Лицо побагровело, руки обвисли. Наконец он рухнул на стол, сметая с него черпаки и кувшины.

Тубрук почувствовал ком в горле. Много лет он был гладиатором, потом легионером, однако ни разу не убил невинного человека. На душе стало гадко. Касаверий — добряк, и бывший гладиатор знал, что все боги станут мстить убийце хорошего человека.

Тубрук с трудом отвел взгляд от тела повара и постарался успокоиться. Быстро выйдя из комнаты, он пошел по коридору, ведущему на кухню. Надо бежать, чтобы добраться к Ферку до того, как поднимется тревога.

Сулла развалился на обеденном ложе. Он беседовал со своим военным советником, Антонидом, а в голове мысленно прокручивал минувший день, который показался слишком долгим. Похоже, сенат стремится заблокировать его кандидатов на новые должности в магистратурах. Он был назначен диктатором, чтобы навести порядок в Республике, и в первые месяцы сенаторы охотно шли навстречу всем его пожеланиям. Но с недавних пор эти бездельники заседают часами, произнося бесконечные речи о власти и ущемлении полномочий сената.

Советники Суллы считают, что пока не следует оказывать на сенат чрезмерного давления. Мелкие людишки, думал Сулла. Мелкие в мечтах и делах. Будь жив Марий, он обозвал бы их дураками.

— …и возражения насчет ликторов, друг мой, — говорил Антонид.

Сулла презрительно фыркнул.

— Возражают они или нет, а у меня было и будет двадцать четыре ликтора. Я имею массу врагов и хочу, чтобы ликторы напоминали, кто я есть, когда иду с Капитолия в курию.

Антонид пожал плечами.

— Раньше их было двенадцать. Возможно, имеет смысл пойти на эту уступку сенату и настоять на своем в более серьезных вопросах…

— Они просто кучка беззубых стариков, — процедил Сулла. — Разве за последний год в Риме не восстановлен порядок? Разве они этого добились? Нет. Где был сенат, когда я дрался не на жизнь, а на смерть? Чем они мне помогли? Ничем. Я здесь хозяин, и им пора осознать этот простой факт. Я устал ходить вокруг да около, щадя их самолюбие и делая вид, будто Республика все еще молода и полна сил.