Гилгул

Это был его последний бой в этой жизни. Самое обидное — Аннон знал, что пророчество Ангела сбылось. Он сам привел врага в город. Иегудейский патруль заметил его, и когорта Избранных проникла в Раббат тем же путем, которым шел он сам. Легионеры-убийцы легко перерезали стрелков на стене, — в ближнем бою самый лучший стрелок не устоит против мечника, — и расчистили дорогу остальным. Они шли от дома к дому, вырезая встречающиеся на улицах милицейские патрули. Прежде, чем была поднята тревога, иегудеи заняли половину Раббата. Аннон даже не успел переодеться. Так и остался в кожаных доспехах. И когда в притвор ворвались Избранные, у него не оказалось при себе меча. Первого воина он свалил ударом семиглавого светильника. Масло выплеснулось на лицо Избранного и вспыхнуло. Тот заорал от боли, попытался погасить пламя руками, но и пальцы его вспыхнули тоже. Аннон смотрел на него, и в это время второй иегудей пронзил его мечом насквозь. Простой солдат не интересовал легионеров-убийц. Они искали Царя Аммонитянского. Когда же в притвор, окруженный двенадцатью самыми сильными воинами царской когорты, ворвался тысяченачальник, облаченный в медные латы Аннона, Избранные накинулись на него, словно пустынные псы на умирающую добычу. Теперь у дверей притвора лежали тела аммонитянских воинов царской когорты, а кедровый пол был залит их кровью. Тысяченачальника увели, и Аннон остался один. Он умирал и, умирая, видел кровавые отблески пожарища на потолке притвора. Ужас повис над Раббатом. За стенами дворца, пожирая кровли домов, трещало пламя. „Войско Га-Шема! Вовеки!“ — неслось с улиц. Хрипели воины, сходясь в мечном бою, звенело железо, стонали раненые, кричали насилуемые женщины и дети. Горожане не успели добраться до военнохранилища и теперь дрались тем, что подворачивалось под руку. Убив воина, забирали меч или копье. В притвор вошел десяток солдат во главе с командиром манипулы. Не обращая внимания на раненого, они двинулись к золотому трону и принялись обвязывать его пеньковыми веревками. Командир манипулы стоял в стороне, давая указания. Аннон смотрел на них, время от времени выталкивая языком скапливающуюся во рту кровь. Солдаты опутали трон, словно пленного, веревками, уцепились за них, поднатужились. Трон наклонился и со страшным грохотом опрокинулся на настил. По кедровой доске пробежала длинная трещина.

— Тащите его вниз, — скомандовал командир манипулы. Аннон улыбнулся. Они начали грабить, даже не успев расправиться с горожанами. Командир манипулы заметил его улыбку. Подошел ближе, остановился, широко и уверенно расставив ноги. Он видел обычного солдата, скрючившегося от боли, зажимавшего окровавленными руками рассеченный живот, не давая вывалиться внутренностям. Иегудей несколько секунд смотрел на раненого, затем вытащил из ножен меч и со словами: „Славь милосердие Царя Иегудейского и Га-Шема, воин“ ударил Аннона в сердце. Тот захрипел, вытянулся, задышал часто и мелко. Агония. Вытерев клинок о кожаные латы умирающего, иегудей вложил меч в ножны и пошел к дверям притвора, покрикивая на красных от натуги воинов, несущих перевернутый трон. Вместе с раскаленной занозой, засевшей в сердце Аннона, пришло успокоение. Его город пал, так и не поклонившись Дэфетовскому страшному Богу. Богу, ненавидящему Веру. Богу, ненавидящему людей. Богу, приказывающему своим детям убивать иноверцев. Богу ужаса и зла. Га-Шему. Боль мгновенно сожгла его тело. И Аннон понял, что доживает последние секунды в этом мире, в этом времени, на этой земле. И он увидел Ангела. И улыбнулся. И умер.

* * *

Дэефет стоял над распростертым телом. Вкруг убитого собрались солдаты и левиты. По правую руку от Царя Иегудейского застыли Авесса и Исав.

— Это Аннон, — прошептал царедворец. — Мой господин, это тот, кого ты ищешь.

— Кто это сделал? — Ответом ему было молчание, исполненное ужаса. — Найдите того, кто это сделал, и убейте, — приказал негромко Дэефет и тотчас услышал дробный топот сандалий за спиной. На несколько секунд в притворе повисла напряженная пауза. — Почему он в латах простого воина? — спросил вдруг Царь Иегудейский и оглянулся. — Как Избранные проникли в город? Отвечайте! В ярости Дэефет был страшен.

— Они заметили человека, пробиравшегося под покровом темноты в горы, мой господин, — угодливо сообщил кто-то. — Сперва решили, что один из твоих воинов решил разведать подступы к Раббату. Избранные пошли за ним. Он поднялся в горы, туда, где начинается акведук, и вместе с весенней водой спустился в Раббат. Твои Избранные, мой господин, поступили так же.

— Пустоголовые, — рявкнул Дэефет. — Верно говорят: если Господь хочет наказать человека, то лишает его разума! — Он обернулся. В глазах его горел страшный огонь. — Авесса! Передай Иоаву, чтобы убил всех!

— Всех, мой господин… Кого? — дрогнувшим голосом переспросил Авесса.

— Всех! Всех горожан, до единого! Всех!!! А потом мы пройдем через все царство Аммонитянское и уничтожим все колено Лотово. До последнего человека! Никто не должен остаться в живых! Вы поняли меня?