Глас небесный

Их больше восхищала выдумка ловких жуликов, а я радовалась тому, что „небесный голос“ теперь навсегда оставит тетю и меня в покое. Он обезврежен.

Но я ошибалась…

— Комиссар помчался в Берн, — сказал весело Жакоб,? — захватил с собой наши пленки. Уверен, что теперь удастся получить ордер на арест Горана. Скоро мы увидим „космического проповедника“ на скамье подсудимых.

Но Жакоб тоже ошибался.

Поздно вечером Лантье позвонил из Берна и сообщил, что Мишель Горан и его помощница Луиза Альтенберг еще вчера улетели в Париж…

— Странно, — задумался Жакоб. — Кто же вел ночью передачу? Ведь мы слышали его голос. Хотя, впрочем, записали заранее на пленку, а прокрутил кто-то из его подручных. Но зачем это все сделано?

— Может, они просто напугались, поняв, что мы напали на след? — сказала я.

— Вряд ли. Ведь он ничего еще не знал о том, что мы догадались насчет зуба и поедали искать дантиста. Приемник у них был спрятан надежно. И если бы мы не начали в ту ночь глушить его передачу, ненароком вызвав боль у тетки в зубе, то и сейчас не догадались бы, где он спрятан. Нет, похоже, Горан снова готовит себе алиби, но зачем, для чего?

Через день было тихое, солнечное утро. И тетя захотела поехать в Сен-Морис, чтобы купить кое-что в магазинах. Я охотно согласилась отвезти ее, радуясь от души, что у нее снова пробуждается интерес к жизни.

О разоблачении „голоса“ мы ей пока ничего не говорили. Жакоб только через комиссара Лантье передал нотариусу некоторые материалы, уличающие „космических жуликов“, и введение дарственной в силу было пока приостановлено.

Всю дорогу я старалась развлекать тетю разговорами. Она весело отвечала мне, но когда впереди показалась дымящая труба цементного завода и белая церковка на горе над зажатым в теснине ущелья Сен-Морисом, я вдруг с тревогой заметила, что тетя как будто снова начала задумываться, словно вспоминать что-то…

Так у нее всегда бывало перед „видениями“. Но ведь „голоса“ уже нет, и „космический проповедник“ далеко, в Париже?

Я резко сбавила скорость, краем глаза косясь на тетю и все еще пытаясь поддерживать беззаботную беседу.

У самого въезда на мост пришлось затормозить, потому что впереди натужно гудел огромный автопоезд. Ему трудно было разворачиваться, и он еле полз через мост, а мы плелись за ним…

Это нас и спасло.

На середине моста тетя вдруг со страшной силой оттолкнула меня плечом, вцепилась в баранку руля и круто повернула ее влево. Каким-то чудом я успела совсем сбросить газ и нажать тормоз. Бели бы скорость была чуть-чуть больше, наша машина, сломав перила, уже летела бы со страшной высоты вниз в кипящую воду стремительной Роны.

Наш „оппель-капитан“ уткнулся радиатором в перила и замер. Со всех сторон с испуганными криками сбегались люди. А я пыталась вырвать руль из окаменевших рук тети, не замечая, как по лицу у меня течет кровь из рассеченной при толчке брови…

Тетя так и не могла никогда потом объяснить, почему она это сделала:

— Что-то меня заставило… Какая-то сила, не подвластная мне…

Но мы с Жакобом знали, что это „голос“ напоследок внушил ей попытку самоубийства — заранее, за несколько дней — наверное, именно в той передаче, которую мы прозевали, увлеченные заманиванием тети к дантисту.

Тетя, конечно, не понимала, что делает. Мы неминуемо погибли бы обе, а у него было превосходное алиби, он ведь находился в это время далеко от моста, в Париже. Это мог подтвердить даже комиссар Лантье, специально наводивший справки…

Последний смертельный удар издалека, когда уже все ликовали и успокоились, — да, было задумано ловко!

Он все предусмотрел, этот хитрый „голос“ не учел лишь одного: что может измениться обстановка и нас заставит затормозить неповоротливый автопоезд.

„Космический проповедник“ все-таки попал под суд, когда вернулся из Парижа. Процесс был громкий, о нем много писали в газетах. Пускали пленку, и в зале суда негромко звучал настойчивый, властный „голос“…

Но все кончилось лишь двумя годами тюрьмы — за „мошенничество с недозволенным применением гипнотического внушения и некоторых технических средств“.

Хорошо хоть секта „Внемлющих Голосам“ прекратила свое существование. Но когда главарь выйдет на свободу, она наверняка возродится под каким-нибудь новым названием.

Как бывает в жизни, а не в романах, многое в этой удивительной истории оставалось незавершенным и непонятным.

Так и осталось, например, загадкой для всех, как же удалось „космическим“ проходимцам в первый раз заманить тетю к мнимому дантисту, чтобы поставить ей в зуб радиопломбу. Тетя ничего не помнила об этом вероятно, ей было сделано соответствующее внушение все забыть. Морис пытался уговорить тетю дать согласие подвергнуться гипнозу, чтобы попробовать во сне пробудить дремлющие где-то в глубине ее мозга воспоминания. Но она категорически отказалась.

Я ее хорошо понимала. Судебный процесс открыл ей глаза на то, как она стала жертвой хитрых мошенников. Дарственная, конечно, была ликвидирована. Но пережитое оставило глубокий след в ее душе.