Главный финансист Третьего рейха. Признания старого лиса. 1923-1948

По поручению Фюрстенхайма я каждый день выходил на улицы Берлина и за пределы города и возвращался с небольшими заметками. Я ходил в общества защиты животных, пивные бары, на ежегодные собрания арендаторов и гильдий парикмахеров, представления варьете и цирка. Не всегда легко следовать журналистской музе, когда привык к несколько высокому, серьезному стилю университета. Иногда мне удавалось взять верный тон. Тогда Фюрстенхайм был доволен и хвалил меня. Чаще, однако, я готовил заметки, которые выходили за рамки стандартов газеты.

— Слишком напыщенно, — говорил Фюрстенхайм на своем берлинском диалекте. — Вам нужно учиться писать простым языком, герр Шахт.

Или:

— Кого, по-вашему, заинтересует этот вздор, герр Шахт? Неужели на танцах не случилось чего-нибудь еще?

— Председатель произнес речь, — сказал я снисходительно.

— Ну, и она была неинтересна?

— Фактически, герр Фюрстенхайм, не думаю, чтобы она могла заинтересовать кого-нибудь.

Он скосил на меня глаза, мигая, как сова при дневном свете. В его голосе появились саркастические нотки.

— Вот как! Вы не можете говорить обо всем на свете, но должны говорить о частностях, герр Шахт, или вы никогда не станете журналистом. Читателей не интересует ваше мнение, но есть то, что они любят в газете. Вот об этом вам и придется писать.

Лучшего совета мне не давали. Каждый — включая меня — ожидает увидеть в газете публикации, которые ему интересно читать.

Через несколько месяцев практики в газете редактор отдела фельетонов дал мне задание написать рецензию на одну театральную пьесу. Мне причиталось три марки «командировочных» и бесплатный билет. Так я бесплатно попал в театр, и, поскольку в студенческую пору я не пропускал ни одного спектакля, задание редактора пришлось мне по душе. В это время в театрах Берлина играли два выдающихся актера — Отто Брам и чуть позже Макс Рейнхардт. Разумеется, в Литературно-академическом союзе мы обсуждали театральную жизнь ночи напролет. Новаторское сценическое мастерство Рейнхардта вошло в историю, искусство же Брама известно лишь посвященным. Благодаря этим двум актерам Берлин выдвинулся на передовые позиции и прославился своим театром среди других городов Европы. Своим новым реалистичным стилем Берлин превзошел напыщенную манеру игры венской школы Бургтеатра.

В то время в Берлинском театре блистали такие актеры и актрисы, как Матковски, Кайнц, Агнес Сорма, театральные критики масштаба Теодора Фонтэна и Пауля Шлентера, драматурги уровня Хауптманна и Судермана.

Не менее ярко выступали представители легкого жанра в театральном искусстве. Ставились новые оперетты по образцам французских водевилей или английских музыкальных комедий. Это были постановки Пауля Линке в театре «Аполлон» и Виктора Холлендера в «Метрополе». В боковых улочках и других местах, там, где слышны берлинский диалект и идиш, играли непритязательные еврейские комедии. Демонстрировали свое искусство и юмористы типа Бендикса, короля клоунов, и знаменитого Томаса, чьи каламбуры вызывали массовый восторг горожан, вышедших развлечься. Весь день Берлин хохотал над этими шутками — на следующий день его потчевали свежей порцией юмора. И весь город напевал мелодии Линке и Холлендера.

Многое из того, что я узнал, будучи неоплачиваемым помощником в Берлине, позднее весьма пригодилось мне.

Разумеется, я жаждал, чтобы мой материал поместили когда-нибудь на первой странице газеты. Истинный журналист упорно и неотступно гоняется за тем, что американцы называют сегодня сенсацией. Мне выпал шанс найти ее, когда я почти закончил свою практику.

К этому времени я уже понял, что моя работа сводится в первую очередь к тому, что французы называют мизансценой, — к постановке. Журналист может «осуществить постановку сцены» любого события таким образом, чтобы создать атмосферу сенсационности.

Одна конкурирующая газета опубликовала короткую заметку о трагическом случае на государственном заводе в Шпандау. Фюрстенхайм ознакомился с ней и отправил помощника Шахта в Шпандау написать авторский материал для газеты. Я приехал туда поездом, просадил свои «командировочные» на первоклассный обед в ресторане по соседству с заводом, а затем приступил к сбору данных. Он прошел весьма успешно. У меня не возникло трудностей в получении полной информации. Потом я снова сел на поезд и вернулся в Берлин.

В редакции было тихо. Редакторы отправились домой, наборщики занимались набором шрифта для первой страницы газеты. Я воспользовался шансом. В этот раз я был умнее, чем тогда, когда принес первую заметку о Видендаммском мосте. Я сел за стол, сказал верстальщику оставить место на первой странице и начал писать. Время от времени приходил работник типографии, брал у меня законченную страницу и спешил с ней в наборную комнату. К моменту окончания работы я понял, что написал великолепную заметку.

На следующее утро, когда берлинцы открыли Kleines Journal, то первое, что им попалось на глаза, был крупный заголовок на первой странице:

УЖАСНОЕ ПРОИСШЕСТВИЕ В ШПАНДАУ!