В первом письме неизвестный русский не назвал своего имени, но указал, что занимает важный пост в американском отделе Второго главного управления КГБ, занимавшегося контрразведывательной работой по американцам в Москве. Он был помощником руководителя американского отдела и лично отвечал за разработку резидента ЦРУ в Москве. Таким образом, он был куратором Джека Даунинга и знал о нем все, что было известно КГБ: работа, поездки, семья. Самое интересное, он знал, когда за Даунингом велось наружное наблюдение и какие другие оперативные средства КГБ использовал в слежке за ним.
Неизвестный отмечал, что, поскольку ведет разработку Даунинга, он точно знает, когда с ним можно безопасно контактировать. Он писал, что Даунинг не должен пытаться сам установить с ним контакт или заранее назначать встречи. Вместо этого дал Даунингу короткий список московских ресторанов, которые тот должен посещать вечером по пятницам. Приехав в ресторан, он должен был оставить свою машину на стоянке незапертой и спокойно ужинать или смотреть фильм. Неизвестный будет оставлять свое сообщение в машине Даунинга прямо под носом у службы наружного наблюдения. Это было возможно из-за одной пикантной привычки советской службы наружного наблюдения. КГБ знал, что по пятницам американцы получали почту из США. Это открывало возможность эпизодического просмотра почты с целью получения какой-то информации о дипломатах, которая могла бы указывать на их уязвимость. Таким образом, вечером в пятницу русский легко мог объяснить сопровождавшим его работникам бригады наружного наблюдения, что он проникает в машину Даунинга с целью поиска почты в его портфеле.
Если Даунинг сам хотел передать какое-то сообщение своему анонимному помощнику, тот мог оставить его в специально помеченном конверте. Таким образом, небрежно оставленный Даунингом в своей машине портфель будет служить почтовым ящиком для этого тайного канала связи. Русский также писал, что может и впредь иногда встречаться с Даунингом в «Красной стреле» — он всегда будет заранее знать, когда тот снова захочет совершить поездку в Ленинград.
Для Даунинга трудно было придумать более подходящее время для появления этого инициативника. Со времени возвращения Даунинга в Москву в ноябре прошлого года его все больше тревожило и угнетало состояние оперативной работы ЦРУ в Москве. Потери 1985 года лишили резидентуру всех источников на территории Советского Союза. Война взаимных выдворений, разгоревшаяся в связи с делом Николаса Данилофф, еще больше сократила оперативные возможности. Она на несколько месяцев задержала приезд Даунинга, в то время как Москва выдворяла опытных разведчиков по принципу «око за око». К этому добавились принятые Горбачёвым меры по отзыву советского административного и технического персонала посольства США, которые практически парализовали деятельность посольства. Работа посольств США в Москве и других городах мира вообще в гораздо большей степени зависела от местного персонала, чем работа соответствующих советских посольств.
Вскрывшееся в декабре дело Клейтона Лоунтри явилось еще одним потрясением для ЦРУ. Управление опасалось, что морской пехотинец мог дать КГБ доступ в помещение резидентуры ЦРУ. Поначалу контрразведчики ЦРУ считали, что сам Лоунтри не мог причинить большого ущерба. Однако в марте, когда Даунинг встречался с Клэйром Джорджем во Франкфурте, ЦРУ установило, что еще один морской пехотинец — Арнольд Брэйси — тоже мог помогать КГБ. Если Лоунтри и Брэйси действовали по сговору с КГБ вместе, то они могли дать КГБ доступ к «фамильным драгоценностям» советского отдела ЦРУ.
В этих условиях было неудивительно, что работники московской резидентуры ЦРУ, переживавшие такой затяжной период неудач, начинали сомневаться в себе и своих методах. В лучшие времена середины 70 — начала 80-х годов операции московской резидентуры ЦРУ были окружены определенным ореолом, а сами работники ходили с важным видом людей, уверенных в том, что они являются лучшими из лучших. У них были основания гордиться собой: в Москве велась работа с самой ценной агентурой, которой когда-либо располагало ЦРУ за всю свою историю.
Теперь все, что было создано в конце 70 — начале 80-х годов, потеряно, а с этим утрачено и чувство уверенности разведчиков московской резидентуры. Мюрат Натырбов уехал из Москвы летом 1986 года как раз в то время, когда КГБ арестовывал последних агентов ЦРУ. Гербер хотел заменить его. Однако в последующие пять месяцев Даунингу пришлось выжидать наступления перемирия в войне выдворений, а московская резидентура оставалась без руководителя. Отсутствие четкого руководства также отрицательно сказалось на результатах. После такого большого количества арестов и провалов работники резидентуры начинали видеть призраки и шарахаться от своих собственных теней.