«...Только благодаря финансовой поддержке Комиссии историков латвийским историкам после долгого перерыва удалось «вернуться» в архивы Москвы. Они могли не только работать там с документами, но и заказать копии. С полученными материалами знакомятся ученые, документы публикуются и широко используются в научных статьях. Однако я хотела бы начать не с обзора документов, а с короткого описания условий, в которых пришлось работать. Работу в архивах Москвы, к сожалению, по целому ряду причин нельзя назвать нормальной. Мои наблюдения вытекают из опыта, полученного в результате поездок последних трех лет.
Изменилось ли что-нибудь в работе архивов с 80-х годов XX века? Насколько я могу судить, мало что изменилось, а может, и вовсе ничего. Да, стал доступен бывший Центральный партийный архив, который раньше для исследователей практически был закрыт. Сейчас этот архив называется Российский государственный архив социально-политической истории (ГАСПИ).
Несколько слов хочется сказать о специфических аспектах работы. Начну с тех обстоятельств, которые осложняют работу. На работу историков влияние оказывает личное отношение к ним сотрудников архивов. Москвичи — большие патриоты, поэтому они наверняка верят своему мэру Юрию Лужкову, который говорит об апартеиде, ущемлении русских в Латвии. Мощная пропаганда имеет воздействие на жителей столицы России.
Начиная с последних лет эры Бориса Ельцина в архивах не работают комиссии рассекречивания. С секретными документами происходят странные вещи. В бывшем Центральном партийном архиве имеется фонд 600 — бюро ЦК ВКП(б), который в первые послевоенные годы «присматривал», то есть контролировал структуры власти в Латвийской ССР. В фонде содержится 28 дел, из которых 10 недоступны для исследователей. Однако оказалось, что некоторым зарубежным исследователям их выдают. Об этом можно судить по сноскам в работах наших зарубежных коллег. Абсолютно непонятный дифференцированный подход.
Условия работы тоже плохие: микрофильмы очень трудно читать, число заказываемых дел необоснованно мало (только 5 дел).
Одновременно хотела бы подчеркнуть, что, например, в ГАСПИ работу очень облегчает тщательно составленная опись, уже по названию дела можно судить о том, будет ли там что-то про Латвию. Это, несомненно, облегчает работу, особенно при таких огромных размерах фонда.
После такого не очень оптимистического вступления встает вопрос: был ли смысл ехать, тратить время, деньги, нервы? Ответ — трижды да. В архивах Москвы были получены ценные, даже уникальные документы о Латвии периода советской оккупации.
...В план социалистического строительства была включена депортация «чужого элемента», коллективизация сельского хозяйства, особое внимание было уделено борьбе с церковью. Вывод можно сделать только один — работу нужно обязательно продолжать, ибо архивы Москвы только начинают раскрывать свои тайны.
...По-моему, существенные документы, раскрывающие процессы 1940—1941 гг. и реальные замыслы Москвы, хранятся в фонде В. Молотова. Хотелось бы отметить только один момент: в июне 1940 года руководство Москвы ожидало вооруженного сопротивления советской оккупации, но не со стороны армии, а от айзсаргов. Это в известной мере объясняет то, почему именно против членов этой организации проводились массовые репрессии (...)».
И Ваша лекция, госпожа Ирене Шнейдере, несет долю совершенно справедливой оценки нынешних условий работы историков в России. Даже если российские архивисты обозлены латышской дискриминацией их соотечественников в Риге и как-то вас дискриминируют, все равно, вы же должны признать, что это не какой-нибудь «заговор тотальной лжи» в духе
В фонде содержится 28 дел, из которых 10 недоступны для исследователей (латышских). Однако оказалось, что некоторым зарубежным исследователям их выдают. Об этом можно судить по сноскам в работах наших зарубежных коллег. Абсолютно непонятный дифференцированный подход.
Вот именно что дифференцированный, а не «тотальный»! То есть, если бы Россия задумала, допустим, наглухо спрятать некую информацию, создать фальшивку и провести с ее помощью какую-то