Глаголь над Балтикой

- Почему бы и нет? У тебя нервы играют от таких новостей, хотя по тебе и не видно, и коньячку ты выпил. Так что хуже, чем сейчас у тебя состояние на дуэли точно не будет. Вот и посмотрим, на что ты способен.

Николай против воли улыбнулся

- Алексей, ты решительно невозможен. Я только-только прибыл к тебе в гости, и тут же ты тащишь меня звенеть железом. Что подумают о нас твои офицеры?

- И с каких это пор ты стал обращать внимание на мнение окружающего тебя общества? Неужто госпоже Абзановой удалось открыть тебе глаза, и ты наконец-то заметил, что живешь не на Луне и вокруг тебя есть люди, к мнению которых стоит иногда прислушаться?

Улыбка Николая стала куда более естественной

- И это ты мне говоришь, отец ангарды?

В ответ Алексей Павлович лишь самодовольно улыбнулся.

Все дело в том, что князь Еникеев обожал сабли. Именно так - не интересовался, не ценил и даже не любил - обожал. Решительно непонятно было, как с таким пристрастием Алексей Павлович оказался на флоте, а не в кавалергардах, но факт остается фактом - князь всегда и во всякой ситуации находил место и время для занятий сабельным фехтованием.

До войны это было легко - увы, русские морские офицеры в массе своей отнюдь не помирали на службе. Бывали, конечно, длительные походы, кругосветки и учения, но, в общем, всего этого никогда не было так много, чтобы всерьез помешать хобби Алексея Павловича. Князь изыскал возможности для тренировок даже в японском плену. А вот после возвращения в Россию, господа офицеры, в полном соответствии с заветом Степана Осиповича Макарова, были "в море - дома, на берегу - в гостях". Алексея Павловича, на собственном опыте познавшего, к каким последствиям приводят пробелы в боевой подготовке, такой порядок вполне устраивал.  За исключением одного - в море фехтовать и негде и не с кем. Князь вынужденно мирился с подобным положением дел, страдал молча, а на берегу доводил себя до исступления, пытаясь, как он говорил, "восстановить форму".

Ситуация изменилась, когда Алексея Павловича назначили командовать легендарным "Баяном" - самым знаменитым крейсером балтийского флота.  Построенный незадолго до русско-японской войны во Франции с тем чтобы "нести разведочную службу при эскадре, не переставая в то же время быть боевым судном", "Баян" получился небольшим, изящным, прилично бронированным, хотя и не слишком быстроходным кораблем.  Мощью своей он подавлял любой бронепалубный крейсер, уступая большинству броненосных.

В грянувшей войне корабль проявил себя выше всяческих похвал, став, пожалуй, лучшим крейсером Порт-Артурской эскадры.[31]

Вспомнить хотя бы дело 31 марта 1904 г, когда погиб миноносец "Страшный", нарвавшись на целый дивизион японских дестроеров. Рванувшийся ему на выручку "Баян", выйдя к месту боя, сходу расшугал японскую мелочь, остановился и спустил шлюпки для спасения выживших моряков. Но тут из туманной дымки появились силуэты японских крейсеров. Один, два, три... шесть. Загрохотали орудия.  Рядом с "Баяном" вздыбились фонтаны разрывов, но крейсер не мог дать хода - как было бы тогда поднимать шлюпки? "Баян" оставался на месте до тех пор, пока не были закончены спасательные работы. Лишь дождавшись баркасы со спасателями и спасенными "Баян", весело перестреливаясь с наседающими японскими крейсерами, отступил к Артуру.

Историю дерзкого крейсера едва не прервала японская мина, на которую он случайно наткнулся, возвращаясь после очередного обстрела японских позиций. Но... видно удача тянется к доблести, иначе вряд ли возможно объяснить, почему смертельный заряд не сработал как должно. Вместо того, чтобы проломить громадную дыру, испоганив борт на протяжении многих саженей, "Баян" едва поцарапало, обошлось даже без подтоплений. "Оборонила Царица Небесная!" - говорили матросы и офицеры с ними вполне соглашались.

А затем - бой в Желтом море, когда первая тихоокеанская эскадра попыталась прорваться во Владивосток. Сейчас просторную кают-компанию "Баяна" украшало огромное, во всю стену полотно, запечатлевшее наиболее драматический момент того сражения - прорыв сквозь боевые порядки японских отрядов, когда русские крейсера оказались зажаты с двух сторон. Стоит ли говорить, что головным шел "Баян" и флаг командующего крейсерами контр-адмирала Рейценштейна трепетал на его на фалах?

Десятки снарядов вздымали тонны воды к небесам, и белоснежные султаны медленно оседали в кипящие пучины. А среди водных столбов, осиянные умирающим светом клонящегося на закат солнца, шли вперед русские крейсера, изрыгая огонь и смерть на оба борта. В нескончаемом дыму хорошо видны были разве что языки пламени, рвущиеся из жерл орудий, пробитых бортов и горящих палуб - но и их укутывал пороховой дым и чад пожаров, иной раз совершенно скрывая корабль из вида. И когда дымную пелену, в которой едва угадывался силуэт русского крейсера, разрывали пополам вспышки яростного огня, не сразу и понятно было, дал ли крейсер очередной залп, или же взорвался, получив смертельный удар?