Гибель веры

– Думаю, должен знать, но он никому не доверяет настолько, чтобы рассказать, даже нам.

Брунетти кивнул, отвернулся от сержанта и стал смотреть поверх воды на Сан-Марко, что как раз входил в их поле зрения слева. Вспоминал тот последний день в больнице с Марией Тестой, яростную решимость в ее голосе – и при этом воспоминании почувствовал прилив облегчения: хорошо, решила бежать. Он попытался бы ее найти, но надеялся, что это невозможно – ни для него, ни для кого-либо еще. Бог сохранит ее и даст ей силы для vita nuova.

Паола, видя, что их разговор с Вьянелло закончен, вернулась к ним. Сзади налетел порыв ветра и закрыл ей лицо волосами, закинув светлые волны с обеих сторон. Смеясь, она подняла обе руки к лицу, убрала волосы назад и наверх и потом помотала головой из стороны в сторону, как будто вынырнув из глубины. Открыв глаза, увидела – Брунетти смотрит на нее; опять засмеялась, еще громче. Здоровой рукой он прикоснулся к ее плечу и притянул ее к себе. Как влюбленный подросток, спросил:

– Ты по мне скучала?

Она уловила его настроение:

– Я изнемогала от тоски. Дети ходили некормленые. Студенты зачахли от недостатка интеллектуальной стимуляции.

Вьянелло оставил их на этом и пошел постоять возле Бонсуана.

– А что ты поделывала?

Он как будто забыл, что она провела большую часть этих последних десяти дней с ним в больнице.

Он почувствовал, как она напряглась, и повернул ее лицом к себе.

– Что такое?

– Не хочу портить твое возвращение домой, Гвидо.

– Ничто не может его испортить, Паола. – И улыбнулся этой простой правде. – Скажи мне, пожалуйста.

Она внимательно вгляделась в его лицо.

– Я тебе говорила, что собираюсь попросить отца о помощи.

– Насчет падре Лючано?

– Да.

– И что?

– И он поговорил с некоторыми людьми – со своими друзьями в Риме. Думаю, он нашел решение.

– Расскажи.

И она рассказала.

На второй звонок Брунетти дверь дома священника открыла экономка. Простая женщина, под шестьдесят, с безупречно гладкой кожей – такую он часто видел на лицах монахинь и других старых дев.

– Да? Чем могу вам помочь?

Когда-то она была хорошенькой – темноглазой и большеротой, – но время заставило ее забыть о таких вещах, и вот лицо ее поблекло, стало тусклым и рыхлым.

– Я хотел бы поговорить с Лючано Беневенто.

– Вы прихожанин? – Ее удивило употребление имени священника без его сана.

– Да, – ответил Брунетти после лишь секундного колебания – его ответ правдив по крайней мере географически.

– Проходите в кабинет, я позову падре Лючано. – И повернулась спиной к Брунетти.

Он закрыл парадную дверь и последовал за ней по холлу с мраморным полом. Она открыла для него дверь в маленькую комнатку и исчезла – отправилась на поиски священника.

Внутри стояли два кресла, придвинутые друг к другу, вероятно чтобы способствовать интимности исповеди. На одной стене висело маленькое распятие, напротив – репродукция Краковской мадонны. На низком столе – экземпляры журнала «Фамилиа кристиана» и несколько почтовых форм для пожертвований, – может быть, кто-то отважится сделать подношение «Примавера миссионария». Брунетти оставил без внимания журналы, картинки и кресла. Он стоял в центре комнаты, невозмутимый, спокойный, и ждал, когда появится священник.

Дверь открылась через несколько минут, и вошел высокий, тощий человек. Облаченный в длинные юбки, закованный в высокий воротник, он казался еще выше; впечатление это усиливалось прямой осанкой и широкими шагами.

– Да, сын мой? – произнес он, войдя.

От его темно-серых глаз расходились морщинки – следствие частых улыбок. Рот большой, улыбка приглашала к секретности и доверию. Он улыбнулся Брунетти и шагнул вперед, по-братски предлагая руку.

– Лючано Беневенто? – Брунетти держал руки по швам.

С мягкой улыбкой тот поправил:

– Падре Лючано Беневенто.

– Я пришел сообщить вам о новом назначении. – Он сознательно отказывался обращаться к этому человеку по званию.

– Боюсь, что не понимаю. Что за новое назначение? – Беневенто покачал головой, не пытаясь скрыть замешательство.

Брунетти вытащил из внутреннего кармана пиджака длинный белый конверт и молча вручил его.

Священник бессознательно взял, глянул, увидел свое имя, написанное на конверте. Успокоился при виде него – там по крайней мере указан его сан. Открыл его, глянул на молчащего незнакомца и извлек лист бумаги. Слегка отставив его от себя, прочитал. Закончив чтение, посмотрел на Брунетти, снова на бумагу; прочел ее второй раз. Наконец сказал:

– Я этого не понимаю.

Правая его рука с бумагой повисла.

– Думаю, там все очень ясно.

– Но я не понимаю. Как это меня могут перевести? Меня должны были спросить об этом, получить мое согласие, прежде чем делать что-то подобное.

– Не думаю, что кому-то еще интересно, чего вы хотите.

Беневенто не скрывал своего недоумения.