Главный противник

Для ликвидации режима Кастро правительство Эйзенхауэра пошло, по традиционному пути. В 1959 году оно инспирировало несколько контрреволюционных заговоров, включая мятеж У. Матоса в провинции Камагуэй. Параллельно, используя почти полную экономическую зависимость Кубы от США, американцы начали оказывать мощнейший нажим в экономической области: сначала были сокращены, а затем и полностью прекращены закупки сахара – основного продукта кубинского экспорта, и прекращены поставки на остров нефти и нефтепродуктов. Однако этот разносторонний нажим не оказал желаемого воздействия на кубинское правительство по очень простой причине: оно знало, где искать помощь. По мере возрастания американского давления Гавана все больше и больше поворачивалась лицом к Москве. Быстро оценив все потенциальные выгоды, СССР начал закупать у Гаваны сахар и поставлять ей нефть и оружие. Благо нефти и вооружения у нас много… правда, сахару тоже много, но ради такого союзника можно и поменьше свеклы сажать.

Решить кубинскую проблему Эйзенхауэр не успел и передал ее в наследство сменившему его в Белом доме Д. Кеннеди. Новый президент, видя, что предпринятые меры не обуздали неукротимого Фиделя, пошел дальше. В начале 1961 года США разорвали дипломатические отношения с Кубой и объявили ей экономическую блокаду. В апреле того же года ЦРУ организовало и финансировало вторжение кубинских контрреволюционеров на Плайя-Хирон, закончившееся, правда, грандиозным провалом. Стремясь любой ценой локализовать опаснейший для себя революционный очаг, США в феврале 1962 года добились исключения Кубы из Организации американских государств. Кубинское руководство, полагая, что американцы готовятся к прямой интервенции, попросило о помощи Советский Союз. Хрущев не медля приказал отправить на остров советские ракеты среднего радиуса действия с ядерными боеголовками, бомбардировщики и несколько десятков тысяч солдат – может быть, он и стучал ботинком по трибуне ООН, но он был далеко не трус. Операция по размещению советского оружия на Кубе была проведена в обстановке строжайшей секретности, и на первых порах Америка ничего не знала.

Когда же наконец разведка обнаружила на острове советские ракеты и доложила об этом президенту, разразился знаменитый Карибский кризис. Тот самый, который ближе, чем все остальные международные конфликты, подвел обе сверхдержавы к третьей мировой войне. После Второй мировой войны американцы постоянно и неуклонно окружали Советский Союз базами с нацеленным на него ядерным оружием. Теперь же, узнав, что в ответ в 80 километрах от их берегов установлены советские ядерные ракеты, испытали сильнейшее потрясение. Страх и ярость овладели Америкой, но ярости пока что было больше, чем страха. 22 октября 1962 года президент США установил военно-морскую блокаду Кубы, задействовав свыше 180 кораблей различных классов, авиационные части, а для вторжения на остров была стянута 100-тысячная армия.

Американским кораблям было предписано осматривать все советские суда, идущие на Кубу. Москва объявила это «беспрецедентными и агрессивными действиями», ведущими к войне. Достоинство великой державы не позволяло нам разрешить американцам контролировать наши отношения с третьей страной и досматривать наши корабли в нейтральных водах. В Атлантике появились советские подводные лодки. Американские военные, верные привычке размахивать оружием, призывали президента нанести удар по Кубе, уничтожить советские ракеты и захватить остров. Кеннеди медлил, понимая, что в ответ последует советский удар по американской территории, на которой сто лет не рвались снаряды. Строить планы ядерного удара было легко, вот ударить по-настоящему…

А Америкой тем временем овладевал страх. В стране раскручивалась беспрецедентная пропагандистская истерия. Обывателю, и без того до смерти перепуганному внезапным появлением советских ракет у него под боком, усиленно внушалась мысль о смертельно опасном советском превосходстве. О масштабах лжи красноречиво свидетельствует заявление сенатора Фулбрайта (правда, сделанное им гораздо позднее). «Президент Кеннеди утверждал, что существует ракетное отставание. И действительно, такое отставание было, но в обратном порядке. У нас имелось около тысячи единиц такого оружия, а они (Советы. – Авт.) располагали примерно восьмьюдесятью, тогда как он сделал все возможное, чтобы страна поверила, что у нас 80 единиц, а у них (у Советского Союза. – Авт.) – тысяча. Это совсем не было так, но общественность поверила, что мы отстаем».[132]