До смешного доходит. Ну никак не расстаться!
1) руководил войной по глобусу;
2) не внял предупреждению Черчилля о скором начале войны.
Тут, уважаемые читатели, мне так и мерещится — повестка:
«Гр-ну У. Черчиллю явиться... числа, Старая площадь, дом 2, для дачи свидетельских показаний».
И Хрущев, прокурорски допытывающийся: «А скажите еще, гражданин Черчилль, когда вы посещали в Москве товарища Сталина, не видели ли вы в его кабинете... глобус?»
Ну так вот вам тогда и... истинные «показания гражданина Черчилля»:
— Я написал краткое и загадочное письмо, надеясь, что приведенные факты и то, что это было первое письмо, которое я посылал ему после моей официальной телеграммы от 25 июня 1940 года, рекомендовавшей сэра Криппса в качестве посла, привлекут его внимание и заставят призадуматься.
Вот и само это
Премьер-министр —
Стаффорду Криппсу
3 апреля 1941 года
Передайте от меня Сталину следующее письмо
Но посол Криппс не выполнил поручение Черчилля, объяснив, что накануне он сам писал Вышинскому письмо примерно с теми же предупреждениями и боялся повтором «ослабить впечатление». Это, впрочем, версия самого Черчилля, а хотел ли он действительно, чтобы его
...Я был раздражен этим и прошедшей задержкой. Это было единственное послание перед нападением Германии, которое я направил непосредственно Сталину. Его краткость, исключительный характер, тот факт, что оно исходило от главы правительства... должно было привлечь внимание Сталина.
...Лорд Бивербрук сообщил мне, что во время его поездки в Москву в октябре 1941 г. вы (господин Сталин) спросили его: «Что имел в виду Черчилль, когда заявил в парламенте, что он предупредил меня о готовящемся германском нападении?» — «Да, я действительно заявил это, — сказал я, — имея в виду телеграмму, которую я отправил вам в апреле 1941 года». И я достал телеграмму, которую сэр Стаффорд Криппс доставил с опозданием. Когда телеграмма была прочтена и переведена Сталину, тот пожал плечами: «Я помню ее. Мне не нужно было никаких предупреждений. Я знал, что война начнется, но я думал, что мне удастся выиграть еще месяцев шесть или около этого (...)».
Днем 22 июня 1941 года Черчилль выступил по радио, первым из руководителей стран всего мира:
— Нацистскому режиму присущи худшие черты коммунизма. У него нет никаких устоев и принципов, кроме алчности и стремления к расовому господству... За последние 25 лет никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. И я не возьму назад ни одного своего слова, которое я сказал о нем. Но все это бледнеет перед развертывающимся сейчас зрелищем. Прошлое с его преступлениями, безумствами и трагедиями исчезает.
Я вижу русских солдат, защищающих свою землю, свои поля, которые их отцы обрабатывали с незапамятных времен. Я вижу их защищающими свои дома, где их матери и жены молятся — да, ибо бывают времена, когда молятся все, — о безопасности своих близких... Я вижу десятки тысяч русских деревень, где с великим трудом вырывается у земли хлеб насущный, но где существуют истинные человеческие радости, где смеются девушки и играют дети. Я вижу, как на это все надвигается гнусная нацистская военная машина с ее щеголеватыми, бряцающими шпорами прусскими офицерами, с ее искусными агентами и серой массой вымуштрованных свирепых солдат... машина, которая только что усмирила и связала по рукам и ногам десятки стран...
...Я должен заявить о решении Правительства Его Величества и уверен, что с этим решением согласятся все в свое время великие доминионы, ибо мы должны высказаться сразу же, без единого дня задержки...