— Раньше бы в прокуратуру позвонил, мы бы режим слежения за сигналом установили, может и засекли бы.
— А, все мы умные, как моя жена потом.
— Ты спроси от моего имени Ермилова, сейчас-то взяли тебя под «колпак»? Ты спроси, не стесняйся. Взяли?.. Ну рассказывай дальше.
— А дальше что? Мой водитель мелкий ремонт сделал на шоссе, доехали до прокуратуры, и я сразу — к Ермилову. Вот, вам теперь звоним.
— Тебе звонков больше не было?
— Никак нет.
— Дай трубку Ермилову... Ну, у тебя после всего, что мне Свиридов поведал, нет ничего добавить? Факты, рассуждения?
— Фактов новых нет, — вздохнул Ермилов. — Сейчас половина десятого. Больше попыток позвонить домой или в машину по мобильнику не предпринималось. А рассуждения... Они, я так полагаю, очевидны. Кому-то сильно охота сбить тренировочный процесс у московских спартаковцев. И точно могу сказать, это не питерские авторитеты. Они хоть и сволочи, но не настолько, чтоб гордость Питера — спорткомплекс «Спартак» — уесть.
— Тогда кто стоит за всей этой затеей?
— Есть одна зацепочка.
— Не томи.
— Когда второй раз по телефону Свиридов отказался от всех предложений: от денег, от замораживания стройки, от введения новых «бригад», звонивший как бы между прочим сбросил так небрежненько: «Ну, падла, если до утра не дашь согласия, босс будет очень недоволен. А когда он недоволен, кровушка льется! Ты про своих близких подумай...».
— Обычная лексика, типичная угроза. В чем зацепка?
— А в тех словах, что он потом, как бы в сторону, произнес. Дело в том, что кто-то из отморозков, сидевших рядом с тем, кто звонил Свиридову, заметил: «До босса далеко, успеем управиться в срок и доложить».
— Ну и?..
— А тот, первый, что угрожал, ответил ему рекламным слоганом: «От Парижа до Находки ОМСА — лучшие колготки» и заржал. После чего, уже в трубку, Свиридову, заметил: «Ты понял, полковник? Умоем кровью твоих близких, не согласишься — зароем тебя. Придет твой зам на твое место — начнем сначала. Но времени у нас мало. В ноябре комплекс не должен быть сдан».
— Да... задачка. Даже две.
— Почему две? — устало спросил Ермилов.
— Потому что первая: при чем тут Париж и Находка? Рискну предположить, что рекламный слоган пришел в голову этого придурка не случайно. А по ассоциации с боссом. Находку я, с вашего позволения, сразу исключаю и путем несложного арифметического действия получаю — Париж.
— Значит, заказ на рэкет из Парижа?
— Это не рэкет, старина. Тут куда большие деньги за угрозами стоят. И по срокам — сходится. Если в ноябре накануне важного матча на Кубок «ЕвроТОТО» у спартаковцев неожиданно сорвутся сборы, то и физическая форма футболистов может подкачать, и психологически могут сорваться и сам Романцев, и его ребята.
— А нам-то тут что делать?
— Самую надежную охрану к дому Ермилова — он сейчас на острие атаки. Если ему по делам нужно передвигаться по городу — машину сопровождения. Дай поручения УВД и УФСБ по Питеру, пусть подключатся. Думаю, их, эти ведомства, придется подключать все равно: партия грозит затянуться и стать сложной, комплексной. Тут может оказаться кончик нити к очень большой криминальной афере. Ну и что еще? Докладывайте мне по телефону спутниковой связи, он всегда со мной. В любое время дня и ночи.
— А при чем тут «Спартак»?
— Ни при чем. Но — в центре внимания. Такой вот парадокс. Кто в замах Свиридова, спроси?
— Заслуженный мастер спорта, в прошлом игрок «Зенита» Никита Молчанов.
— Знаю, мужик крепкий, на посулы тоже не поддастся и от угроз голову в подушку не спрячет. Но и к нему на всякий случай приставь «личку». Добро? А Свиридова домой отправь, пусть стакан водки выпьет и — спать. Ни о чем пусть не беспокоится. Его задача — спорткомплекс для Клуба «Спартак» строить. А наша задача — его труд и покой охранять и жуликов в тюрьмы отправлять. «От Парижа до Находки...»
Кардашов сел в машину молча, да так и промолчал всю дорогу до дома, думал. Обычно хотя бы парой слов с водителем, Карпычем, перемолвится. А тут все молчком. Много было непривычного, странного с точки зрения опытного криминалиста во всей этой истории. Он вспоминал разговоры с Егором Патрикеевым, недавнюю беседу с питерцами, и тревога все глубже проникала в сердце.
Когда приехал домой, сделал то, что советовал сделать Свиридову: выпил стакан водки, не чувствуя вкуса, похлебал отличные щи, приготовленные женой из свежих овощей, так же машинально поковырял вилкой «цеппелины» — картофельные котлеты, фаршированные жареными грибами, принял душ и молча улегся в кабинете. Знал, что будет вставать ночью, — курить он давно бросил, — будет пить холодную чайную заварку, слоняться по кабинету и думать, пытаясь соединить все так причудливо проявившиеся ниточки, ведущие в Париж. И беспокоить жену и дочь не хотелось. Во-первых, потому что он их сильно любил. И во-вторых, тоже поэтому.