Главред: назад в СССР 4 (СИ)

Толстяк тем временем залез в шкаф, достал оттуда необъятное пальто, закутался в него, напялил на голову пышную меховую шапку, мгновенно став похожим на полярника. Движения у него при этом были суетливые, он явно что-то заподозрил. Но думает, наверное, что дело в чем-то другом.

На лифте мы съехали молча, вышли в темный дворик за зданием редакции, где пару дней назад, оказывается, установили железный ларек для пункта народной дружины. Он пока пустовал, освещаемый потускневшим фонарем, и смотрелся как чуждый элемент среди устоявшегося порядка.

— Будешь все-таки? — Бродов протянул раскрытую пачку «Родопи», но я отказался.

— Так постою.

Арсений Степанович прикурил, нервным движением погасив одну спичку и достав следующую. Получилось у него только с третьей.

— Мне все известно, — нанес я удар. — Он тебя выдал. Все рассказал.

— Как? — от неожиданности Бродов выронил изо рта сигарету.

— Вот так, — я развел руками, испытывая в душе разочарование. До последнего ведь надеялся, что ошибаюсь, что такого не может быть. — Ему ведь сидеть теперь лет пятнадцать как минимум. Вот и сдает всех, чтобы максимально скостить срок.

— Погоди, Жень, а о чем ты? — Арсений Степанович опомнился и теперь пытался сделать хорошую мину при плохой игре.

— Я о том, что ты Никите угрожал, — я пошел ва-банк. — Что его девушку изуродуют, если он не бросит дымовую шашку…

— Нет! — Бродов сорвался на писк и закашлялся. — Я только рассказал, сам ничего не делал!

Капкан захлопнулся. А внутри у меня будто нагадили.

* * *

Мы сидели в моем кабинете. Я, мрачный как туча. И обильно потеющий Бродов, скукожившийся и мечтающий провалиться сквозь пол. Ведь так все хорошо начиналось… Помог мне, поддержал, получил заслуженное направление в будущую свободную редакцию. А теперь все пошло под откос.

— Кому рассказал? — я, наконец, прекратил пытку молчанием.

— Женя, прошу, не губи, — голос толстяка дрогнул. — Я не думал, что все настолько зайдет… Он ведь молодой, глупый, из-за него меня за расклейкой поймали.

— Так, стоп! — я даже головой потряс и помассировал виски. — Кого поймали? За какой расклейкой?

Вся стройная картина, выстроенная у меня в голове, рассыпалась как карточный домик.

— Сын мой, Васька, — руки Арсения Степановича затряслись. — Дурачок, по моим стопам решил пойти. Только с системой бороться, а не прислуживаться, как он говорил. Ничего ты, мол, папа, не понимаешь, и весь ваш совок скоро сгинет… Он же в Калинине у меня учился, а там людей с разными взглядами, сам понимаешь. В Москву нацелился, да не взяли. А с тобой, говорит, не хочу работать. Еще, мол, в Москву попробуюсь.

— И… что? — я все еще не понимал, хотя понемногу паззл вновь начал складываться.

Я вспомнил, как на прошедшей планерке мой зам вдруг сослался на кого-то, кто говорил, что «может быть по-другому». Получается, это его сын? Инакомыслящий в семье журналиста районки?

— Он создал эту «Молнию», — продолжал причитать Бродов. — Практиковался. Мы сначала с ним разругались вдрызг. А тут ведь совпало, что «Правдоруб» появился, и он загорелся. Вот, говорит, папа, нормальные люди газету делают для таких же нормальных. Рвался, чтобы его туда взяли…

— А ты? — я пристально посмотрел на него.

— Уберечь его хотел, дурака, — толстяк отвернулся. — Листок-то его я клеил… С утра пораньше, чтобы никто не видел.

— Поэтому он так неожиданно появлялся, — понимающе кивнул я. — И кто же тебя поймал за расклейкой?

Бродов замолчал. Было видно, что он боролся с собой. А потом, спустя томительные минуты, выдавил.

— Хватов. Богдан Серафимович.

Вот я и узнал следующее имя. Наверно, случайно… С другой стороны, тот же Хватов взял Бродова, поставив на ту же слабость. И сегодня я фактически прошел по его следам.

— Рассказывай дальше, — я вытащил из пальцев Бродова сигарету, которую он не выпускал еще со двора, и бросил в урну.

* * *

Все оказалось настолько просто, насколько ужасно. Хватов и Бродов были давно знакомы — Богдан Серафимович же возглавлял «Андроповские известия» и воспользовался старыми знакомыми, чтобы собрать информацию на новых сотрудников… Стоп! Я неожиданно осознал, что сам Хватов сейчас тоже в больнице. И непонятно, это Синягин случайно дал так невовремя задание Никите или старик решил уловить момент, чтобы состряпать стопроцентное алиби?

— Он меня убеждал, что надо потерпеть, — рассказывал Арсений Степанович. — Что скоро многое станет можно… Но до этого Васька может запросто получить уголовку. А если мы поможем, то он и сына отмажет, и меня не забудет.

— А подождать чего? — глухо спросил я.

— Твоих предсказаний, — усмехнулся Бродов. — Точнее момента, когда они сбудутся. Ты ведь про гласность всегда говорил, еще в Калинин ездил, чтобы Зойку продвинуть и новую газету открыть.

— И дальше?

— Богдан говорил, что ты очень умный парень. Что правильно рассчитал будущее информационного поля в стране. Когда газеты станут свободными, а потом еще перейдут полностью на хозрасчет… Очередной НЭП. И на газетах можно будет зарабатывать. Пока еще нет, но…