Когда началась суматоха и зазвучали первые выстрелы, он подумал, что опять прибыла строительная комиссия с предписанием собрать скарб и убраться с территории. Так уже было пять или шесть раз. Однажды бродяги ушли, а экскаваторы и бульдозеры не приехали. Бродяги вернулись обозленные и более с этой земли не уходили. Но и застройщик, похоже, не торопился, потому как если у него легко получается со сносом жилых домов в черте Москвы, то почему бы ему не снести эти лачуги вместе с их хозяевами. Однако это время не наступало, и к такому положению вещей все привыкли.
Федул закурил, вышел из своего домика и направился к толпе. События там происходили, судя по всему, нешуточные. Либо опять кого-то судили за кражу, либо на территорию «серпентария» заползла чужая змея и теперь выясняется причина такого дерзкого проникновения. Так тоже уже было.
Но, дойдя до крайних, он услышал слово «мент» и чуть напрягся. Неужто сюда явились менты? Последний раз такое историческое событие происходило в прошлом году. Потом услышал голос самого мента и его разговор с Гейсом. Странно было все это. Такого не бывает, но пришли именно за ним, Федулом, единственным, кого сейчас толпа занимала менее всего. Услышал про цепь, про Забалуева (правильно, Забалуева он и бил по голове!) и понял, что пора уходить.
Потом началась стрельба, он видел этого придурка из «Тойоты», которого людской поток нес в конец улицы, и понял, что покою пришел конец. Сдал его, конечно, очкарик. Того задержала милиция, и он был с ней предельно откровенен.
«Странно, – подумал, ускоряясь к сугробу, Федул, – как это ему поверили. Обычно такие россказни о случайных пассажирах в райотделах не проходят. Задержали погоней бандюка, выяснили, что он не подельник, а так, подвез, и отпустили?»
Значит, не райотдел. Значит, этот артист поднапряг на поиски своих обидчиков вышестоящие инстанции.
Взобравшись на сугроб, он оглянулся и напрягся сильнее, чем тогда, перед толпой. За ним, не спуская с него глаз, бежал какой-то огромный мужик в пуховике и с торчащим из-под его воротника узлом галстука, и все движения бегущего указывали на то, что взбираться на сугроб так же долго, как это делал Федул, он не станет. Он просто заскочит на него в два приема, а когда сделает это, упрется в Федула, что ему, судя по всему, и нужно.
Федул развернулся и изо всех сил бросился к пустырю. К той его части, где побольше снега и неровней под ним земля. Он провел тут три лета и очень хорошо знает, где рытвины, где кучи металлического лома, а где самые настоящие, припорошенные снегом ямы.
Федул мчался к захламленной территории, точно зная, где она начинается и где заканчивается. Стремился бежать там, где побольше снега. В его теле около семидесяти килограммов веса, в теле преследователя – не меньше ста...
Кряжин не сразу понял, зачем рисует такие петли преследуемый им разбойник Федул по фамилии Олюнин. Пустырь – как четыре футбольных поля, сложенные квадратом. Расстояние между бегущими – пятьдесят метров. Между тем Федул выписывает какие-то кренделя, словно Кряжин идет по следу, а не глядя ему в спину!
Пьян?
Был бы пьян, уже давно бы сдался и стал спрашивать: «За что?» После получасовых погонь выглядит это всегда идиотически, но они упрямо так делают, словно именно на этот раз возмущение будет выглядеть резонно. А на вопрос – зачем тогда бежал, отвечают: «Я думал, вы бандит». Он думал, что Кряжин – бандит! Гладко выбритый, дорого пахнущий, хорошо одетый и с ясным взором Кряжин – бандит! А он, воняющий просроченной салакой, техническим спиртом, видевший в последний раз воду в майские праздники, одетый в чужую одежду и пытающийся смотреть сквозь мутные глаза – жертва его произвола.
Прозрение к советнику пришло с небольшим запозданием. Он уже готов был перепрыгнуть через выступающий сквозь снег предмет, но его вторая нога вместо толчка провалилась в какое-то углубление.
Зацепив другой этот самый предмет, Кряжин увидел его мгновенно. Тяжелая автомобильная рессора выпрямилась и, уводя его ногу в сторону, стала валить следователя на бок. Не успев даже разразиться проклятиями, он рухнул лицом в снег, и вид его при этом был смешон. Он был похож на медведя, настигающего зайца и попавшего в капкан в тот момент, когда готов был прижать жертву лапой.
Рессора, перевалившись через свою нижнюю точку, упала ему на ногу, и Кряжин почувствовал резкую боль. Она прошлась ножом не по месту падения рессоры, а выше, под коленом, и оставалось радоваться тому, что растяжение связок – это не перелом.
Радоваться... Как можно радоваться, наблюдая, что Миша-Федул даже не торопится, уходя все дальше и дальше. Еще несколько минут – и он, преодолев пустырь, скрылся за очерчивающими его сугробами.
Какой идиот мог оставить здесь рессору?!
Обратно Кряжин добирался долго. Нога совсем не сгибалась, а при малейших попытках использовать ее в привычном режиме ее от колена до ягодицы пронзала яростная боль. В снегу, сгорая от бессилия и раздражения, он перелез через сугроб, который десять минут назад почти перепрыгнул, и соскользнул на «улицу».