Главный приз (СИ)

— Но я ваш наниматель. Ваша работа — обеспечивать и мою личную безопасность.

— Вам угрожает опасность? — женщина оглядела его с головы до ног. Он почувствовал себя куском мяса на витрине супермаркета. Та, веснушчатая, никогда так не смотрела.

— Конкуренция на рынке сильна как никогда, — сказал он, с трудом удерживаясь от желания спрятать руки под стол. Мучительно зачесалось под лопаткой. Господин Фрезер улыбнулся в наглые голубые глаза этой рыжей бабы, сгорая от желания почесаться. Он почему-то был уверен, что она прекрасно видит его мучения.

— Наши конкуренты не брезгуют грязными методами. Моя жизнь, как главы корпорации, постоянно подвергается опасности.

— Ваши методы тоже далеки от совершенства, господин директор. Вы приглашали одну из нас на свидание, хотя это запрещено Договором.

— Это не повторится, — быстро ответил Фрезер. — Так я могу на вас рассчитывать?

Она поднялась со стула:

— Мы подумаем.

Повернулась к нему спиной, и господин Фрезер, уловив момент, с невыразимым наслаждением почесал под лопаткой. Когда он поднял глаза, рыжей в кабинете уже не было.

— Мы подумаем, — повторил он, скаля зубы в пространство. Это была победа. Крохотная, но всё же победа. Никогда раньше они не позволяли отступить от своего чёртового договора. Господин Фрезер был матёрый бюрократ, но такого буквоедства ещё не встречал.

— А вы, господин министр, хотите, чтобы я добился результата, — проворчал директор, отвалившись на спинку кожаного кресла и отдуваясь. — Попробуйте сами. А я посмотрю.

В разговоре с Фрезером этим утром господин министр был очень груб. Напоследок он даже гаркнул, так, что у Фрезера заложило уши: «Результаты, мусью директор, результаты! Вам дали всё, что нужно. Так работайте, вашу мать!» Генеральный директор сжал зубы. Ни один из тех, кто позволял так говорить с ним, уже никогда ничего не подобного скажет. Не посмеет.

Разговор с министром Этот разговор на поле для гольфа только прибавил ему раздражения, а не бодрости, как рассчитывал этот узколобый чиновник. Если бы тот знал, что знает Максимилиан Фрезер, то поостерёгся бы его подгонять.

Господин Фрезер прикрыл лицо руками. Он видел кадры старинной хроники. Прецеденты уже были. Он не хочет лезть грудью на баррикады, что бы ни толковали нетерпеливые карьеристы. Он не хочет иметь с этим ничего общего. Кадры секретной киносъемки, показанные на маленьком экране. Ему не хотелось это смотреть, но он вглядывался с жадным любопытством, пытаясь разобрать мельчайшие детали на мутном изображении.

Воспоминания очевидцев, которые никогда не предавались гласности. Секретные документы с прямоугольным грифом на полях. Отчёты специалистов. Факты. Только факты. Мнение человека, которого не принято фотографировать для прессы. Парадоксальные суждения учёных, которых попросили пофантазировать, и ничего больше.

И совсем уже засекреченный документ, который ему дали лишь подержать в руках. Текст, напечатанный на плотной бумаге, стоял перед глазами. Он помнил даже краешки букв, вдавившиеся в сохранивший белый цвет листок. «В целях изучения феномена, ранее неизвестного… Объект, подлежащий наблюдению, выведен на заранее предусмотренную позицию… Принятые меры безопасности соответствуют… Начало операции — ровно в… Сигнал подаётся с пульта»

Он усмехнулся, покачал головой, не отрывая ладоней от лица. Ох, не так надо было, не так.

…Мерное лопотание вертолёта, описывающего круги над местностью, сверху похожей на зелёный ковёр с извилистыми полосками игрушечных рек. По полоскам воды пробегает рябь, и отблеск солнца слепит глаза. Внизу, в центре этого невидимого круга, из земли торчат бетонные прямоугольники зданий и возвышается освещённая солнцем полосатая труба. Немного подальше ещё одна, толстая, решётчатая, странных очертаний.

— Сокол, Сокол, я Крот, как слышно? — человек в вертолёте отвечает, и вертолёт выходит на другой круг.

Оператор за пультом, в круглом белом зале, он смотрит в выпуклый экран, глаз его дёргается, он прижимает веко пальцем. Нагибается и надсадно сипит в микрофон:

— Петрович, готовность. Не спи, мать твою.

Из динамика доносится ответ, он слушает, не отрываясь от стенда с экраном:

— Не дрейфь, всё в ажуре. Объект на подходе.

Проходит томительно время, лишь громко тикают часы.

— Объект на месте.

— Начинайте.

Зашуршало, загудело, запищало, оператор привстал со стульчика, просипел в микрофон:

— Петрович, ну как там?

— Да никак, — отозвался хрипло динамик, — всё по схеме.

Звуки в круглом, обшитом белыми панелями зале, забитом приборами, вдруг неуловимо меняются. Трещит в динамике голос Петровича:

— Ну давай, так твою! Пошло дело.

И хриплый голос оператора:

— Показатели далеки от расчётных.

Снова, уже громче:

— Слышишь, у меня зашкаливает. Должно падать, а оно вверх лезет, как черт… Петрович, давай сигнал! Глушить надо эту хрень к ядрёне матрёне!

Вместо голоса Петровича слышен лишь пронзительный свист и неясный глухой гул.

В вертолёте, совершающем очередной круг, один человек сказал другому:

-Диспетчер докладывает о превышении норм. Это нормально?