Гиблая слобода

Берлан сделал знак жене. Она достала из кошелька стофранковый билет, подошла к камину и приподняла крышку фаянсовой банки с надписью «Цикорий». Опустила туда руку, послышался шелест бумаги. Она вытащила еще один стофранковый билет и приложила его к первому. Снова опустила руку в банку, пошарила там, но ничего больше не зашелестело. Она закрыла крышку, подошла к двери, поискала в кармане своего пальто, висящего на гвозде, и извлекла оттуда третий стофранковый билет, который и присоединила к двум остальным. Опять порылась в этом кармане, потом во всех других, подошла к Жако и протянула ему три билета, жалобно взглянув на мужа. Берлан покачал головой.

— Это все, что мы можем сделать, парень. Тебе следовало бы зайти сейчас же после получки.

Жако нерешительно сунул деньги в карман и поблагодарил сдавленным от волнения голосом.

На улице Ритон надолго закашлялся.

— Со здоровьем-то у тебя, видно, не стало лучше?

Ритон вытер платком рот.

— Да, все то же, — сказал он. Потом, чтобы переменить разговор, спросил: — Вы уже много собрали?

— Не знаю, надо посчитать… Ведь Рей дал деньги в конверте, — Он вынул конверт, открыл его. — Билет в пять тысяч франков!

— Что ты скажешь, а?

— Ну и мировой же парень Рей!

Мадам Мунин сама открыла им дверь. Она была явно заинтригована.

— Добрый вечер, месье. Что вам угодно?

— Да вот… как бы вам… объяснить…

— Входите или оставайтесь снаружи, но только закройте дверь, квартиру выстудите! — крикнул мужской голос.

Когда дверь за ними закрылась, Жако и Ритон почувствовали себя неловко. Тесная комната, спальня и столовая в одно и то же время, была обставлена с таким искусством, так любовно прибрана, что казалась совсем игрушечной. Жако и Ритон впервые проникли в дом к молодой чете Мунин, которая ни с кем в Гиблой слободе не зналась. Новенькая мебель, купленная в рассрочку после долгих обсуждений, крашеные стены, радиоприемник из пластмассы, занавески и найлоновая драпировка у входа — все было чисто, опрятно, выдержано в одном тоне, как в настоящей современной квартире. На небольшом квадратном столе, покрытом белой скатертью, друг против друга стояли два прибора. Было тепло, и пахло яичницей с шампиньонами. Из крошечной кухни вышел молодой Мунин; на нем был женский фартук, в руках он держал нож для чистки картофеля — последний крик моды, одна из немногих новинок Салона домоводства, которая была ему по карману.

Мунин всегда помогал жене готовить ужин, это была одна из привычек влюбленных супругов.

— Добрый вечер, ребята. В чем дело?

— Да вот. Мы работаем около Антони, на Новостройке. Жилые дома строим…

— Так. Ну и что же?

— А то, что… мы объявили забастовку.

— Нашли время! Как раз теперь люди так нуждаются в квартирах.

— Вот потому-то…

— С квартирой приходится самим выходить из положения… Когда мы сюда приехали, это был попросту подвал. Большой, но все же подвал. А теперь это квартира, маленькая, правда, но все же квартирка. Комната и кухня… но вполне приличные.

Он посмотрел вокруг, вдруг поморщился, переставил один из бокалов, стоявших на комоде по бокам будильника, и, довольный восстановленной симметрией, продолжал:

— Забастовки ни к чему хорошему не ведут! Пример: забастовал обслуживающий персонал метро. Результат: стоимость проезда увеличилась. Расплачиваются всегда одни и те же. Сидеть сложа руки — это ни к чему хорошему не ведет.

— Вот потому-то мы…

— Послушайте меня, ребята, вы молоды, шесть или семь лет назад и я был таким же. Каждый пустяк я принимал к сердцу, всем увлекался. Позже я понял, что к чему, и теперь уже не занимаюсь политикой, не читаю газет. Стараюсь сам выпутываться. Вот почему я придерживаюсь строгого распорядка жизни. Тщательно учитываю свои расходы. Экономлю. Если бы люди меньше тратили денег на выпивку, они меньше бы жаловались на жизнь.

Юная мадам Мунин положила на стол подставку и вскоре принесла из кухни дымящуюся суповую миску. Жако и Ритон поняли, что им пора ретироваться.

— Вы уже что-нибудь собрали в нашем квартале?

— Да, до сих пор никто в Гиблой слободе нам не отказывал.

— Мне хотелось бы, чтобы вы поняли мою точку зрения, ребята.

Он вздохнул, засунул руку за найлоновую драпировку и вытащил свой портфель.

— Пусть люди не говорят, что мы одни ничего не дали, — прошептал он.

И вручил им сто франков.

Остановившись перед дверью Бэбэ, Жако сказал:

— Иди туда один…

— Что ты, ведь я даже не работаю на стройке, — Ритон закашлялся, отдышался и спросил: —Чего ты боишься?

Жако пожал плечами и постучал.

— Скорее входите, дети мои, — сказала мадам Тасту, — не то холоду напустите.

Бэбэ гладила в столовой. При виде Жако она замерла с поднятым утюгом в руке.

— Добрый вечер, Ритон. Добрый вечер, Жако

— Добрый вечер, Бэбэ, — ответил Ритон.

Бэбэ поставила утюг и выключила его.

Ритон принялся объяснять, зачем они пришли, а девушка, схватив охапку выглаженного белья, открыла дверцу шкафа и скрылась за ней. Она вышла оттуда, лишь когда услышала, что Жако благодарит ее мать за несколько стофранковых билетов.

— Спасибо, мадам Тасту.

— До свиданья, Бэбэ.

— До свиданья, Ритон. До свиданья, Жако.