Главы Апокалипсиса. Начало

— Не торопись жить, сынок, – дед одним ударом отсек голову раненому, затем повернулся ко мне и ласково добавил: – Вытащи‑ка женщину из костра, мы ж не людоеды какие.

Вспышки сознания. Они происходят всегда, когда убиваешь.

Я вытаскиваю из костра за ноги изувеченное тело женщины. Дед переворачивает и обыскивает обезглавленный труп Малхаза. Я, упершись ногой о голову, двумя руками вытаскиваю из нее прут, отдаю деду. Четыре трупа лежат в ряд. Мы с дедом копаем яму. Танька что‑то шепчет, сидя на коленях перед мертвецами. Гулко ломается лед…

Ценой четырех чужих жизней мы получили два рюкзака, несколько довольно неплохих ножей, пару зажигалок, котелок и две фляги, с десяток патронов к АК, теплую одежду. Остальное, предварительно осмотрев, похоронили вместе с телами.

Тихо потрескивает небольшой уютный костерок. Я начинаю клевать носом. На мгновение мне кажется, что я – это не я, вернее, я, но не в себе, не в своем теле, а вижу наш лагерь со стороны, чужими глазами. Вижу себя, деда, Таньку. Мне страшно, я прячусь, неслышно отползая в темноту.

Я мотаю головой, отгоняя видение, пытаясь прийти в себя.

— Держи, – дед передает мне кружку чая.

— Гости, да не те… – дед задумчиво смотрит куда‑то вдаль. – Подождем еще денек.

— Деда, ты ведь все знал, как и что будет? Как ты это делаешь? Научи, – Танька смотрела на деда широко раскрытыми глазами.

— Внученька, не торопись жить…

Дальше пили чай в полном безмолвии, лишь дед изредка показывал, где упадет следующая звезда.

Глава 25

…Я сижу на земле, покрытой ярким ковром изумительно красивых разноцветных листьев. Я только что съел бутерброд: два куска батона, масло, сыр. Американская пластиковая фляга с водой стоит рядом. Вода холодная и приятная на вкус. Хорошо, что не взяли отечественную алюминиевую – вода отдавала бы невесть чем. Вокруг шумит лес: потрескивают о чем‑то своем деревья, поют птицы, легкий ветерок срывает с губ и уносит идущий изо рта пар. Прохладно. Градусов семь–восемь. Сегодня мы прошли большой путь, километров десять, и еще предстоит возвращаться.

Мысли мои растворились в окружающей красоте, тело покачивается в такт с дыханием, глаза смотрят куда‑то в бесконечную даль. Весь мир стал мною. Мне нравится это состояние.

Первый день отпуска. Мы с братом на полигоне за Минском собираем грибы. Начало октября. Как все резко меняется, когда хоть немного отойдешь от города, его черной суеты и зла. Город как вампир – медленно терзает свои жертвы, наслаждаясь их агонией…

Я открыл глаза и выдохнул. Опять сон, опять мозг пытается зашвырнуть меня в прошлое. Ощущение тревоги после сна не предвещало ничего хорошего.

— Куда ночь, туда и сон, – прошептал я, отменяя все возможные негативные последствия сна, запрещая ему сбыться.

— Ты и это ведаешь? – больше сам себе, нежели мне, сказал старик и, немного помолчав, добавил с усмешкой: – Пару часов всего‑то дремал. Небось, спина болит – на бревне‑то спать?

Тут только я понял, что заснул на том же бревне, на котором еще недавно лежал, глядя на звезды.

— Сморило, деда. А спина – нет, не болит. Удобно было, мягко. Немного замерз, правда…

— Ну–у-у, раз замерз, иди дровами займись. Туман сильный будет, нам огонь нужон.

Старик начал копошиться в рюкзаке, всем своим видом давая понять, что разговор окончен.

За час я заготовил достаточно дров, чтобы переждать любой туман. Так мне, по крайней мере, казалось. Я ошибся – любой, но не этот.

Даже густой белый дым, идущий от костра, когда накроешь его свежими ветками с пышными зелеными листьями, нельзя сравнить с тем, что появилось из леса. Деревья растворились в непонятной клубящейся однородной массе. Свет костра освещал черную тучу – она дышала и двигалась. Ветер отрывал от нее куски, но не мог разогнать. Такое я видел впервые, но чем дольше смотрел на это, тем отчетливей понимал – эта туча живая.

Ощущение тревоги усилилось.

Туман показался из леса примерно за час до рассвета. Не спеша, будто смакуя, он поглотил нашу стоянку, а вместе с ней и нас.

С наступлением утра едва ли стало светлее. Я видел только костер. Деда и Таньку по другую сторону огня уже не видел, лишь слышал их голоса: они, как всегда, перешептывались.

С молоком тумана пришли звуки. Казалось, будто рядом с нами кто‑то ходит. Вот треснула ветка – в костре, а может, и нет…

— Страшно, внучок? – голос деда выплыл из ниоткуда.

— Есть немного, – я поежился.

— Так ты бойся! – и голос деда сорвался на леденящий душу смех.

— Дед, ты что? – я напрягся, неосознанно приготовился к прыжку.

Порыв ветра сбил пламя с костра. На мгновение туча сожрала огонь. Вокруг замелькали непонятные тени, не похожие на человеческие. Вот тут мне стало по–настоящему страшно. Еще больший ужас я испытал, когда мой рот беззвучно закрыла чья‑то ладонь, удержав от крика, готового вырваться наружу. Выплеск адреналина не заставил себя ждать. Ведро или два, никак не меньше. В висках застучали отбойные молотки. Время остановилось.

Я едва успел повернуться, как огонь снова вспыхнул. Передо мной стоял дед, его просто трясло от смеха.