Гиблая слобода

На этих танцульках Полэн и Проспер познакомились с Жако, Милу, Ритоном, Клодом, Шантелубом, Реем, Морисом, Виктором… Парни эти были, может, и резки на словах, и чересчур задиристы, но чувствовалось, что сердце у них доброе и в общем они неплохие. Вместе с ними Полэн и Проспер явились однажды в Гиблую слободу, где их приняли как своих. Братьев даже иногда приглашали к Вольпельерам в тот день, когда там пекли сладкий пирог, или же к Леру, но их стесняло то, что приходилось поздно возвращаться домой. Как ни странно, Эсперандье, по — видимому, не одобрял этих обедов в городе. А ведь, на первый взгляд, это было для него даже выгодно. Но люди всегда склонны несправедливо судить о своих ближних. Чего только не наслышались Полэн с Проспером в Гиблой слободе: дураки‑то они и простаки; лошади и те работают меньше, чем они, а едят лучше. Братья нг обижались на эти насмешки. А иногда отвечали с улыбкой:

— Что правда, то правда, платят нам немного, но ведь деньги‑то нам тратить не на что…

Да и чем другим прикажете им заниматься?

Как‑то на вечеринке Полэн встретил Розетту. Она тоже не танцевала. Его привлекла не красота девушки, совсем даже наоборот. Он чувствовал, что она не оттолкнет его, не посмеется над ним и что никто не станет ее отбивать. У них оказалось столько общего, и оба почувствовали это с первых же слов. Розетта была такого же роста, как Полэн, имела такое же генеалогическое дерево и служила у чужих людей в прислугах. Они пережили вместе незабываемые минуты. Каждый казался другому очень красивым, оно и понятно: друг друга они ни с кем не сравнивали. Они жили вне окружающего мира и не знали ничего прекраснее своей любви, Брак, конечно, исключался по причинам чисто материального порядка. Однако зародилась новая жизнь, и все преграды рухнули. Было объявлено о бракосочетании: не может же история с найденышами повторяться до бесконечности.

* * *

Жених с невестой пришли в назначенный час, и все же им пришлось ждать.

— Садитесь, пожалуйста.

Они не решались сесть, кресла были такие просторные., обтянутые прекрасной кожей, потертой от соприкосновения с парадными платьями и костюмами. Лишь после того, как мэр жестом подтвердил свое приглашение, Полэн и Розетта робко опустились на самый кончик кресел, готовые вскочить по первому же требованию.

Мэр спешил. Он наклонился к секретарю и спросил у него довольно громко:

— Это и есть свадьба Мексен и Рубийе?

В глубине зала ожидала другая свадьба. Там набралось человек пятьдесят приглашенных, а у невесты было такое пышное платье, такая воздушная фата, что она, казалось, плыла в кипящем молоке. Женщины обменивались комплиментами, расхваливали туалеты приятельниц, вытягивали шею, чтобы рисовая пудра не попала им на меха, и торопливо целовались, чуть касаясь щекой щеки, стараясь не оставить следов губной помады. Мужчины угощали друг друга сигарами и с видом сообщников рассказывали шепотом непристойные анекдоты. Жених, тонкий, как глист, в черном костюме с бархатными отворотами, в манишке, галстуке бабочкой и белых перчатках, встречал прибывавших гостей. Он ходил взад и вперед по залу и время от времени ударял кулаком о ладонь левой руки, как боксер, готовящийся выйти на ринг. Порой какая‑нибудь из дам бросала негодующий взгляд на Полэна и Розетту, сидевших в креслах.

Полэн не решался взглянуть на невесту. Он не отрывал глаз от собственных ног и с преувеличенным вниманием разглаживал двумя пальцами складку на брюках. Розетта то и дело одергивала полы своего свободного жакета, чтобы скрыть торчащий живот. Когда она сидела, это было не слишком заметно, но стоило ей встать, и любому становилось ясно, в чем дело. Секретарь протянул жениху с невестой четыре листа бумаги, сложенные веером, как карты; на каждом из них следовало расписаться. Затем он сунул листы под нос свидетелям. У Полэна свидетелем был Прсспер. У Розетты — хозяйская дочь. Хоть девушка и сдалась на просьбы невесты, но всем своим видом показывала, что просто снизошла до нее. А вместо приглашенных неподвижно и торжественно стояли ряды пустых стульев.

Мэр бормотал себе в усы статьи гражданского кодекса. Полэн и Розетта таращили глаза и напрягали слух, изо всех сил стараясь проникнуться величием минуты. Обоих мучила совесть, им казалось, что они незаконно присваивают удо вольствие, принадлежащее важным людям, богачам. Полэн уже несколько дней думал о том, как он скажет «да». И все же мэру пришлось дважды повторить традиционный вопрос, прежде чем он дождался ответа.