Гитлеровская Европа против СССР. Неизвестная история второй мировой

Когда в июле 1980 года машеровская «Чайка» столкнулась с грузовиком, я хорошо помню, как многие в стране тогда повторяли: «Подстроили». Но еще большее число людей вдруг тогда осознало (как же развивалась интуиция при тогдашней скудости информации!), что со смертью Петра Машерова СССР потерял надежду на приход достойного лидера, миновал еще одну развилку, прошел еще одну точку возможного выбора.

Петр Машеров был подлинным героем Великой Отечественной войны, на самом, может, тяжелом и опасном из ее «фронтов» — был партизаном в Белоруссии, но позже он из текстов, которые приносили ему на визирование, вычеркивал большинство страниц, относящихся к его собственным подвигам, приговаривая: «Обо мне не больше, чем о любом другом Герое Труда».

Белоруссия, в отличие от ее сегодняшних учителей из «Объединенной Европы-2», не только жертвовала своей недвижимостью, подрывая все доступные заводы, мосты и дороги, но и потеряла в той войне каждого четвертого своего человека. 9 сентября 1942 года от рук гестаповцев погибла мать Петра Мироновича — Дарья Петровна.

Известное изречение о том, что «страдание просветляет», — это примерно о том же, о чем говорилось чуть выше: народная война привносит в жизнь меру справедливости и мудрости, которой причащаются все, но — по мере их участия в страданиях и борьбе народа.

Человеколюбие, гуманизм Машерова — самые подлинные его качества. В личном дневнике его запись совершенно безыскусна:

«Я очень люблю людей. Восхищаюсь людьми. Что самое прекрасное, что самое сильное, что является нашим богатством, нашим достижением — так это наши люди. Души их откликаются на все дела, на все невзгоды».

Родные и близкие иногда недоумевали, почему он спрашивал у простых людей, с которыми встречался постоянно: «Чем вам помочь?» — но своим таких вопросов не задавал и относился к ним строже, чем ко всем другим. Родная сестра Машерова, Ольга Мироновна Пронько, признавалась: «Мы боялись у него просить то, что другие просили и получали. Чтобы купить билет на Москву в Минском аэропорту, а я очень хотела проведать Петю после операции, мне первый и единственный раз в жизни пришлось воспользоваться тем, что я родная сестра Петра Мироновича».

Пример из сферы музыки, может, кому-то и покажется несерьезным, но только не молодежи 70—80-х годов. То, что они оказались в «империи лжи», они узнавали не из Солженицына, а из простого сопоставления молодежных песен. «Тут» — ложь и цинизм в совершенно невыносимой концентрации, «там» (на Западе) — да... в общем-то, неизвестно что, но положенное на бодрые аккорды. И языковой барьер был барьером и от лжи. Единственными пластинками, которые слушались в молодежной среде, звучали на танцах, были англоязычные ансамбли и «Песняры». Подшучивали: «ПЕНСняры» — это потому, что вроде любая неанглийская музыка — «пенсионерская». Подшучивали, но слушали (а сейчас, знаю, постаревшие, собирают все «лазерные» переиздания «Песняров», переслушивают под слезы и водку)...

Вся штука была в том, что вот вроде бы «одна шестая при Брежневе—Черненко» — океан абсолютно равномерного вранья и цинизма, но ведь чувствовали, что «в Белоруссии, там что-то по-другому». Приехал уральский парень Мулявин, и невиданное дело для остального СССР — «разрешили». Зато московские «старперы» из Союза композиторов пробили в ЦК постановление: молодежные ансамбли на своих концертах должны перемежать свои песни ИХ песнями. Прилагались и квоты, отчисление авторских, само собой. Неисполнение ИХ песен влекло запрет на дальнейшие концерты, разгоны... милиция. Уверяю вас, это «постановление ЦК» было самым известным из всех цэковских постановлений для очень значительной части нашего молодого населения...

Вот и ответьте: где члены Союза композиторов могли пробить такое постановление об обязательном исполнении их песен,

в Москве, у генсека, недавно тоже пробившего пункт об обязательном участии полковника Брежнева в мемуарах маршала Жукова, или в Минске, у Машерова?