Glaeddyv vort, beanna (GV, b) (СИ)

Утро у меня было отнюдь не бодрым. Открыв глаза, я осознала, что если вчера мое сознание расширилось и потеряло форму, то сегодня, загнанное в рамки моего мозга, очень теснилось. Оно давило на черепную коробку изнутри. В следствии чего, у меня были на лицо все признаки похмелья — головная боль, сухость и привкус дерьма во рту. Я почувствовала настоящую ненависть и отвращение к алкоголю. Однако, стоило что-то с этим делать. Интересно, каково сейчас ведьмаку — он выпил намного больше и не факт, что после нашего расставания больше не принимал в себя эту отраву? Сознание лениво начало шевелиться, вспоминая вчерашние события. Надралась в стельку, устроила Йорвету очередную истерику. Йорвет? Он же был здесь! Я вскочила, чем заработала внеочередное головокружение. Эльфа, как и признаков его присутствия здесь когда-либо, не было. Зато на полу, у самой двери, прямо в одежде расположился ведьмак. Надеюсь, что они не встретились нос к носу. Вместо подушки Геральт использовал собственный монстрариум и любовно прижимал к себе свой серебряный меч. Своим оглушающим храпом и запахом помойки изо рта, он распугивал всех на расстоянии ста метров. Думаю, у меня нет права его порицать: стоило мне случайно дыхнуть в сторону Сэра Ланселапа, не подозревающего о моем коварстве и мирно лежащего на подушке, как котейка резко сорвался с места и предпочел временно поселиться у одной из самых крупных щелей. Свежего воздуха жаждал. Значит, Йорвет ушел. Вчера он не воспользовался ситуацией и просто уложил меня в кровать. Я почувствовала одновременно радость и разочарование. А мог бы, твою мать. Хотя, опять же, тогда я бы чувствовала себя использованной. Что ж я за существо такое? Делают больно — не нравиться, ласково относятся, а я не довольна. Правильно говорил мой отец: «Много собак — свора. Много птиц — стая. Много баранов — стадо. Много противоречий — баба». Боюсь представить, что еще решит испробовать Йорвет, чтобы определить порог моей доброты. Я попыталась просто прикинуть, что творилось у него в голове вчера, и пришла к неутешительному выводу: скорее всего он догадался, что я к нему не ровно дышу и просто таким образом меня угомонил. Ловить потом по лесам мою бушующую тушку ему, наверное, не улыбалось. Да и Геральт, который скорее всего заметил, что отстали мы вдвоем, его бы размазал по стенке тонким слоем. Поэтому это был самый лучший выход из сложившейся ситуации — довести, уложить и, так уж и быть, поцеловать. Типа, в качестве поощрения за хорошее поведение в конце. Голова гудела и ощутимо расширялась в размерах до масштаба туманности Андромеды. Нужно срочно искать воду — в горле пересохло, кожа шелушилась и стала шершавой. Больше всего на свете сейчас я мечтала об «Алкозельцере», он бы мигом снял все симптомы, и я вновь почувствовала бы себя сейчас человеком. Но в Средневековье были только исключительно народные методы лечения подобного рода болезней, включавшие в себя рассол, водичку, проспаться и страдать до следующего утра. С трудом закончив водные процедуры, я начала одеваться. Ланселап жалобно мяукал, требуя чего-нибудь покушать, да побольше. Я пыталась его успокоить — не дай бог разбудит Геральта. С тяжелого бодуна ведьмак был способен на все — от убийства до ссоры по самым разнообразным вопросам мироздания. Чтобы достать еды моему чаду требовалось преодолеть друга-преграду и спуститься вниз. Но ведь внизу люди, поэтому надо хорошо выглядеть. Насколько сейчас это возможно, конечно. Ну, не распугивать же ранних клиентов только из-за того, что твое лицо сейчас являет собой иллюстрацию к термину «лютый похмел»? В дверь нетерпеливо постучали, и, не дожидаясь ответа, к нам ввалился Лютик. Выглядел он крайне неважно — помятое лицо, опухшие глаза. Вот уж он точно понимает сейчас мои чувства. Поэт препятствия в виде ведьмака не ожидал, поэтому на скорости споткнулся об друга, попытался сгруппироваться при падении, но весьма неудачно и с размаху поприветствовал копчиком пол. Геральт недовольно заворчал, заворочался, но героическую битву с дремой проиграл и вновь провалился в сон.

— Я пришел сообщить пренеприятное известие, друзья, — обреченно начал поэт. Я ожидала что-нибудь в стиле городничего: «К нам едет ревизор!», но Лютик о Гоголе никогда не слышал, с Великой Русской литературой не был знаком даже понаслышке. Зато, как пташка ранняя, уже был в курсе последних новостей, которые заставили меня выпучить глаза от ужаса: — Крестьяне хотят казнить принца Стенниса.