Главная роль 5

Сердобольные служивые заботились о неслучившихся (и слава Богу!) рабах как могли, укутав в одеяла, натащив гору еды и конечно же горячий чай. В основном - мальчики пригодного к работе возраста: от десяти до тринадцати лет. Девочки в количестве пять штук еще меньше – от возраста первоклашки до примерно пятиклассницы. Эти уже для совсем другой «работы». Педофилам и другим извращенцам в этом времени хорошо – такое понятие как «возраст согласия» отсутствует в принципе, зато имеется профильный рынок любых услуг. Дешев ребенок из низов общества, и никто его судьбой особо не интересуется – большой мир, много темных уголков. Ничего, скоро вашей вольнице придет конец. По крайней мере в нашей Империи.

Попытался поговорить – дети источник информации специфический, но порой видят, слышат и понимают больше, чем кажется взрослым. Тщетно – несмотря на заботу со стороны моих людей, малыши запуганы до полной неспособности говорить и шокированы – много дней в темном, холодном трюме, вдалеке от родителей и с полной неизвестностью впереди. Глаза прячут, кутаются в одеяла, пытаются жаться в стену. Тут и взрослый охренеет. Ладно, дадим время ребятам.

- Документы? Опись? Что-нибудь? – спросил я.

- Вон тот малой на финском лопотал, когда его из трюма на свет Божий вынесли, - указал статский советник на худого, бледного пацана с белой шевелюрой. – Допросим и разберемся, Ваше Высочество. И описи найдем, и бухгалтерию, и места, откуда деток забрали. В трюме голубчики сидят, под присмотром и в кандалах. Как раз замерзнуть должны были.

- Ребята, я – русский цесаревич, - представился я детям максимально мягким тоном, решив попытаться разговорить их снова. – Всех вас вернем родителям, а злодеев – накажем. Вам сейчас очень трудно, но я очень прошу вас набраться отваги и рассказать этому дядьке, - указал на коллежского секретаря Федорова. – Все, что видели и слышали с того грустного дня, когда вас забрали из отчего дома.

- Меня с улицы забрали, - откликнулся сидящий в уголке капитанской кровати рыжий пацан лет десяти. – Ни кола, ни двора у меня. Ни мамки, ни папки.

Подтянув колени к подбородку, он обнял их руками и снова ушел в себя, уставившись на висящие на стене напротив картины «морской» тематики пустым взглядом. Плотина, однако, была прорвана – мальчики и девочки наперебой начали рассказывать, кто они и откуда, не забывая предлагать рыжему переехать к ним – те, кому есть куда возвращаться, конечно, потому что беспризорник здесь не один:

«А меня хозяин фабрики за нерадивость продал».

Сгною урода!

«Батя сказал, что еще одну бабу кормить нечем, и приданного на меня нет, а потом благородный в мундире в деревню приехал, сказал, что им с женою деток Боженька не дал, поэтому меня в дочери возьмет, тоже благородная буду».

Многое говорит об экономической ситуации на селе. Полагаю, в байку про «удочерение» родители этой десятилетней глазастой девчушки не шибко-то поверили, просто другие возможности решить «проблему» еще хуже. Нет, не получается не осуждать, но это рудименты прошлого мира еще не отмерли.

«Мы вон с Ванькой и Колькой второй год на улице живем, по карманам уважаемых людей лазим… Ой, а нас за это на каторгу не отправят? Нас старшие научили, Степан Петрович у нас главный, палкой нас учить любит. Вот, значит, по темноте в подвал наш возвращались, а тут карета по дороге проехала, из нее трое выскочили. Ванька с Колькой убежали, а я попался».

Вот огромный пласт «товара» - беспризорника из банды малолеток вообще никто искать не станет, а дисциплина у них в наличии – вон, палкой прививают.

«Отцу поесть носила, он пастух, так меня с котелком в лесу какой-то вонючий и бородатый схватил, рот тряпкой заткнул, связал да в мешок засунул, я и не видела ничего, только трясло и гремело сильно. И качало».

Речной пароход даже по такому скудному описанию не узнать невозможно. Нагло, и даже связанный и неспособный кричать ребенок в мешке делает мешок очень подозрительным – дергается, мычит. Значит логистика отлажена, и на неудобные мешки добрые партнеры глаза сознательно закрывают.

В разноголосице действительно мелькал финский. И не только он – польский, идиш, отчетливо указывающие на Кавказ, но непонятные мне фразы смуглого бровастого пацана. Полный интернационал, и это, прости-Господи, хорошо: на чисто русских детей будет плевать всем, кроме русских и хороших представителей наших национальных меньшинств. Теперь, с таким комплектом, проникнутся вообще все.

- Молодцы! – похвалил я ребят. – Я к вам еще вернусь, а пока рассказывайте дальше, - посмотрел на статского советника. – Ведите к арестованным.

Допросим с большим пристрастием.

Глава 14