Гибельный мир

Он собрал листы бумаги, пергаменты, закрыл книгу и, поклонившись, вышел. Аир в задумчивости закрыла чернильницу крышечкой и в принесенном рабыней тазике стала оттирать пальцы. Гордон заметил, что рабыня не та, что прислуживала раньше — эта была стройная, тоненькая, невысокая, хрупкая, как стебелек цветка, и очень привлекательная. Граф припомнил, что и других служанок императрица сменила на таких же вот трепетных юных красавиц, и мысленно улыбнулся. Ее, видно, не беспокоили сомнения по поводу своей красоты, а потому не было следующего отсюда желания приближать к себе некрасивых женщин, чтоб блистать на их фоне.

Он встал и поклонился.

— Ваше величество…

— Да садитесь, — с досадой сказала Аир. — Я устала от этих церемоний. У нас же не аудиенция, верно?

— Как пожелаете. — Гордон сел на место. Императрица обтерла руки полотенцем, свисавшим с плеча прислужницы, и отпустила ее. — Я, собственно, по делу.

— Да?

Пока Рутвен излагал свое дело, Аир слушала молча, не прерывая, смотрела в пол и поигрывала подвешенным к поясу ключом. Граф знал, что это ключ от шкатулки, где девушка хранила другие ключи, обе печати и императорский перстень, который был слишком велик для ее тоненьких изящных пальцев, а переделать ободок еще не собрались. Когда Гордон закончил, она встала, подошла к стене и положила ладонь на большой щит, прикрепленный к стене. Куда конкретно она положила руку, граф не видел, да и не должен был, но знал, что эта потайная дверь магическая и отзывается на прикосновение кольца, которое было на пальце у Аир. Щит отъехал в сторону, открыв неглубокую нишу, в которой стояла та самая шкатулка, императрица отперла ее ключиком с пояса и, покопавшись, достала другой ключ, побольше.

— Идемте, — сказала она Рутвену, и они вышли на галерею, поднятую над садом на уровне второго этажа.

Некоторое время оба шли молча.

— Вас, наверное, шокирует, что императрица еще толком не умеет читать, — сказала девушка внезапно. — Да?

— Знаете, ваше величество, я сам научился читать и писать только к двадцати пяти годам, — беззаботно ответил Гордон. — Конечно, меня учили в детстве, но я, только выйдя на улицу, тут же забывал все, что выучил. Только когда умер отец, и я узнал, что мой управляющий поворовывает, был принужден выучиться грамоте, чтобы его проверять.

Аир прыснула в кулачок.

— Так что, — борясь с улыбкой, растягивающей его лицо, продолжил Рутвен, — вы выучитесь отлично читать и писать раньше, чем выучился я.

— Но я все равно… Я думаю, я буду не слишком хорошей императрицей.

— Вам не следует так думать.

— Я ничего не умею и не знаю, Гордон. Что с этим сделаешь… — Она внезапно остановилась, глядя себе под ноги. — Все то, что мне рассказывают, что преподают… Это же малая толика, а я и той не могу толком выучить.

— Вам вовсе не нужно все знать, ваше величество. Вам просто нужны те, кто будет знать это за вас.

— И те, кто будет мне указывать, как поступать?

Она покосилась на Гордона с проницательностью, которую Рутвен и прежде у нее замечал. И подумал о том, что она уже мало походит на ту робкую девушку, какой он видел ее в первый раз. Похоже, женщине нужно признание, чтоб перестать опасаться, подумал он. А может, это просто была игра, и она вела себя так, как от нее ожидали, так же, как теперь ведет себя соответственно своему статусу.

— Нет, ваше величество, — ответил он немедленно. — Те, кто будет предлагать вам несколько решений на выбор. Те, чьи советы вам будут по душе.

Она отвернулась и вздохнула.

— Да уж. Только надо, чтоб эти советы были умными, да?

Он не стал отвечать, потому что ответ был очевиден, только дернул плечом. Они повернули и стали спускаться по лестнице в сад. Протянув руку, он предложил ее императрице, которая, чтоб суметь безбоязненно спуститься, подобрала юбки. Аир оперлась на его ладонь и улыбнулась.

— Мне как-то привычней босиком либо же в мягкой обуви… Скажите мне, Гордон, что такое хороший правитель?

— Хороший правитель — это в первую очередь умение признавать собственное несовершенство. — Рутвен слегка удивился, но не запоздал с ответом ни на миг. — Если он уверен, что всегда прав — он плох, как глава. Но и излишние колебания и слабость — порок. Правитель должен тщательно обдумывать каждое решение, но, если уж принял, должен нести за него полную ответственность. Впрочем, это относится к любому человеку, поставленному хоть над тремя другими.

Она молча и очень внимательно слушала, не задавая вопросов, и пришлось продолжать, на ходу подбирая слова.

— Хорошим правителем может считаться лишь тот, кто достаточно силен, чтобы властвовать над собой. Он не может позволять другому диктовать себе, как поступать. Конечно, нужно обсудить и подумать, какое из нескольких решений принять, но если уж принял — больше никаких колебаний. Причем не потому, что посоветовал умный человек, а потому, что ты уже сделал его идею своей. А если принял решение, строго следи за тем, чтоб оно выполнялось.

— И это при том, что следует признавать свои ошибки?