- Еще один шибко уверовавший, - крякнул дядя Леша. – Этак нам дворцы в монастыри переопределить придется, а самим в рясы вырядиться. Не хочешь пример подать, Миш-Миш? – неприязненно посмотрел на Михаила Михайловича, второго сына Михаила Николаевича, главы Госсовета.
Большую «тряску» недавно семье (кроме меня, мне-то пофигу) устроил Михаил Михайлович, в начале октября за границей тайно обвенчался с Софьей Николаевной Меренберг, внучкой того самого Пушкина. Морганатический брак у нас наказуем, поэтому «Миш-Миш» на сегодняшнем Совете ждет определения меры наказания.
Личный триггер дяди Леши – сам на морганатический брак не решился, значит и остальные должны делать так же. Понять можно, но «чувство долга» Алексей Александрович трактует специфически – как возможность делать всё, что хочется, ведь за это уплочено большой и светлой любовью.
- София – дочь принца! – попытался парировать Михаил Михайлович.
- Дочь от морганатического брака! – осадил его глава Госсовета.
Очень Михаил Николаевич сыном недоволен.
- Миш-Миш свою судьбу выбрал, - скучным тоном, за которым тщетно пытался спрятать злорадство, добавил дядя Леша. – С нами ему не по пути, хочет беззаботной жизни простолюдина. Пускай живет, но в нашей Империи ему места нет.
Почти все согласно кивают – не один дядюшка радостей морганатического брака лишился, здесь таких хватает. Александр того же мнения придерживался, но у меня получилось его убедить не рубить с плеча.
- Проблема не в Мише, - покачал я головой. – А в покойном Александре Сергеевиче Пушкине.
Культа главного русского поэта пока не зародилось, поэтому в меня полетели недоуменные взгляды.
- Он – наше всё, - добавил я.
Недоумение усилилось.
- В грядущей реформе образования творческому наследию Александра Сергеевича уделено наибольшее внимание. Через десять лет все наши подданные, которым удастся попасть в школы, будет обильно цитировать «Евгения Онегина» по памяти вместе с другими шедеврами. Да, и до Пушкина, и после Пушкина у нас было много гениальных литераторов, но Александр Сергеевич стёр границу между высокой культурой и культурой народной, заодно показав в своих произведениях всю пестроту и глубину русского характера, нашей истории и нашего языка. Изъять наследие Пушкина из образовательной программы – все равно, что изъять у человека сердце. В этой связи мы рискуем создать очень неприятную ситуацию: внучке любимого всей Империей русского поэта запрещено жить в России.
«Миш-Миш» благодарно посмотрел на меня: он, разумеется, понимал, что легко не отделается, и был готов пожертвовать всей предыдущей жизнью, но остаться без Родины, если ты ее любишь, очень грустно.
- Наши борзописцы жалованье не зря получают, придумают, как эту «неприятную ситуацию» выгодно подать, - проявил зачатки понимания важности пропаганды дядя Леша. – И потом – через десять лет простолюдины о какой-то внучке Пушкина и не вспомнят. Плата за предательство Дома однозначна – мы ведь не станем из-за какой-то морганатической во втором поколении, кх-м, «дамы», переписывать законы?
«Миш-Миш» от здоровенного камня в адрес жены вспылил, неплохо так «прошелся» по дядюшкиной персоне, и Романовы от накала страстей погрузились в малопродуктивный обмен колкостями и претензиями.
- Хватит! – не стал утруждать себя повышением голоса Император.
И так услышали и замолчали.
- Предлагаю Сибирь, город Красноярск, - подсуетился я. – Пять лет во главе готовящегося к открытию Имперского Сибирского Университета будет достаточно, чтобы заслужить право вернуться в эту часть страны. Разумеется, руководить университетом Миш-Миш будет как частное, лишенное всех несовместимых с морганатическим браком, привилегий.
- Я согласен! – ухватился за возможность Михаил.
Не хочет в изгнанниках ходить.
- Ты потерял право голоса на этом Совете в момент обручения! – осадил его глава Госсовета. – Как твой отец, я в высшей степени разочарован твоим предательством Дома. Как всю жизнь отдавший службе Империи Романов, я настаиваю на изгнании.
- Нет предателю места на родной земле, - поддакнул дядя Леша. – Полагаю, счастливый отец Софьи будет рад принять вас в милом Гессен-Нассау, Миша.
Я посмотрел на Дагмару, она закатила глаза – «ничего-то ты без мамы не можешь!» - и снизошла до помощи:
- Я против изгнания. Посмотрите, какие мерзости пишут о нас мерзавцы по ту сторону наших границ. Они будут счастливы получить еще один повод как следует пройтись по нам и не позволят забыть о случившемся ни через пять, ни через десять, ни через двадцать лет.
- Простолюдины не читают иностранных газет, - отмахнулся Алексей Александрович. – Они читают то, что мы им позволяем.
- Позволю себе вернуться к началу нашей встречи, - влез я. – Романов опозоренный и изгнанный вреден для всех нас. Романов, лишенный чинов, пренебрегший происхождением и уехавший в далекую Сибирь заниматься народным образованием и женатый на внучке Пушкина будет для нас полезен.