Гитлер_директория

После Испании он за штурвал почти не садился. Но продолжал эффективно служить фюреру, причем даже своей устрашающей внешностью. Например, в 38-м году во время переговоров с канцлером Австрии об аншлюсе Гитлер много и нервно говорил, бегал по гостиной, махал руками, и все это на фоне, как описывает один из свидетелей, «свирепо молчащего Хуго Шперрле, который периодически наезжал на австрияка своей квадратной челюстью, как танком». Позже Шперрле командовал «бомбардировочным давлением» на Чехословакию, затем польская и французская кампании, за которую он получил звание фельдмаршала. В разгар битвы за Британию Шперрле, в противовес Гитлеру и Герингу, считал, что главная задача Люфтваффе — уничтожение Королевских ВВС, а перемена тактики, то есть перенос главных ударов на Лондон — грубая ошибка. Он оказался прав. Уже после войны эту же ошибку Черчилль назвал еще и глупой.

Для карьеры фельдмаршалов, однако, чрезвычайно вредно оказываться дальновидней диктатора. Шперрле сослали в военное захолустье — во Францию. Там он свой штаб разместил прямо в парижском казино, разъелся, скупал картины, погряз в долгах. А в результате, когда Гитлер поручил ему 1 марта 1943 года «бомбардировку мести» за авианалет на рейх, из ста тонн бомбового запаса на Лондон упало всего двенадцать бомб. Гитлер свирепствовал, но в отношении лично Шперрле — только на словах. Получилось даже забавно — вместо наказания фельдмаршал получил от фюрера подарок — 50 тысяч марок на уплату карточных долгов.

Шперрле доконала лень: с 43-го года он уже не стремился ни в чем участвовать, его больше не интересовали ни интриги, ни награды, ни даже грядущее наказание. В 45-м он уныло сдался американцам. Позже его осудили, но денацифицировали и выпустили.

По сути, Хуго Шперрле повторил путь своих молодых асов из легиона «Кондор»: он был удачлив на взлете, в рискованных пике… Война как тяжелая работа вызывала у него брезгливость и скуку.

«Я получил все, что хотел, даже превзошел весом Геринга, — шутил он в конце жизни. — А в общем-то, мы все тогда неплохо порезвились. Этот гниющий мир будет помнить арийских кондоров».

Сталин

Писать портрет Сталина я бы сейчас не взялась. Но я уже много лет занимаюсь личностью одного… художника, который долго и пристально вглядывался в эту натуру и однажды в течение трех дней сделал несколько широких и ярких мазков, к которым стоит приглядеться. Хотя… как раз за неумение писать портреты этого художника — Адольфа Гитлера — и не приняли когда-то в Венскую академию искусств.

Что это были за три дня?

Весной 39-го года Гитлера впервые посетил страх, который с тех пор стал его преследовать, пока не сбылся кошмарной реальностью, — страх перед военным союзом Запада с Россией. Борман, Геббельс, Розенберг в своих записках зафиксировали, что Гитлер еще с зимы 39-го уговаривал Гесса «слетать на разведку в Кремль», при этом нервно смеялся, доказывая, что он, Гесс, детство проведший в Александрии, «лучше сумеет проникнуть в примитивно-пафосную логику азиата» (выражение самого фюрера и один из первых мазков). Но Гесс наотрез отказался. Тогда фюрер стал усиленно гнать в Москву вождя Трудового фронта Лея как «представителя братского рабочего класса», но Лей ограничился тем, что вместо себя отправил своих детей — в пионерский лагерь «Артек». Наконец Гитлер принял твердое решение, как записал Борман, «пропихнуть в Москву Риббентропа».

Чего, спрашивается, он так суетился? Да оттого, что план «Фаль Вайс» — нападение на Польшу — был авантюрой. Тридцать три немецкие дивизии могли оказаться лицом к лицу с девяноста французскими и британскими плюс части Красной Армии. Реализуется этот «плюс» или нет, в конце лета 39-го решалось в Москве: там ежедневно шли переговоры военных миссий СССР, Англии и Франции. Последнее заседание, 21 августа, закончилось словами адмирала Дракса о согласии отложить заседания до «решения политического вопроса».

Политический вопрос, или политическая воля — это согласие правительств Англии и Франции на заключение военного союза с СССР — того самого, которого до тошноты боялся Гитлер.

Но Сталин, видимо, уже понимал, что на такой союз Запад не пойдет. И он еще 19 августа дал принципиальное согласие на визит германской миссии в Москву. Однако в гости немцев ждали не раньше 27 августа, объясняя необходимостью получше подготовить общественное мнение внутри страны. Гитлер же подозревал другое — русские еще надеются договориться с Западом. Вот тогда Гесс и посоветовал ему подстраховаться и предложить Сталину личную встречу. Сам будучи яростным противником серьезных отношений с Москвой, Гесс настаивал на блефе: Гитлер должен был обмануть, переиграть Сталина, как он это гениально проделал в Мюнхене со «свинорылыми демократами» (интеллигентный Гесс слово «демократ» без этого определения никогда не употреблял).