Гимн шпане

Боров прихлопывал в ладоши, не попадая в такт. Пальцы нервные ласкают твои бедра. Он повел Мари-Пьер в спальню. И говорить вполголоса слова, что вслух не произносят никогда. Ко мне приблизилась Карин. Она поставила кассету с порнофильмом. Я снял брюки. Она начала меня ласкать, но ничего не получалось.

— Привяжи меня, привяжи покрепче.

Я сделал, как она просила. У Александра был целый арсенал всяких веревок и наручников. Я связал ей руки за спиной.

— Погладь меня.

Мои мысли были далеко. Он гораздо крепче и умеет драться. Он рассказывал нам, что в юности служил в армии, один на один мне с ним не справиться.

— Эй, Гастон, ты заснул?

Ей удалось толкнуть меня ногой, что с тобой, мальчик, твой дружок повесил нос, ну-ка, задай мне порку, бей меня. В соседней комнате уже начали трахаться. Бессознательно я накинул на шею Карин веревку и начал затягивать. Поначалу она думала, что это игра, давай, Гастон, мой бедный импотент, я затягивал сильнее и сильнее, пока ее шея не побагровела, она потеряла сознание. Свет погаси, задерни шторы / И стань рекой, источником любви, / Что буду пить я до зари. Я взял в кухне большой нож. Они лежали на кровати, он был сверху и вставлял ей, охая и ахая, Свет погаси, и побежим тотчас / В края, где счастье ожидает нас. Я снова застыл в нерешительности. Его ягодицы двигались в такт музыки. Свет погаси. Нам ночь нужна. Видимо, он почувствовал мое присутствие.

Мы лишь материя. Мы лишь сознанье. Я вонзил в него нож, довольно глубоко, кажется, попал между ребер, сразу вытащил и ударил снова. Он дернулся назад и оторвался от нее, выставив свой красный член, но я опять его ударил и бил без остановки, пока все вокруг не стало алым и Мари-Пьер не подняла крик, в самом конце он пробормотал что-то по-польски и рухнул на пол.

Полиция взяла нас через три дня, прямо в номере отеля, который мы не покидали. Тогда, в квартире, с Мари-Пьер случилась истерика, мне пришлось дать ей пощечину, и с тех пор она практически не открывала рта, возможно, до нее наконец дошло, что он планировал: сделать из нее шлюху. Стать шлюхой в семнадцать лет!

Сначала легавые вели себя отнюдь не вежливо, прямо скажем, грубо, но, поняв истинную сущность моей жертвы, в чем помогли видеозаписи и соответствующие аксессуары, они смягчились, и когда комиссар спросил одного о ходе следствия, тот сказал: толстяк платил парню, чтобы он давал ему трахать свою подружку, это не с целью ограбления, а в состоянии аффекта, да и судья, объявляя приговор, был вполне лоялен.

Со дня убийства я чувствовал себя просто превосходно — спокойно, уверенно, наконец все пошло своим, чередом, пусть это звучит страшно, но мой поступок казался мне естественным и неизбежным продолжением событий, логику которых я безуспешно пытался понять.

Сидя в машине, которая везла меня в тюрьму, я подумал: скоро ровно год, как мы знакомы с Мари-Пьер, а завтра Рождество.

Еще я подумал, что в действительности у меня нет на свете ни одного родного человека, и мне вспомнилась фраза Марселя Дассо, когда он, рассуждая о своем четырехлистнике, заметил: пусть не у каждого есть талисман, зато звезд на небе хватит на всех.

А потом за моей спиной захлопнулись ворота Флери, и больше я уже ни о чем не думал.