Главарь отморозков

Менты и бандиты не пожелали сразу идти к выходу из ущелья. Если верх был перекрыт, как они догадались, немалыми силами пограничников, о чем говорил полет двух вертолетов, то выход должен был быть, по мыслям командира группы, свободен. Тем более, свободным должен быть третий выход – из соседнего ущелья, которое соседним становится только во второй своей половине, а до этого идет вдалеке. Но ментовский генерал, должно быть, знал, что у выхода из этого ущелья стоят два грузовика и бронеавтомобиль «Тигр», так что подразделение полиции во главе с подполковником Мамедовым должно быть где-то там же. Из всего вышесказанного выходило, что группа из тринадцати человек постарается в темноте преодолеть перевал и выйти на равнину из других «ворот». Вопрос стоял только в том, пожелают они или не пожелают захватить с собой носилки с мешками. Предвидя сложность обращения с такими деньгами при официальном пересечении границы, можно было бы посчитать, что они не захотят взять деньги из тайника. В этом случае я должен буду выйти на связь с майором Колокольцевым и затребовать перекрытия выхода из ущелья, где может находиться уцелевшая половина подразделения подполковника Мамедова – те, кто бросился в погоню за сбежавшим полковником Лущенковым не вверх, а вниз по ущелью. Тогда, при таком раскладе событий, носилки с деньгами придется тащить на себе бойцам моего взвода. Но если ментовский генерал слишком жаден, а основания думать так о генерале у нас были, то он просто не может оставить такие деньги где-то в горах без присмотра. Тем более что были люди, знающие об этих деньгах. И люди не такие, на которых можно полностью положиться – два эмира и их четверо бандитов. Любой мог и выдать, и решить забрать деньги себе. Такой суммы каждому хватит на безбедную жизнь. Хватит и для того, чтобы спрятаться от тех, кто будет искать. Да и сопровождающие генерала менты не казались особо верными и сверхнадежными.

А это уже само по себе обещало срабатывание светошумовых мин и обеспечивало нам возможность захватить и ментов, и бандитов, по сути дела, голыми руками, поскольку они несколько часов не смогут ничего ни услышать, ни увидеть. Нам оставалось только ждать.

Меня при этом интересовал еще один вопрос. Взрыв в первой заминированной расщелине бандиты с ментами слышали или нет? Если слышали, то должны на перевале искать тела пострадавших от взрыва. Если не слышали, то должны держаться от первой расщелины подальше. Мой интерес объяснялся просто: я наблюдал еще за одной точкой на мониторе – за своим взводным сапером ефрейтором Головиным, и мне показалось, что спрятался он как раз в ту расщелину, где недавно раздался взрыв. При одних условиях это был хороший выбор, при других – никудышный. В одном случае это обещало спасение, в другом гарантировало гибель. И помочь ефрейтору я никак не мог.

Группа наших противников уже преодолела половину подъема, когда полковник Сомов принял решение:

– Пора и нам вслед идти.

Я по средствам связи передал команду своим бойцам. Темнота, конечно, была густой, но под открытым небом она никогда не бывает полной, и я хорошо видел своих парней, выходящих из-за камней. И как раз в этот момент из нижней части ущелья раздались звуки боя. Стреляли пулеметы и автоматы, рвались гранаты. Видимо, часть ментов, отправленная к машине, добралась до места засады, устроенной взводом спецназа ГРУ, посланным майором Колокольцевым. И по звуку я легко определил, что бой этот был практически односторонним. Менты или не умели сопротивляться, или были сразу уничтожены, и дальнейшая стрельба была только профилактической – по пространствам, где мог кто-то спрятаться. Это в моем понимании была одна из военных «маленьких трагедий». Ведь, по сути дела, менты ничего, скорее всего, не знали о замыслах и делах своего генерала. Они не были преступниками. Им приказали идти в сопровождение, и они пошли. А потом их отправили, когда надобность в них отпала, под стволы засады. Генерал просто использовал их в своих интересах и «выбросил» на смерть. И такие «маленькие трагедии», когда люди гибнут там, где ведутся боевые действия, происходят постоянно. Это я уже усвоил давно, только в груди все равно что-то болело.

Я хорошо помню свою первую командировку на Северный Кавказ.