Главный хирург Н. Н. Бурденко

У этого литератора были все основания для такого вывода. Он наблюдал за Бурденко в операционной и перевязочной, слушал его выступления на врачебной конференции в клинике и на совещании ученых в Наркомздраве, видел его на консультации в Главном военном госпитале и за столом в рабочем кабинете Института нейрохирургии. Он знал также, как много и напряженно работал Николай Нилович дома.

И как же удивился литератор, встретив однажды Бурденко в театре! Николай Нилович и его супруга как старые знакомые беседовали с группой актеров.

От изумления автор очерка забыл даже поздороваться с Бурденко.

—      Вы — и вдруг в театре? — спросил он, подойдя к Николаю Ниловичу.

—      Что-нибудь случилось? — тотчас встревожился Бурденко.

—      Нет, нет, ничего не произошло. Просто странно видеть вас здесь.

—      Вот вы о чем... — Николай Нилович добродушно улыбнулся, а потом уже серьезно сказал: — Наука и искусство — это родные сестры. Я считаю, что они взаимно обогащают друг друга.

—      Николай Нилович — наш старый коллега, — шутливо вмешался в разговор один из актеров, — помнится, он рассказывал, что еще в духовной семинарии выступал в Любительских спектаклях.

—      Да, — снова улыбнулся Бурденко. — Я играл Осипа в «Ревизоре», Митрофанушку в «Недоросле» и роли еще каких-то комических резонеров в водевилях. Правда, дальше любительских спектаклей я не пошел, но театр очень люблю.

Увлечение искусством сопровождало всю жизнь великого хирурга. Он хорошо знал литературу, глубоко разбирался в живописи, в музыке.

Как-то осенью 1935 г. редакция газеты «Советское искусство» заинтересовалась его мнением о классической музыке. И Николай Нилович охотно откликнулся. Вот отрывок из его статьи: «Оперы одного из замечательных композиторов XIX века Беллини... всегда оказывают на меня... облагораживающее, возвышающее действие. Я как будто внутренне очищаюсь, и все внутренние движения во мне становятся ясней и целеустремленней... Прослушав иногда какой-нибудь отрывок Беллини или исполнение какого-нибудь произведения Бетховена — все равно, симфонии или сонаты, — я... с необычайной внутренней ясностью и сосредоточенностью иду делать очередную операцию».

Бурденко очень любил драму, балет, оперу.

«...Многое из того, что я видел в нашем оперном и драматическом театре, заставляет меня чувствовать и переживать значительно интенсивнее, чем в годы моей молодости, — писал Бурденко в статье, опубликованной в журнале «Театр». — В опере меня всегда захватывает стремление к реалистическому изображению человека и эпохи, новая, неизвестная до Великой пролетарской революции техника движений, танца, постановка массовых сцен; в драме — необычайная страстность и решительность в подходе к глубочайшим человеческим проблемам интимного или социального, личного или исторического характера».

Новые постановки «Руслана и Людмилы» и «Спящей красавицы» в Большом театре пленили Николая Ниловича свободой, грацией и простотой. Он говорил, что на всю жизнь запомнил спектакль «Егор Булычев» и игру великолепного мастера сцены Б. В. Щукина в театре имени Вахтангова. Выдающийся хирург высоко оценил исполнение В. Г. Добронравовым роли Платона Кречета и талант А. А. Остужева, создавшего ряд бессмертных образов на сцене Малого театра. С глубоким уважением он говорил о вдохновенном и нелегком труде актеров. «Люди славной профессии», — называл он их,

Была у Николая Ниловича и еще одна страсть. Он до самозабвения любил и хорошо знал родную природу. Величавая строгость сибирских просторов, нежная грусть перелесков родной Пензенщины, суровая красота Прибалтики, мягкая лирика березовых рощ Подмосковья — все было близко его сердцу. «Во многих я бывал странах, многое видел, но всегда оставался в убеждении, что нет краше и величественнее моего края!»—писал Николай Нилович.

Еще подростком он любил гулять в лесу, забираясь порой в самую глухомань, слушать пение птиц, наслаждаться чудесным покоем, дышать полной грудью. Люди, работавшие с Бурденко в Нижнеудинске, вспоминали, что его любимым отдыхом было бродить по тайге. Будучи в Москве, Николай Нилович редкие свободные выходные дни проводил на даче, в лесу; как вспоминают его близкие, он восхищался упоительной красотой окружающей природы и откровенно завидовал своему брату Ивану Ниловичу, который работал лесником в Пензенской области.

Внешне несколько суховатый, строгий, Николай Нилович обладал чутким и добрым сердцем. Все, кто знал его близко, помнят, насколько велика была его любовь к людям, особенно к детям. Да и ребята очень любили его. «Самые капризные дети, — вспоминал профессор В. В. Лебеденко, — которые начинают оглашать криком всю клинику, лишь только завидят белый халат, — эти дети улыбались, когда к ним подходил Николай Нилович... Люди, которые мало знали Николая Ниловича, не могли понять, чем он так располагал к себе детей». О своей внучке Танечке, которую он боготворил, он рассказывал даже студентам на занятиях.