Гитлеровская Европа против СССР. Неизвестная история второй мировой

Но тогда и «Большую войну» ничем иным не помянешь, кроме как запоздалыми счетами. Все — малые, и все покалечены, а кого там распотрошили первым — кто упомнит? Американцы, например (истые «младенцы» Новой Истории), когда их спрашивают, кто воевал во Второй мировой войне, иной раз долго соображают, на чьей же стороне был Гитлер. А мы этого гостя хорошо помним, но и для нас он постепенно сливается с Наполеоном и прочими супостатами Отечества. Что делать: и танки Гудериана во мгле времен станут в конце концов чем-то вроде слонов Ганнибала.

Так вот на этом фоне исследование молодого историка Игоря Шумейко поражает доскональным, скрупулезным знанием фактов войны, которой он не застал. И вообще фактов Истории. Фигурально говоря, от Горация до Гроция — если о толще времен. А если об истории недавней — то во всю ширь непроходимых завалов, ибо «сказано и написано столько, что, если человек среднего возраста сейчас решит бросить все и будет только изучать мемуары и диссертации по этой теме, чтением он будет обеспечен на две жизни вперед».

Да. Если читать так, как читает баран надписи на новых воротах. Если же читать, зная, зачем читаешь, можно кое-что понять и за одну жизнь, в «среднем возрасте» коей и пребывает сейчас Игорь Шумейко. Хотя факты и сами по себе — до упрямости интересная вещь. Например, знаменитая речь Черчилля в Фултоне (полный текст которой в свежем переводе с английского приводит Шумейко — впервые в нашей печати). Или — документ иного прицела, из тех, что сначала были вдолблены в наше сознание, а потом выметены новой метлой (ответы Сталина на вопросы «Правды» по поводу речи Черчилля).

Некоторые факты увидены в непривычном для нас ракурсе. Например, количество танков, сделанных на чешских заводах и дошедших до Сталинграда... Знал бы я — нашелся бы что ответить в 1988 году чешским изгнанникам, требовавшим у меня ответа, зачем советские танки дошли до Праги в 1968 году.

Некоторые же факты вообще, кажется, впервые введены в наш публицистический оборот. Например, сражение 1940 года у Мерс-эль-Кебиры, когда британцы пустили на дно французский флот (вместе с моряками), дабы эти корабли не захватили побеждавшие французов немцы. Знал бы я — нашелся бы что ответить отделявшимся от нас прибалтам, независимость которых была в том же 1940 году пущена на дно Красной Армией, дабы их территория не досталась гитлеровцам.

Впрочем, Игорь Шумейко и сам умеет задавать оппонентам каверзные вопросы, в которых двойные стандарты выворачиваются с изнанки обратно на лицо, и лицо это предстает в «первозданности». Это надо уметь, и автор книги «Вторая мировая. Перезагрузка» это умеет. Он ярок, хлесток, находчив. Талант полемиста здесь настолько очевиден (и настолько соблазнителен), что автор иногда явно предается соблазну, и тогда, втягиваясь в обмен уколами, успевает шепнуть серьезным читателям, что это, конечно, памфлет, и он, Шумейко, это понимает.

Памфлетный яд — от необходимости переводить реалии «Большой войны» на язык современного мира — мира меньшинств, гудящего требованиями политкорректности.

Умникам — еще порция яда:

«...Быть может, Сталину действительно стоило как-то бы организовать сеанс связи и посоветоваться с Гавелом, Ландсбергисом, Клинтоном и Мадлен Олбрайт: как следовало вести «Большую войну»?»

Заставить Вацлава Гавела (лишившегося наследственных заводов в Чехии), или Мадлену Олбрайт (девочкой пережившей в той же Чехии нашествие немцев, а потом русских), или Ландсбергиса (которому ради политики пришлось отвлечься от исследований о Чюрленисе), и уж тем более Клинтона отвечать за то, что им жалко тех, кто 60 лет назад попал «под руку», — это со стороны Шумейко, конечно, чисто литературный ход: никто из них на такие подначки реагировать не будет. А вот Резун и Буковский, пожалуй, и ответят, причем в таком же памфлетном стиле, и тогда продолжится обмен грубостями, в ходе коего могут оказаться погребены те кардинальные идеи, которые предлагает осмыслить Шумейко.

Отдавая должное информативной плотности и стилистическому блеску его книги, я думаю все же, что главное в ней — это именно предложенные идеи.