Гитлер

Шонерер, как и Адлер, как и мэр Вены социал-христианин и демагог Люгер, поначалу был либералом. К постепенному отходу от данного течения его вынудили равнодушие и недопонимание либералами важности социального вопроса, а также их вялое отношение к славянскому и чешскому национализму. В программе, принятой в Линце в 1882 году, эти либералы-диссиденты провозглашали радикальную демократию, социальную реформу, таможенный союз и установление более тесных договорных отношений с немецким рейхом. Но они не стремились к аншлюсу, в отличие от Шонерера, который посвятил ему длинную речь в рейхстаге. Впоследствии он высказывал эту же идею в рамках своей борьбы за роспуск монархии Габсбургов. Еще одной стержневой идеей программы Шонерера стал антисемитизм. В своем первом заявлении, сделанном в 1879 году, он связал интересы земельных собственников с интересами рабочих и противопоставил их капиталу и евреям, власть которых зиждется на деньгах и слове. Все более частые нападки кавалера на евреев объяснялись в том числе и тем, что он защищал австро-венгерское государство и положение наций, составляющих большинство. Как пишет Шорске, «Шонерер был самым ярым и самым упорным антисемитом, когда-либо рождавшимся в Австрии. В то же время он показал себя самым яростным противником всякой интеграции, способной сплотить разные народы, населявшие империю: он был врагом либерализма, социализма, католицизма и имперской власти. […] Антисемитизм позволил ему одновременно стать антисоциалистом, антикапиталистом, антикатоликом, антилибералом и врагом Габсбургов». В 20-е годы эта доктрина как нельзя лучше подойдет Гитлеру, только вместо «антигабсбургской» составляющей в ней появится «антивеймарская». Впрочем, Шорске также приписывает Шонереру эдипов бунт, схожий с гитлеровским, и общие черты паранойи; наконец, еще одна дорогая Гитлеру идея, а именно идея «народной общности», также появлялась уже у Шонерера.

Биографы Гитлера указывают на это духовное родство гораздо реже, чем на то влияние, которое оказал на него мэр Вены Карл Люгер. Если Шонерер «преобразовал традицию бывших левых в идеологию новых правых» посредством трансформации демократического национализма grossdeutsh

в пангерманизм расистского толка, то Люгер совершил как раз обратное: «Он трансформировал идеологию старых правых, основанную на австрийском политическом католицизме, в идеологию новых левых, принявшую вид христианского социализма». «Прекрасный Карл», как его называли, не восставал против добропорядочного венского общества, но его более грубый и демагогический стиль позволил ему завоевать массовую аудиторию, о которой Шонерер с его идеями не мог и мечтать. Когда в 1887 году Шонерер предложил на рассмотрение Имперского совета проект закона об ограничении еврейской иммиграции, Люгер, который до тех пор особенно не участвовал в антисемитских дебатах, поддержал его, причем явно из соображений, связанных с будущими выборами; точно так же его поддержка левого католицизма несла явный отпечаток выраженного политического оппортунизма. Эта позиция легла в основу знаменитого высказывания, позже повторенного Герингом: «Я решаю, кто еврей, а кто – нет».

Если мы объясняем антисемитизм Гитлера главным образом сильным влиянием Люгера, то этому есть причины. Так, в «Майн Кампф» автор пишет о нем с неприкрытым восхищением. В действительности мэр Вены и кавалер, каждый по-своему, оказали решающее влияние на программу и тактику фюрера.

Констатируя, что ни тому ни другому не удалось достичь поставленной цели: спасти Австрию и защитить немецкий народ от катастрофы соответственно, – Гитлер добавляет, что считает поучительным исследовать причины их неуспеха, поскольку это позволит избежать ошибок, которые «привели одно из движений к краху, а другое сделали бесплодным». Очевидно, что оба австрийских «мэтра» оказали сильнейшее влияние на Гитлера: при составлении собственной программы он во многом вдохновлялся не только идеями Шонерера, но и его «искусством брани и его гениальной способностью наносить врагам оскорбления», а в качестве политика широко пользовался рецептами Люгера.