Читаем Гитара в литературе полностью

Гитара в литературе

Порою Иосиф Бродский словно забывал о том, что гитара — это звучащий инструмент, и ограничивался описанием ее внешнего облика, опять выстраивая сложный метафорический ряд: «Шум ливня воскрешает по углам / салют мимозы, гаснущий в пыли. / И вечер делит сутки пополам, / как ножницы восьмерку на нули — / и в талии сужает циферблат, / с гитарой его сходство озарив. / У задержавшей на гитаре взгляд / пучок волос напоминает гриф».

(Стихотворение «Шум ливня воскрешает по углам…)

Поэт видел в гитаре женскую фигуру. Гитара присутствует и в пейзажных лирических зарисовках, например, в стихотворении «Гуернавака»: «Конец июня прячется в дожди, / как собеседник в собственные мысли. / Что, впрочем, вас не трогает в стране, / где меньше впереди, чем позади. / Бренчит гитара. Улицы раскисли. / Прохожий тонет в желтой пелене».

Печальные звуки струн подчеркивают атмосферу безысходности, свойственную этому стихотворению. Удачный пример органического слияния музыки и поэзии!

Вчитываясь в стихотворение «Испанская танцовщица», невольно замечаешь, что поэт пытался подражать Гарсиа Лорке: «Умолкает птица. / Наступает вечер. / Раскрывает веер / испанская танцовщица. / Звучат удары / луны из бубна, / и глухо, дробно / вторят гитары. / И черный туфель / на гладь паркета / ступает; это / как ветер в профиль».

Одним словом, восхитительно! Лишь изощренная рифмовка в первой и третьей строфе может подсказать въедливому аналитику, что мы имеем дело с удачной имитацией стиля испанского автора.

Стихотворение «Лидо» описывает будни портового города: «Ржавый румынский танкер, барахтающийся в лазури, / как стоптанный полуботинок, который, вздохнув, разули. / Команда в одном исподнем — бабники, онанюги — / загорает на палубе, поскольку они на юге, / но без копейки в кармане, чтоб выйти в город, / издали выглядящий, точно он приколот / как открытка к закату; над рейдом плывут отары / туч, запах потных подмышек и перебор гитары. / О, Средиземное море! после твоей пустыни / ногу тянет запутаться в уличной паутине».

Что ни говори, поэт, несмотря на грубость лексикона, умеет скупыми штрихами запечатлеть точный и колоритный пейзаж, где даже гитара с «отарой туч» занимает свое подобающее место!

В 2004 году вышла в свет книга американского культуролога Соломона Волкова «Диалоги с Иосифом Бродским». В ней поэт вспоминает о закадычном приятеле своей молодости Олеге Шахматове. Он был профессиональным летчиком, человеком разносторонних интересов. Бродский рассказывает, как они задумали совершить побег из Советского Союза, перелетев через афганскую границу. Предполагалось, что Шахматов возьмет на себя управление «Як-12», а Бродский ударит камнем по голове пилота.

Слава Богу, что их план не осуществился! Впрочем, Шахматов имел в душе некую романтическую струну, о чем говорит Бродский: «У него в голове происходит полный бенц! Между тем Шахматов был человеком весьма незаурядным: колоссальная к музыке способность, играл на гитаре, вообще талантливая фигура. Общаться с ним было интересно. Потом произошло вот что: он отлил в калоши и бросил их в суп на коммунальной кухне в общежитии, где жила его подруга, — в знак протеста против того, что подруга не пускала его в свою комнату после двенадцати часов ночи».

Форменная наглость! Да и Бродский мог бы взять в кавычки жаргонное слово «отлил».

Читаем дальше: «Потом Шахматов снова уехал и объявился в Самарканде, где, сбежав с собственной свадьбы, стал учиться игре на гитаре в местной консерватории и жить со своей преподавательницей, которая была довольно замечательная дама, армянка».

Каковы нравы у первых диссидентов! Но при этом они проливали под гитару сентиментальные слезы в кругу девиц легкого поведения.

Бродский с величайшим почтением отзывается об одной из самых популярных гитарных пьес Матоса Родригеса в эссе «Трофейное»: «…«La Comparsita» — по мне, самое гениальное музыкальное произведение нашего времени. После этого танго никакие триумфы не имеют смысла: ни твоей страны, ни твои собственные. Я никогда не умел танцевать — был слишком зажатым и к тому же вправду неуклюжим, но эти гитарные стоны мог слушать часами и, если вокруг никого не было, двигался им в такт. Как многие народные мелодии, «La Comparsita» — это, в сущности, «плач», и в конце войны траурный лад был уместнее, нежели буги-вуги».

Верно подмеченное нобелевским лауреатом фольклорное начало «Кумпарситы» придает мелодии уругвайского автора неземную эмоциональную прелесть.