Гитлер против Сталина

   – Я не хочу ничего иного, кроме как быть первым солдатом рейха. Вот почему я снова надел мундир, который с давних времен был для меня самым святым и дорогим. И сниму его только после победы, ибо поражения я не переживу. Если в этой борьбе со мной что–то случится, моим преемником станет мой товарищ по партии Геринг. Если же чтонибудь случится и с Герингом, следующий на очереди мой преемник — товарищ Гесс…

Рудольф Гесс считался одним из самых близких к фюреру людей. Он обожествлял Гитлера и часто повторял:

   – Я полностью принадлежу фюреру. Я его люблю!

Но фюрер ворчал, что Гесс приходит только с дурными новостями, а вот руководитель партийной канцелярии Мартин Борман умеет доложить так, что его приятно слушать. Гитлер привык к Борману, а Гесс чем дальше, тем больше стал его раздражать.

Гесс чувствовал, что его оттирают от фюрера и от власти. Может быть, он решился на отчаянный шаг, надеясь таким путем вернуть себе прежнее положение второго человека в партии?

Фюрер распорядился опубликовать сообщение о побеге Гесса, в котором говорилось, что «оставленное им письмо при всей его сумбурности носит, к сожалению, черты умственного расстройства, дающего повод опасаться, что товарищ Гесс стал жертвой умопомрачения».

«Тяжелый, почти непереносимый удар, — вспоминал Геббельс. —

Фюрер совершенно раздавлен. Какая картина для всего мира: второй после фюрера человек — душевнобольной! Я приказываю немедленно вырезать кадры с изображением Гесса из еженедельного киножурнала. Письма, оставленные Гессом: дикая мешанина, школярский дилетантизм; хочет при помощи лорда Гамильтона свалить правительство Черчилля и заключить мир. Он не учел того, что Черчилль сразу же прикажет арестовать его. Какой кретин! А ведь был следующим после фюрера человеком! И такой человек правил Германией! Хотелось бы избить до полусмерти его жену, его адъютантов и его врачей».

Офицеры британской контрразведки давали Гессу барбитураты в надежде выяснить, что у него на уме. Но ничего выудить им не удалось. Психиатры пришли к выводу, что заместитель фюрера — человек «без интеллектуальных интересов», иначе говоря, небольшого ума. Англичане, не колеблясь, арестовали Гесса. На свободу он уже никогда не выйдет. Но в Москве подозревали, что Гесс прилетел не просто так, что у него была какая–то договоренность с Лондоном.

В начале сорок первого в Лондон прилетел специальный представитель американского президента Гарри Гопкинс. Он должен был определить, что происходит в Лондоне и как долго англичане намерены сопротивляться. После встречи с премьер–министром он доложил Рузвельту: правительство — это Черчилль. С ним и надо иметь дело. В Москве же, напротив, Уинстону Черчиллю совсем не доверяли. Считали злейшим врагом советской власти, помня его участие в Гражданской войне, когда он организовал помощь оружием и боеприпасами Белой армии генерала Антона Ивановича Деникина.

Советские руководители считали, что британская королевская семья симпатизирует Германии и потому может подписать мир с Гитлером. Но это было очень неточное представление о национальных устремлениях англичан.

Хотя советский посол в Лондоне Иван Михайлович Майский прекрасно понимал логику англичан: