— Это видно по положению ее шеи. Смотри — Феликс проводит кончиком пальца по горлу Марины. — Исходя из положения ее шеи видно, что она смотрела в камеру. Чье-то другое лицо было — как это говорится? — напечатано двойной экспозицией поверх лица этой девушки.
Феликс замолкает, затем переводит взгляд на Уоллисов.
— Полагаю, что нечто подобное было проделано и с этой парой, — говорит он, наморщив лоб. — Причем работа довольно грубая.
Вздохнув, он кладет фотографию обратно на стойку:
— Впрочем, кто знает? Может, ты был просто очень пьян, захотел со всеми подружиться и сел не за тот столик?
Я мотаю головой.
— Я
Я заказываю бармену водку «Absolut» с клюквенным соком («И обязательно добавить лайма!» — подчеркиваю я.), и когда он мне ее приносит, я опрокидываю бокал залпом, но желанное расслабление так и не приходит.
— Может, мне просто потрахаться нужно, — вздыхаю я.
Феликс принимается хихикать.
— Потрахаться-то тебе придется, — хихикает он. — Еще как придется.
— Умоляю тебя, перестань хихикать, Феликс.
— Ты что, не читал новый сценарий, — спрашивает он.
— По-моему, в сценарий постоянно вносят изменения, Феликс, — говорю я. — А я на это вовсе не подписывался.
— Похоже, что ты совершенно не привык к разочарованиям, Виктор. Я угадал?
— Похоже, что-то случилось с этой девушкой, — говорю я уныло. — Ну, с Мариной.
— Ты думаешь, что вышла ошибка? — спрашивает Феликс, отпивая большой глоток бренди и ставя бокал в ряд с пустыми бокалами. — Случается, что люди просто слишком много знают.
— Мне показалось… мне показалось, что там — Боже мой! — произошел какой-то несчастный случай, и…
У меня перехватывает голос.
Я смотрю на пианиста, на статистов, сидящих за столами и на скамейках и задумчиво кивающих в такт музыке.
— И потом никто не снимал трубку — о Боже мой!
— Тебе следует сменить образ жизни на более гармоничный и плодотворный.
— Я на обложке журнала «Youth Quake»! — восклицаю я. — Ради всего святого, о чем ты таком болтаешь?
— Может быть, одно с другим все же никак не связано?
— Хорошо, тогда скажи мне, что я упрямый осел, — настаиваю я. — Скажи мне, что это не «показатель успеха». Феликс, не бойся, я все пойму и прощу!
— Я знаю, знаю, — говорит Феликс участливым тоном, затягиваясь сигаретой. — Невыносимая ситуация, верно?
Наконец я спрашиваю:
— Кстати, а как насчет Палакона? Каким боком он относится ко всему этому?
— Кто такой Палакон? — спрашивает Феликс.
— Палакон, — вздыхаю я, — это тот парень, который посадил меня на эту чертову посудину.
Феликс замирает, затем гасит сигарету в пепельнице и говорит:
— Не знаю я никакого Палакона.
Делая знак бармену, чтобы тот принес еще выпить, я недовольно бурчу:
— Что?
— Палакона нет в сценарии, Виктор, — отчетливо повторяет Феликс.
Пауза.
— Ни фига себе! Погоди-ка, постой. — Я поднимаю руку. — Ау? С тобой все в порядке, зайка?
— Нет, нет, со мной все в порядке, — говорит Феликс. — И прошу тебя, Виктор, не называй меня «зайкой».
— Нет, постой, Феликс, — продолжаю я. — Я говорю о парне, которого я встретил в «Fashion Cafй». Такой типичный еврокретин — он-то меня и пристроил в эту плавучую богадельню. Ну вспомни —
Но на Феликса это не производит никакого впечатления. Я таращусь на него, совершенно ошарашенный.
— Я встретился с ним после того, как за мной устроили погоню, — начинаю объяснять я. — В «Fashion Cafй», когда я убежал от черного джипа. Ф. Фред Палакон?
Феликс поворачивается ко мне, он скорее обеспокоен, чем удивлен, и наконец он изрекает:
— Мы не снимали никаких погонь, Виктор.
А затем, после долгого молчания:
— И в «Fashion Cafй» мы тоже не снимали ни одной сцены.
Я снова перевожу взгляд на фотографию и чувствую, что у меня внутри что-то словно обрывается.
— В режиссерском сценарии нет никакого Палакона, — бормочет Феликс, тоже уставившись на фотографию. — Первый раз слышу это имя.
Я начинаю задыхаться, бармен ставит передо мной выпивку, но у меня к горлу подступает изжога, так что я передвигаю бокал поближе к Феликсу.
— Думаю, что именно на этом кадре логичнее всего закончить последний эпизод, — говорит Феликс и исчезает.
0