Главная палочка Нью-Йорка (СИ)

Проснулся уже вечером. В голове стало намного чище, но память так и не вернулась. Зато стал соображать лучше. Сразу подумалось, что врач не сказала про моих родственников. А те не пришли меня проведать. Может, я круглый сирота? Или здесь что-то не чисто. Не просто же так я чувствую отторжение к фамилии.

«Ага, это клиника чёрных трансплантологов и они готовят меня к операции, - хмыкнул я про себя. – Ну, а если серьёзно?».

Увы, но никаких мыслей в голову не приходило. Я имею ввиду полезных, которые прояснили бы хоть что-то. Память так же молчала, будто я клон какой-то без прошлого. Хм, вот и ещё одна версия. Причём, достаточно неплохая. Сразу вспомнились фильмы про клонов, которых выращивали для миллионеров, держа их в разных санаториях и станциях, внушая, что за стенами жизни больше нет, а они немногие счастливчики, кому повезло выжить.

Ужин был плотнее. А ещё и полезнее, так как вместе с тележкой, заставленной судками и тарелками, Оливия доставила в мою палату пластиковый бокс с крышкой, в котором лежала груда вещей. Несколько тетрадок, планшет и телефон, фотоальбом, бумажник с карточками, с мятыми купюрами и мелочью. Первым делом я за него схватился, вспомнив, что в таких вещах обычно держат некоторые документы, те же водительские права, фотографии семьи и так далее.

- А это кто? – спросил я, указав на фото под прозрачным пластиком в бумажнике. На нём широко улыбались две молодые женщины, лет тридцати и мелкий парень с лохматой светлой шевелюрой, выглядящий мягко говоря, по-гейски. Все трое были мне незнакомы.

- Твои мамы, Алекс. Судя по заднему плану, ты с ними в центральном парке гуляешь.

«Ты с ними? Ты с ними?! – я ужаснулся, когда осознал, что этот хиппи хлюпик в обтягивающих лосинах и есть я. – Да ладно?».

Благоразумие, пробудившееся после еды, посоветовало пока не показывать этот факт.

- А где они? Почему не пришли сегодня меня проведать? – я посмотрел прямо в глаза собеседнице.

Та смутилась и отвела взгляд в сторону, тем самым показав, что дело тут ой как не чисто. Прямо разит от него, как из переполненного септика.

- Они тоже, м-м, пострадали вчера. И сейчас не могут никак прийти к тебе. Но ты не волнуйся, Алекс, всё будет хорошо, - сказала она. – Ты их вспомнил? Посмотри фотоальбом с твоими одноклассниками.

- Нет, не вспомнил, - пробормотал я, рассматривая пластиковый прямоугольник водительских прав, на которых торчала фотография того же хлюпика, что и на семейном фото. – Можно, посмотрю один. Если что, то я позову.

- Конечно, можно, - Оливия встала со стула, провела ладонями по телу, разглаживая складки халата и неторопливо, покачивая бёдрами, направилась к двери.

Среди вещей в коробке нашлась косметичка с зеркалом (неудивительно при такой-то внешности пацана на фото), которому я обрадовался больше всего на свете. Но стоило мне в него заглянуть, как вопросов только прибавилось. Хотя, я получил ответ на то, почему меня все считают Александром Смитом. В отражении я увидел бледную худую мордашку (а по-другому и не скажешь) того же типа, который фигурировал на фото в правах, а также на отдельной фотокарточки с парой женщин. Кстати, то, что этих дамочек доктор назвала моими мамами, меня особо не тронуло. Откуда-то я знал, что в Америке легко создаются однополые семьи, детей те заводят или усыновляя чужих, или используя искусственное оплодотворение, если супруги женщины. Странно, что Оливия назвала их не толерантно – мамы. Официально же существует определение родитель один и родитель два. Хм, а может, одна из них моя настоящая мать, а вторая мачеха, при этом они неплохо ладят друг с другом и часто берут меня с собой? А тогда где отец, почему Вонг про него ничего не сказала? Или он погиб вчера, и докторша решила не травмировать подростка такой новостью?

«Подростка, ага, - фыркнул я. – Права выданы в две тысячи третьем. Их можно получать в шестнадцать. Значит, сейчас мне точно шестнадцать и я уже юноша».

Но если с этой темой я немного разобрался, найдя логичные объяснения, то вот странная реакция на свою внешность и фамилию продолжала сильно беспокоить. Будто это был не я, а кто-то другой.

«Ну, здравствуй, Билли Миллиган, - невесело усмехнулся я про себя. – Интересно, сколько во мне таких личностей сидит, которые считают своё тело чужим? М-да, неприятно. Пусть лучше я вообще ничего про себя не вспомню и останусь таким, как сейчас, чем начну войну воевать в своей голове».

Телефон планшет потребовали пароли, которые я не помнил. Ознакомление с фотоальбомами никак не помогли моей памяти. Только узнал, что учился всегда в девчачьих классах. На каждом групповом снимке присутствовало от двадцати до двадцати четырёх представительниц слабого пола и три-четыре-пять пацанов. Все они чахлые, волосатые, в обтягивающей и цветастой одежде, которая в моём понимании подходит больше девочкам и девушкам. И «я» от этих полупедиков в полукедах ничем не отличался.