Глаголь над Балтикой

- Но почему тогда Николай Оттович так бессовестно поступает с Вами? Надо же, а ведь на вид такой почтенный и благонравный мужчина, заслуженный адмирал...Что же он Вас держит-то в черном теле? - округлила глаза Анастасия Георгиевна:

Николай не удержался от улыбки

- Так это потому, любезная Анастасия Георгиевна, что его высокопревосходительство воевал и отлично знает, в каких условиях зачастую приходиться вести бой. Далеко не всегда враг даст время на то, чтобы отдохнуть и выспаться перед боем. Да и сражение может идти в течении нескольких дней. В общем, адмирал считает делом чести готовить флот так, чтобы мы могли падать с ног от усталости, но при этом выбивали бы положенный процент попаданий не хуже лучших флотов мира.

 - Значит, сейчас флот на высоте, - произнес Владимир Петрович, не делая ударения на слове "сейчас", хотя многие после Цусимы и до сих пор не упускали случая запустить шпильку флотским:

- Но это в целом, а как же Ваш корабль? "Павел", если не ошибаюсь, не так ли?

- Не ошибаетесь. И тут я вынужден хвастаться - вчера наш результат был лучшим по бригаде. Мы обошли даже артиллеристов флагманского "Андрея", а это, простите мое неумеренное бахвальство, кое-чего стоит.

- Ох, как здорово! Значит, Вам дадут ту прелестную амфору? Как великолепно, а Вы принесете ее сюда, посмотреть?

Николай не знал, плакать или смеяться. Обозвать переходящий императорский приз за лучшую стрельбу "прелестной амфорой" могла только женщина. Хотя, если разобраться - действительно, в основе-то амфора, разукрашенная якорями, стволами орудий, да российскими гербами. Тут скорее следовало удивляться тому, что госпожа Федюшина вообще помнит, как выглядит приз - а, впрочем... Ведь фотографии победителей состязаний за лучшую стрельбу печатают во всех гельсингфорсских газетах, и "амфора" на них всегда крупным планом.

- Нет, любезная Анастасия Георгиевна. Переходящий императорский приз достанется лучшему кораблю летом, когда будут проводиться специальные состязательные стрельбы по флоту.

Николай сделал заговорщицкое лицо:

- Но, если мне повезет, и призером станет "Император Павел I", я постараюсь под покровом ночи умыкнуть приз с почетного места в кают-кампании, и представить его на Ваш взыскательный суд, чтобы Вы могли сполна насладиться зрелищем!

- Ах, Вы опять надо мною смеетесь, Николай Филиппович!

В это время створки дверей, ведущих во внутренние помещения дома, распахнулись так резко, что отлично пригнанные и смазанные петли, не издававшие никогда ни звука, протестующе всхлипнули.  В дверях показался высокий и стройный молодой человек лет двадцати пяти в мундире штабс-ротмистра[17] кавалерии. Черные, курчавые волосы, непослушно спадающие на высокий лоб, черные глаза, правильные черты лица, уверенность в движениях, китель дорогого сукна, идеально сидящий на безупречной фигуре, ремни и сапоги превосходнейшей кожи, - буквально все в нем заявляло о достатке и аристократизме. Штабс-ротмистр буквально лучился тем особенным кавалерийским шиком, что на протяжении веков заставлял обливаться кровью бесчисленные легионы женских сердец. Один только взгляд на молодого человека пробуждал в памяти безупречные стать и выправку воинов кавалергардского полка его императорского величества, среди которых ему было бы самое место. Штабс-ротмистр был великолепен - однако сейчас его породистое лицо было бледно и неподвижно, а черные глаза полнили боль и ярость. Ни на кого не обращая внимания, глядя в одному ему ведомую точку, он широким быстрым шагом прошел прямо к бару. Казалось, даже веселый и наглый звон, что обычно издавали его серебряные шпоры, сменился сегодня сердитым и оскорбленным бренчанием. Офицер, не глядя, плеснул себе коньяк на три пальца и ахнул залпом, не закусывая. Вновь налил столько же и развернувшись вполоборота к Николаю, принялся мрачно цедить крепчайший напиток сквозь зубы.

Беседа Николая с Федюшиными прервалась - те во все глаза в изумлении уставились на штабс-ротмистра. "Ого!", - подумал про себя Николай: "Похоже, Маленькому Принцу досталось по-взрослому.  Хлестать "Фрапэн" как водку, не чувствуя вкуса... Неужто? Пытался объясниться с Валерией? И..."

В распахнутой порывистым штабс-ротмистром двери возник изящный силуэт Валерии Михайловны. Изысканное белое платье, не переходя тонкую грань светских приличий, тем не менее, превосходно подчеркивало неоспоримые достоинства ее фигуры, а черные жемчуга в золоте великолепно шли ее роскошным светлым волосам. Задумчивость во взоре, таящем загадку и легкая, чуть грустная улыбка, едва заметная тень сожаления на прекрасном лице...  Валерия Михайловна заметила Николая - и огромные зеленые глаза засияли, исчезли намеки на всякую грусть:

- О, Николай Филиппович, Вы уже здесь? Как я рада Вас видеть!