Главная тайна Библии. Смерть и жизнь после смерти в христианстве

Учение о чистилище принадлежит Католической церкви. Такой доктрины не было и нет в православии, а Реформация от нее решительно отказалась — причем не по причине личных антипатий или каких–то злоупотреблений учением, но на основании библейского богословия. Главные положения относительно чистилища мы найдем у Аквината (XIII век) и Данте (начало XIV века), но сама идея глубоко проникла в души творцов и мыслителей всего того периода.[192]

Позднее Средневековье приложило великие усилия для развития идеи чистилища и пыталось организовать вокруг нее всю христианскую жизнь. Как учили тогдашние богословы, большинство христиан не полностью свободно от греха до самой смерти, а потому им нужно и наказание, и очищение, хотя им можно помочь в этот сложный период молитвами, а особенно богослужением церкви воинствующей. В связи с этим в начале XVI века и появилась торговля индульгенциями, которая ужаснула не только Мартина Лютера, но и некоторых католических богословов того времени.

Поэтическую и драматическую силу идеи чистилища показал Данте семь столетий назад, а из относительно близких времен можно вспомнить, например, знаменитую поэму кардинала Ньюмана «Сон Геронтия», ставшую еще более знаменитой, когда Элгар написал к ней музыку. Это представление и соответствующее учение все еще входят в рацион большинства членов Римско–католической церкви и некоторых других христиан, которые прислушиваются к ее учению. Но недавно два ведущих учителя этой церкви высказали совершенно иные взгляды.

Карл Ранер, умерший в 1984 году, пытался совместить представления западных и восточных христиан относительно того, где находятся души между смертью и воскресением. Он хотел отказаться от «индивидуализма», который уделяет чрезмерное внимание судьбе отдельной души, а вместо этого предположил, что после смерти душа теснее соединяется со вселенной в целом, а потому, в ожидании воскресения, она лучше видит разрушительное воздействие своих грехов на весь мир. Это и есть, думал он, достаточно грозное чистилище.[193]

Однако большего внимания заслуживают представления кардинала Иозефа Ратцингера, ныне папы Бенедикта XVI. Ссылаясь на главу 3 Первого послания к Коринфянам, он утверждает, что сам Господь есть огонь суда, и этот огонь преобразует нас в соответствии со своим воскресшим и прославленным телом. И это произойдет не в течение какого–то длительного процесса, но в момент последнего суда. Таким образом, Ратцингер связывает чистилище с самим Иисусом Христом как эсхатологическим огнем, отделяя чистилище от идеи промежуточного состояния. Это, в свою очередь, упраздняет возможность столь популярной в Средние века идеи индульгенций, которая была идеальной мишенью для оппонентов из протестантов. Какими бы ни были наши собственные мнения на этот счет, мы видим, что два влиятельнейших ортодоксальных католических богослова последнего поколения довольно решительно предлагают отказаться от Аквината, Данте, Ньюмана и многих других сторонников чистилища.[194]

Однако примерно в то же само время — и это во многом коснулось англикан — богословы XX века стали сдержаннее высказываться о той «твердой и непреложной надежде», что вызывала такой энтузиазм у первых деятелей Реформации. Иногда говорят, что такая надежда слишком пропитана высокомерием. Если мы прислушаемся к своему сердцу или понаблюдаем за жизнью окружающих нас людей церкви, мы поймем, что не готовы к окончательному блаженству. Кроме того, на протяжении последних ста лет в протестантизме появилась столь очевидная склонность к универсализму, что представления тут изменились: уже не только истинные христиане, но и множество не обремененных серьезными грехами нехристиан должны обрести спасение после смерти. Такая ситуация подобна неудобной двуспальной кровати, на которой все сползают к середине: вместо либо ада, либо рая появилось нечто среднее и довольно туманное. Согласно такому представлению, нехристиане продолжат после смерти свое «путешествие», начатое на земле, до того момента, пока не примут спасения от Бога. Подобным образом и христиане неспешно продолжат свое «путешествие» по неведомой стране Духа, пока, наконец, не придут к конечной цели. Иногда этот процесс называется «ростом» (American Prayer Book) — хотя неясно, чем данная метафора лучше любой другой. Таким образом, мы видим появление «чистилища для всех и каждого». Оно достаточно приятно и уж, разумеется, никак не связано с наказанием — поскольку породивший такие представления либерализм не слишком озабочен проблемой греха и определенно не желает думать, что за грех нужно наказывать.[195]