Гипсовый трубач

Казнясь, писатель подсел к зеленому замызганному телефону, стоявшему на журнальном столике, но обнаружил в трубке лишь потрескивавшую тишину. Он несколько раз нервно нажал на рычажки, снова прислушался и уловил все то же шуршащее безмолвие. Подавленный, Кокотов бессмысленно уставился в окно, однако золотая сентябрьская роскошь теперь показалась ему насмешкой природы, по живому режущей глаза…

А тут еще в номер шумно, стремительно и бесцеремонно, как оперуполномоченный с ордером, вошел Жарынин. Критически осмотрев комнату, он громко продекламировал:

— Приветствую тебя, приют скитальцев духа!Насельникам дубрав кричу я: «Исполать!»

— А у меня вот телефон не работает! — наябедничал автор «Бойкота».

— Не переживайте, работает. Просто здесь номера спаренные. А ваш сосед Чернов-Квадратов, — он указал на стену, — очень любит поговорить. Из-за него здешний дед и помер… Народный артист, между прочим!

— Как это?

— Сердечко прихватило, а телефон занят. Ни «скорую» вызвать, ни врача.

— А мобильник? — спросил Андрей Львович, чувствуя опасное стеснение за грудиной.

— Ну какие у дедов мобильные? А если и есть, то экономят… Как говорил Сен-Жон Перс: «О юность, ты мотовка! О старость — скряга ты!»

— Я зарядное устройство дома забыл… — грустно сообщил Кокотов.

— Ерунда! Мой сотовый к вашим услугам. Соавторы должны помогать друг другу.

— А мы разве соавторы? — насторожился писатель, почувствовав в этом заявлении скрытую угрозу своей финансовой будущности.

— Конечно! Назовите мне хотя бы один фильм, в котором режиссер не был соавтором сценария!

Кокотов сделал вид, что припоминает.

— Ну же! Ну!

Андрей Львович наморщился в трагическом отчаянье — именно так морщат лбы голливудские звездилы, спрашивая у партнерши: «Куда, дорогая, ты положила мою пижаму?»

— Не тужьтесь — не вспомните! Потому что таких прецедентов в мировом кинематографе нет! А лучше объясните, почему эта Наталья Павловна так на вас смотрела?

— Вы тоже заметили?

— Еще бы! Если бы она так посмотрела на меня, я бы еще понял. Вы с ней знакомы?

— Нет. Не помню.

— «Нет» или «не помню»?

— Не помню.

— Правильно. Не отрекайтесь от возможного! Великий Сен-Жон Перс говаривал, что каждая прошедшая мимо незнакомка — это часть великого несбывшегося. Но иногда мы забываем даже сбывшееся. Вот со мной, Андрей Львович, произошел однажды прелюбопытнейший случай. Вы, конечно же, знаете, что деньги на большое и чистое искусство (наш с вами случай исключение) можно добыть только у власти. Олигархи — жадные сволочи, скобари! Достаточно вспомнить яйца Вексельбурга…

— А что у него с яйцами? — не понял Кокотов.

— Вы что — газет не читаете?

— У меня много работы…

— Ах, ну да… Аннабель Ли — дама приемистая. А вот Федор Михайлович, между прочим, в клозет без свежей газеты не заходил. Докладываю: Вексельбург хотел принести в дар нашему многострадальному государству поддельные яйца Фаберже, а настоящие оставить себе — на память. Разоблачили его в самый последний момент и приговорили к инвестициям в нанотехнологии. Жуть! Поверьте мне, любой олигарх — жадный мерзавец! Самое большое, на что он способен, — это унизить дармовым ужином в ресторане, а потом при каждой встрече делать такое лицо, словно вскормил вас, спасая от голодной смерти, своей волосатой грудью. Благотворительность — мерзость, а меценаты — вампиры, которые высосали из людей тонны крови, а потом торжественно, под вспышки камер, идут сдавать на донорский пункт свои кровные двести миллилитров… Вы согласны?

— Ну в общем… Не совсем! А как же Мамонтов, Третьяков, Морозов?..

— Вы еще Иисуса Христа вспомните! Нет, я не стану вам рассказывать эту историю…

— Ну хорошо, я согласен.

— То-то! Так вот, отправился я однажды просить деньги на новый фильм к одной очень крупной чиновнице, о которой слыхал, что к казенным средствам она относится без излишней задумчивости. Впрочем, тогда, при Ельцине, задумчивость считалась в Кремле дурным тоном…

— А что за фильм?

— Какая разница! Это к делу отношения не имеет.

— Ну, а все-таки?

— Сиквел «Евгения Онегина».

— Наверное, это когда Ленский убивает на дуэли Онегина… — вздохнул Андрей Львович.

— Да! Правильно. Я, кажется, в каком-то интервью проболтался… Вы читали?

— Нет, я сам догадался, — молвил писатель, тихо сквитавшись за «приемистую» Аннабель Ли.

— Уели! А вот насчет Татьяны никогда не догадаетесь!

— Она вышла замуж за Дубровского?

— Ах ты господи, он еще и остряк! Не-ет, она выходит замуж за ссыльного шляхтича, а после разгрома польского восстания эмигрирует в Северную Америку, в Джорджию. И там на склоне лет Ларина знакомится… Ни за что не догадаетесь!

— Со Скарлетт О’Хара.

— Нет, вы все-таки читали мое интервью! — огорчился Жарынин.

— Ну конечно же читал. Рассказывайте лучше, как просили деньги!

— Ладно. Слушайте! Я долго добивался аудиенции и наконец добился. В обширной приемной, увешанной мазней этого идиота, забыл, как его зовут… Он рисует только глазастые вагины и зубастые задницы…

— Гузкин?