Гитлин и Сталер

С т а л и н. Адольф, усы ничто по сравнению с трубкой. Ты смотрел Тараса Бульбу со Ступкой в главной роли? Но я скажу тебе больше. Нам припишут жертвы. Миллионы убитых… Тебе припишут евреев, цыган, пленных англичан, польских офицеров и даже упавший самолёт с их премьером. Более того, польских офицеров, я чувствую, припишут нам обоим. Всё, что тебе пока удалось скрыть, это Го и твоё увлечение игрой.

Г и т л е р. Ерунда! Без сбитых камней не бывает партии. Без расстрелянных — нет эмоций и ответного пафоса. Жертвенность! Жертвенность во имя идеи! Вот та среда, без которой люди заживо превращаются в труху, в тарантино. В носочную гниль и буфетную плесень. Я хочу, чтобы Гёринга повесили на лампасах, иначе этот негодяй доберётся до моих камней из геморроя Нибелунгов! Иосиф! Пообещай мне! Хотя стой! Есть более простой способ. Ты можешь передать ему в камеру шампанское?

С т а л и н. Шампанское? То самое?

Г и т л е р. То самое.

С т а л и н. Я обещаю тебе, Адольф!

Г и т л е р. Я обожаю тебя. Я хочу прочесть тебе стихи. Вот послушай!

Как чуден, как прекрасен русский лес!Глаза сини от русского мороза.Уходит в даль дивизия СС,В последний путь по via Doloroso.Уже давно потеряны все карты

В той проклятой стране большевиков,И наши обгорелые штандартыЛежат, как груда траурных венков.Но ничего, ребята, веселее,Ещё направим вспять мы ход времён!Ещё земля под вашим МавзолеемСгорит от наших пламенных знамён!Когда иссякнут бомбы и патроныИ враг захватит наши города,Погибнем, как слепые махаоны,Мы в пламени неистового льда.

Как чуден, как прекрасен русский лес…

С т а л и н. Это сильнее Фауста и Гёте! Твои стихи, Адольф?

Г и т л е р. Конечно мои. Я списал их у одного русского. Тебе понравилось, Иосиф?

С т а л и н. Понравилось, но мы бы не смогли их опубликовать. Товарищи в «Огоньке» не пропустят такие стихи. А мавзолей ты зря пнул, Адольф. Ведь я сделал распоряжения, и Ленина немного пододвинут внутри. В Го мы называем это «два глаза». Два глаза — это внутренний строй пустоты, Адольф. А когда ты написал эти стихи?

Г и т л е р. Что? Стихи? Начал в декабре сорок первого, закончил в феврале сорок пятого. Как раз в те дни, когда мы боролись с вашим Исаевым. Ну и голова этот ваш Исаев! Ему скорее бы подошла фамилия Головин.

С т а л и н. Харошие стихи, Адольф. Мне особенно про махаонов понравилось. Как ты думаешь, Адольф, Мандельштам был хорошим поэтом?

Г и т л е р. Еврей?

С т а л и н. Да.

Г и т л е р. Вы дошли до ручки в своём интернационале. Русскую поэзию у вас пишут евреи. А еврейскую кто пишет?

С т а л и н. В корень, Адольф. Калмыки, лезгины, карачаевцы, казахи. Вот скажем, Сулейман Стальский. Сулейман — по-турецки Соломон. Так вот, Стальский у нас сейчас главный еврей. Но как пишет! Написал, что Сталин выше гор. Больше Солнца! Чуешь масштаб? Это же почти Ветхий Завет. Видишь, какие у нас поэты. Советская власть воспитала их и вскормила!

Г и т л е р. Я не знал, что русская поэзия так продвинулась. Почему ты спрашиваешь о Мандельштаме?

С т а л и н. Я спрашивал Пастернака. Даже звонил ему в офис. Кого мне ещё спросить?

Г и т л е р. А в чём замес?

С т а л и н. Понимаешь, мы его арестовали, но у меня до сих пор ощущение ашибки. Вот послушай! (Достаёт папиросу Дукат, разворачивает, читает.)

За гремучую доблесть грядущих веков,За высокое племя людейЯ лишился и чаши на пире отцов,И веселья, и чести своей.Мне на плечи кидается век-волкодав,Но не волк я по крови своей,Запихай меня лучше, как шапку, в рукавЖаркой шубы сибирских степей.

Г и т л е р. Это всё?

С т а л и н (аккомпанирует трубкой).

Чтоб не видеть ни труса, ни хлипкой грязцы,Ни кровавых костей в колесе,Чтоб сияли всю ночь голубые песцыМне в своей первобытной красе.Уведи меня в ночь, где течёт ЕнисейИ сосна до звезды достаёт,Потому что не волк я по крови своейИ меня только равный убьёт.

Г и т л е р. Моё мнение — правильно арестовали.

С т а л и н. Отправили в лагерь, в равные условия.