Главный свидетель

– Сомневаюсь, что ты знаешь, где она спрятала мой пистолет а? Она слишком умна, чтобы просто так взять и выкинуть его, но черт меня возьми…. то есть, пардон, я очень постараюсь найти пушку. Я переверну весь этот домишко вверх ногами.

Он быстро доковылял до шоссе, где остановился перевести дыхание. Пот градом котился со лба и пощипывал глаза. Вытереться рукавом оказалось не так-то просто, поскольку, чтобы манипулировать костылями требовались обе руки. Он предвидел, что это предприятие станет испытанием его физической выносливости, но в данном случае тяготы увеличивались, поскольку приходилось брать в расчет дополнительные пятнадцать фунтов веса Кевина.

Джон направился к дому, который облюбовал в тот самый день, когда ездил с Кендал в город.

– Честно говоря, твоя мама уж слишком хитроумна, – произнес он, отдуваясь. – Ей следовало бы вернугь мне пистолет. Я лучше знаю, как обращаться с этой штуковиной, если нужда заставит.

Он говорил и говорил, чтобы отогнать дурные мысли. В глубине души он понимал, что успех его предприятия весьма сомнителен. По большому счету ему не следовало соваться в подобную авантюру, принимая во внимание свое не слишком хорошее самочувствие и сильнейшую одышку.

Тем не менее он двинулся по дороге, стараясь использовать малейшее укрытие типа тени, чтобы спастись от палящего зноя, но это мало помогло.

Времени оставалось в обрез. Джону необходимо вернуться домой прежде, чем приедет Кендал. В тот день, когда она возила его в город, Джон засек время, пытаясь определить путь, и выяснил, что расстояние в одну сторону приблизительно двенадцать миль. Таким образом, принимая во внимание извилистую дорогу и всевозможные задержки, Кендал, вероятнее всего, не могла появиться раньше чем через полчаса и именно полчаса Джон отвел себе, чтобы попытаться вызвать подмогу.

Однако продвигался Джон медленно – сказывалось болезненное состояние. Если ему повезет, мимо проедет машина и подбросит его до ближайшего телефона.

Всего на всего и нужно-то шестьдесят секунд телефонного времени.

Он глянул на часы. Прошло семь минут с того момента, как Кендал уехала. Спина и руки уже ныли, все тело ломило с непривычки, но Джон продолжал себя погонять.

Наконец, он преодолел подъем, и усилия его были награждены – на расстоянии около четверти мили Джон увидел дом, который искал, – определить дистанцию с большей точностью мешала волна горячего воздуха от раскаленного асфальта, исказившая окружающий ландшафт.

– Если очень постараться, то, пожалуй, можно доковылять до дома за четыре минуты, – бросил он Кевину – Ну, хорошо, положим, за пять. В любом случае я, наверное, смахиваю на сумасшедшего, беседуя с несмышленышем. Может, я все еще нахожусь в состоянии комы и мне просто-напросто, снится какой-то дурацкий сон. Ага, вот оно! Все вокруг и ты тоже всего лишь сон. Ты…

Неожиданно Джон расхохотался.

– Никак ты на меня писаешь, а малыш? – Горячий ручеек заструился у него по груди. – Да, это, и в самом деле единственный способ убедить меня, что ты реален и вовсе мне не снишься.

Монолог Джона отвлекал его от целой кучи неприятностей: оттого, что у него ломит спину и руки, оттого, что казалось, все вокруг плавится и до желанной цели еще идти и идти. Он возблагодарил небо, ступив на дорожку, ведущую к крыльцу. Этот страдный путь в буквальном смысле едва не доконал его, и, очутившись на пороге дома, Джон чуть не свалился без чувств.

Ухватившись рукой за перильце и крикнув: „Есть здесь кто-нибудь?“ – он и сам удивился хриплому клекоту, вырвавшемуся из пересохшего горла. Пришлось несколько раз глубоко вздохнуть и накопить во рту слюны. Затем снова попытаться докричаться до обитателей.

– Есть здесь кто-нибудь?

Кевин неожиданно заплакал.

– Ш-ш-ш. Я вовсе не на тебя, – зашикал Джон и похлопал мальчика по попке. Кевин замолчал, видимо, настроение малыша изменилось – уголки рта скорбно заглянули вниз, а в глазах все еще стояли слезы.

– Знаю, знаю, как ты себя чувствуешь. Я и сам о таком состоянии, что тоже расплакаться впору.

Теперь, когда ему представилась возможность взглянуть на дом поближе, стало ясно, что он пуст вот уже долгое время. Цветы; высаженные когда-то у крыльца, завяли и высохли, обратившись в ломкие коричневые стебли. Шторы на окнах задернуты, а пауки давно уже раскинули свои сети по углам дверного проема.

И что теперь? Он просто обливался потом. Неизвестно еще, как он теперь доберется назад, при этом надо ухитриться не упасть в обморок от теплового удара. А что станется с бедным ребенком? Господи, если уж так плохо ему, взрослому мужчине, то что говорить о малыше в аналогичной ситуации? Он вспомнил, что у детей температура тела выше, чем у взрослых. Он потрогал ладонью лоб Кевина – кожа оказалась сухой и горячей, создалось впечатление, что у малыша сильнейший жар.

Удрученный печальными открытиями, Джон сунул костыль под мышку и, тяжело опираясь, поднялся. Взяв один из терракотовых цветочных горшков, он с его помощью разбил стекло над входной дверью, сунул руку внутрь и открыл замок.