Гипнотизер

— Я хочу знать, когда вы в последний раз виделись с Юсефом, — пояснил Йона.

— Ну, во всяком случае, довольно давно.

— Он приезжал к вам в лесной дом?

— Нет.

— Никогда? Он никогда не навещал вас в домике?

Она еле заметно пожала плечами:

— Нет.

— Но он знал про этот дом? Или нет?

Эвелин кивнула.

— Его возили туда, когда он был маленьким, — ответила она и взглянула на комиссара кроткими карими глазами.

— Когда?

— Не знаю… Мне было десять, мы сняли этот домик на лето у тети Соньи, пока она была в Греции.

— А потом Юсеф там бывал?

Эвелин вдруг перевела взгляд на стену позади Йоны:

— Вряд ли.

— Как долго вы жили в теткином доме?

— Переехала сразу после начала семестра.

— В августе.

— Да.

— Вы жили там с августа, это четыре месяца. В маленьком доме на Вермдё. Почему?

Ее взгляд снова метнулся в сторону. Уперся в стену за головой Йоны.

— Чтобы заниматься спокойно, — сказала она.

— Четыре месяца?

Эвелин поерзала на стуле, скрестила ноги и наморщила лоб.

— Мне нужно было, чтобы меня оставили в покое, — вздохнула она.

— Кто вам мешал?

— Никто.

— Тогда что значит «чтобы меня оставили в покое»?

Она слабо, безрадостно улыбнулась:

— Люблю лес.

— Что изучаете?

— Юриспруденцию.

— И живете на стипендию?

— Да.

— Где покупаете еду?

— Езжу на велосипеде в Сальтарё.

— Это же далеко?

Эвелин пожала плечами:

— Не очень.

— Вы там знаете кого-нибудь, встречаетесь?

— Нет.

Комиссар смотрел на чистый юный лоб Эвелин.

— Вы не встречались там с Юсефом?

— Нет.

— Эвелин, послушайте меня. — Йона перешел на серьезный тон. — Ваш младший брат, Юсеф, сказал, что это он убил отца, мать и младшую сестру.

Эвелин уставилась в стол, ресницы задрожали. На бледном лице появился слабый румянец.

— Ему всего пятнадцать лет, — продолжал Йона.

Он смотрел на ее тонкие руки и расчесанные блестящие волосы, падавшие на хрупкие плечи.

— Почему вы верите его словам? О том, что он перебил свою семью?

— Что? — спросила она и подняла глаза.

— Мне показалось, что вы не сомневаетесь в его признании.

— Правда?

— Вы не удивились, когда я сказал, что он признался в убийстве. Или удивились?

— Удивилась.

Эвелин неподвижно сидела на стуле, замерзшая и усталая. Тревожная морщинка обозначилась между бровями на чистом лбу. Эвелин выглядела утомленной. Губы шевелились, словно она просила о чем-то или что-то шептала про себя.

— Его арестовали? — вдруг спросила она.

— Кого?

Девушка, не поднимая глаз и уставившись в стол, без выражения произнесла:

— Юсефа. Вы его арестовали?

— Вы боитесь его?

— Нет.

— Я подумал, что у вас было ружье, потому что вы боитесь брата.

— Я охотилась, — ответила Эвелин и посмотрела ему в глаза.

Йона подумал: в девушке есть что-то странное, нечто, чего он пока не может понять. Это не что-то обычное — вина, гнев или ненависть. Скорее некое чудовищное сопротивление. Он не должен поддаваться. С таким мощным защитным барьером комиссару сталкиваться еще не приходилось.

— На зайцев? — спросил он.

— Да.

— И как охота?

— Не особенно.

— А какой у зайчатины вкус?

— Сладковатый.

Йона вспомнил, как она стояла на холодном воздухе перед домом. Комиссар пытался представить себе, как все было.

Эрик Барк забрал ее ружье. Он нес его в руке, ружье было разломлено. Эвелин щурилась от солнца, глядя на Эрика. Высокая и стройная, с соломенно-русыми волосами, собранными в высокий тугой хвост. Серебристый стеганый жилет, вытертые джинсы с низким поясом, влажные кроссовки, сосны у нее за спиной, мох на земле, кусты брусники и растоптанный мухомор.

Внезапно комиссар понял, что не так в словах Эвелин. Ему уже приходило в голову, что где-то кроется несоответствие, но он отбросил эту мысль. Теперь несоответствие обозначилось яснее. Когда он беседовал с Эвелин в теткином доме, она неподвижно сидела на диване, зажав руки между колен. На полу у ее ног лежала фотография в мухоморной рамке. На фотографии была младшая сестра Эвелин. Она сидела между родителями, и солнечный свет отражался в ее больших очках.

На фотографии сестре года четыре, может быть, пять, подумал Йона. То есть фотография сделана не больше года назад.

Эвелин утверждает, что Юсеф не был в домике много лет, но во время сеанса мальчик описал эту фотографию.

Конечно, таких фотографий могло быть несколько, и не исключено, что две из них оказались в одинаковых рамках с мухоморным рисунком. Возможно даже, что одна и та же фотография бывала и в квартире, и в теткином доме. А может быть, Юсеф наведывался в теткин дом тайком от Эвелин.

Но, сказал себе комиссар, это может быть и несоответствием в рассказе Эвелин. Такая возможность тоже существует.

— Эвелин, — начал Йона, — я все думаю над тем, что вы рассказали час назад.

В дверь комнаты для допросов постучали. Эвелин испуганно напряглась. Йона поднялся и открыл. За дверью стоял главный прокурор Йенс Сванейельм. Прокурор вызвал Йону в коридор и объявил:

— Я ее отпускаю. Это все ерунда, у нас ничего нет. Незаконный допрос ее пятнадцатилетнего брата, который намекнул, что она…

Йенс замолчал, встретившись взглядом с Йоной.

— Ты что-то выяснил? — спросил он. — Или нет?

— Не имеет значения.

— Она врет?

— Не знаю, может быть…

Йенс в задумчивости потер подбородок.